Никогда отсюда не уеду! И уж точно не подамся на север, как Эффи Рейес, которая на прошлой неделе уволилась из «Сороки» и отправилась со своим парнем куда-то в Вайоминг на конное ранчо. Впрочем, в отличие от нее, я и не влюблена. Со мной уже давненько такого не случалось… А в прошлый раз я, даже по уши влюбленная, все равно за своим возлюбленным не уехала. Просто не смогла.

С этим городом, с морем меня связывали невидимые путы. Стоило мне какое-то время не появляться на побережье, и из жизни пропадало волшебство – а это было все равно что снова потерять маму. Ведь именно она передала мне волшебный дар в день своего исчезновения. И пока он у меня оставался, не угасала и надежда.

Я привычно покосилась на Уголок Диковинок. Находился он в дальнем конце обеденного зала – прибитые в углу полки из коряг общей конструкцией напоминали массивный дуб. Именно там я расставляла найденные вещицы; там они и оставались терпеливо ждать предназначенного им судьбой хозяина. На верхушке сидела выструганная из темного дерева сорока с маленькой розовой заколкой на голове; она с безмятежной гордостью взирала на свою коллекцию.

Солнце, выглянув через прореху в облаках, осветило зал. Я обернулась к панорамному окну и обнаружила, что Эстрель по-прежнему смотрит на меня. Сверлит взглядом сквозь вуаль, будто заглядывает в самое сердце и видит все притаившиеся там надежды и страхи.

Мне стало не по себе. Я отвела глаза и обернулась к Сиенне.

– Доброе утро! – Я очень старалась держаться приветливо и ничем не выдать, как рада, что эта девушка тут больше не работает. Такая милая, жизнерадостная, но стоит ей попасть за стойку – и случается катастрофа.

Сиенна, оглядываясь на ходу, направилась к витрине с выпечкой.

– Доброе утро всем!

Народ заулыбался, отзываясь. Такие моменты в «Сороке» я любила больше всего. Кофейня работала уже тридцать пять лет (мама открыла ее, когда мне было три) и потому по утрам часто напоминала посиделки добрых соседей. Даже залетным птичкам и туристам в эти часы казалось, что они угодили на семейный завтрак.

– Круассанов сегодня нет? – поинтересовалась Сиенна.

– К сожалению. В пекарне сейчас рук не хватает, поэтому они убрали кое-что из меню.

– Кармелла, Дез тебя уже нанял? Вы подписали контракт? – спросил Редмонд, все так же косясь на пончики.

Кармелла в этот момент как раз прикладывала кредитку к терминалу; к сумме заказа она, как обычно, добавила щедрые чаевые.

– Нет, пока нет.

Я с облегчением плюхнулась на стул. Если бы отец всерьез задумал продать кофейню, он бы подписал контракт.

Почувствовав разлитое в воздухе напряжение, Сиенна вскинулась:

– Что происходит?

– Дез продает «Сороку», – объяснила миссис Поллард.

На этой неделе на нашей доске красовался ее рецепт – мини-булочки с ванилью. Сама же она гордо, как павлин, восседала рядом, готовая помочь советом, если кто заинтересуется подробностями. Времени у миссис Поллард, вдовы чуть за семьдесят, было хоть отбавляй, и она всегда стремилась быть в гуще событий.

– Продает? – раскрыла рот Сиенна. – Что за ерунда?

– Ничего он не продает, – отрезала я. – Просто разок об этом обмолвился.

Сиенна прижала руки к груди.

– Слава богу! Да какой же Дрифтвуд без «Сороки»? – Она расплылась в улыбке. – Эта кофейня работает здесь дольше, чем я живу на свете. Настоящий прямоугольный камень!

Все уставились на нее.

– Краеугольный? – наконец уточнила Кармелла.

– Именно, – просияла Сиенна.

Пускай словарный запас девушки оставлял желать лучшего, и все же она тронула меня до слез. Вот именно! Дрифтвуд никогда не будет прежним без «Сороки» – без своего сердца.

И отец это знал. Вот почему я была уверена: что бы он там ни болтал, продавать кофейню не станет.

Нет, тут что-то другое… Что-то куда более серьезное.

Сморгнув слезы, я обернулась к Редмонду:

– Латте на миндальном молоке?

– С собой, пожалуйста, – кивнул он.

– Думаете, эта странная идея как-то связана с тем случаем пару месяцев назад? Помните, когда он ходил во сне? – понизив голос, спросила Сиенна. – Все еще забеспокоились, не повредился ли он умом.

Я закатила глаза. Немногие рискнули бы заговорить об этом так открыто, но у Сиенны всегда так: что на уме, то и на языке. В свои двадцать с небольшим она уже успела поработать почти во всех городских заведениях, но нигде не задержалась, а увольняясь, вечно оставляла за собой хаос и разрушения. Мне в жизни не доводилось иметь дело с таким неловким и неуклюжим человеком! Кареглазая блондинка, внешне она чем-то напоминала Кэрри Андервуд в период сразу после «Американского идола». Ее близкие, должно быть, уже устали просить бога взять руль ее жизни в свои руки и направить Сиенну на верный путь от греха подальше. Я и сама пару раз обращалась к нему с этой просьбой.

– Лично я тогда так не думала, – поскорее заверила Сиенна, сообразив, что ляпнула лишнего. – А вот теперь уже сомневаюсь. Немножко. Совсем чуть-чуть.

А я-то надеялась, все уже забыли, как сосед миссис Поллард однажды ночью застукал моего отца у себя во дворе в одних трусах. Однако местные жители никогда на память не жаловались. Здесь ничего не забывали!

Отцовские ночные приключения открыли в моей голове ящик Пандоры. Я так за него испугалась, что даже хотела к нему переехать. Вернее, не то чтобы хотела – конечно, в собственном доме, где у меня было личное пространство, я чувствовала себя гораздо комфортнее. Но тогда мне казалось, что переезд станет лучшим решением. Так я буду уверена, что папа в безопасности.

Однако отец сразу же отмел мое предложение. Даже обсуждать его не захотел…

Миссис Поллард тихо присвистнула и отхлебнула кофе.

– Да уж, удивил он тогда этими ночными похождениями… Ну и зрелище!

Она принялась обмахиваться одним из рецептов, которые распечатала «просто на всякий случай» – вдруг у кого-то не будет времени сфотографировать с доски.

Поддавшись порыву, я почему-то взглянула на Эстрель. Она все так же сидела у окна и молча наблюдала за происходящим. А встретившись со мной взглядом, вскинула тонкую бровь. Конечно, с такого расстояния видно было не очень, но богом клянусь: ее светлые глаза искрились весельем. Почему же она до сих пор не встряла в разговор? Меня как-то напрягала эта несвойственная ей сдержанность.

– А ведь как раз в то время Дез и о призраках начал говорить! – прищелкнул пальцами Редмонд.

Я постаралась отключиться от разговора и стала готовить миндальный латте. Обычно работа помогала мне справиться со смятением. Здесь, в «Сороке», я контролировала все процессы – притом с девятнадцати лет! Именно тогда отец, которому не терпелось внести в жизнь какие-то перемены, передал мне бразды правления, решив, что я уже достаточно взрослая, чтобы справиться самостоятельно.

Сегодня, однако, атмосфера в кофейне меня нервировала. А врач говорил, что нервничать мне нельзя.

– О призраках? – переспросила Сиенна. – Серьезно? Я такого не слышала.

Господи! Как это она не слышала? Ах да! Когда отец впервые начал рассказывать эти сказки, Сиенны не было в городе – она как раз отправилась навестить родителей. А через две недели, когда вернулась, в Дрифтвуде уже обсуждали новое происшествие: шестнадцатилетний Амбруаз Симонс, засмотревшись на идущую на пляж девушку в бикини, въехал на мопеде в помидорную грядку миссис Харлин. В аварии парень не пострадал, однако миссис Харлин так отделала его метлой, что пришлось наложить четыре шва. Впрочем, никаких обвинений ни одной из сторон предъявлено не было.

– Только об одном призраке, – поскорее уточнила я, пока история не обросла мифическими подробностями.

И начала взбивать миндальное молоко, надеясь, что за свистом пара не услышу дальнейшего обсуждения. К несчастью, это не помогло.

– Да Дез всем подряд рассказывал, что у него в доме живет призрак! – начал Редмонд. – Ходит по ночам, шумит, разбрасывает все. Его это, правда, не пугало – скорее веселило.

– Он всегда любил истории про привидений, – вставила Кармелла.

Я понятия не имела, что делать с папиным воображаемым призраком. Сначала пыталась отмахнуться от этой байки, убеждая себя, что отец просто шутит, но однажды днем зашла к нему и увидела разгром собственными глазами. Конечно, чистюлей папа никогда не был, но и неряхой тоже. И я никак не могла объяснить, отчего дом так резко пришел в упадок.

Все это, мягко говоря, тревожило.

Игнорировать ситуацию я больше не могла. И раз уж папа, к счастью, не захотел, чтобы я к нему переезжала, я задумала нанять ему помощницу по хозяйству. Даже предложила сама ее оплачивать, хотя, конечно, это вряд ли было бы мне по карману. Отец же в ответ лишь заливисто засмеялся, долго не мог успокоиться, а потом ласково выставил меня за дверь: «Мусорит призрак, а у меня есть дела поинтереснее уборки. Все хорошо, моя маленькая сорока! Не беспокойся».

– Не думает же он, что это призрак его же… – Сиенна осеклась и беспомощно огляделась.

Кармелла подпрыгнула и поспешила заполнить повисшую паузу:

– Как по мне, Дез просто решился изменить свою жизнь. А перемены – это не всегда плохо.

– Оу, – просветлела Сиенна. – Может, он продает «Сороку», потому что решил уйти на покой? Он как-то рассказывал, что на пенсии хотел бы отправиться в кругосветное путешествие на корабле. Говорил, вот здорово было бы и все такое.

Обмахнув капучинатор^[1], я уставилась на нее невидящим взглядом. С чего бы отцу такое говорить? Он уже повидал мир. И из Дрифтвуда никуда не уедет. Без мамы – точно нет. Тем более на корабле: он же знает, что я с ума сойду. К тому же я только недавно говорила с ним о пенсии, и он ответил, что пока не готов. Ему нравится работать, заниматься делом. Передав управление «Сорокой» мне, папа занялся ремонтом автомобилей и сдачей в аренду местных развалюх. Даже мне одну из них продал за бесценок. За сущий бесценок!

Я представления не имела, что происходит с отцом, но дело точно было не в пенсии. Где-то с месяц назад мы с ним договорились поужинать, но в назначенное время он не появился. Я отправилась к нему и обнаружила, что дом по-прежнему в ужасном состоянии. А хуже всего было то, что он совсем забросил Молли: в ее мисочке не оказалось ни капли воды. К тому же в тот день мне исполнилось тридцать восемь, а он забыл про мой день рождения…

Появившись наконец дома, папа стал извиняться и делать вид, что ничего особенного не случилось, просто вот такой он рассеянный. Мы поспорили. Я снова предложила нанять кого-нибудь, чтобы присматривать за ним, домом и Молли, и его обычно веселое лицо потемнело от гнева. Такое случалось настолько редко, что я просто онемела.

«Хватит, Магдалена! – рявкнул отец. – Хватит. Оставь все как есть^[2]».

Тут его лицо просветлело: успокоился он так же мгновенно, как и разозлился. Схватил со стойки ярко раскрашенный фарфоровый подсвечник в виде обезьянки и стал петь в него, как в микрофон, про мудрые слова матушки Мэри. Отец никогда не упускал возможности исполнить что-нибудь из «Битлов», особенно если это могло разрядить обстановку.

В тот вечер я так разозлилась, что из папиного дома отправилась прямиком в «Сороку». Заперлась в кабинете, напечатала на маминой машинке самое дурацкое в мире объявление о поиске помощницы по хозяйству, прилепила его на витрину, чтобы утром посетители сразу его увидели, и хотела было сфотографировать и выложить в местные группы в соцсетях, однако решимость моя через пару минут испарилась. Я струсила и сорвала листок. Смяла его, бросила в урну у входа в кафе и с тяжелым сердцем отправилась домой.

Теперь же, когда отец заговорил о продаже «Сороки», я стала об этом жалеть. Мне определенно необходимо было запустить к нему в дом шпиона. Кого-то, кто сообщит, если папа начнет вести себя необычно. И позаботится о том, чтобы у Молли всегда была вода. Мы с ней, конечно, друг друга слегка недолюбливали, но мне не хотелось, чтобы с ней что-то случилось.

Я вручила Редмонду его латте и закрыла этот заказ.