– Да две остались, остальные вроде в запуске стоят.

– Тогда выгоняем с утра на прогулку Галину группу, с обеда твою.

– Поняла, Валентина Андреевна.

Как она не любила эти подработки на ферме. Кому какое дело, откуда она берёт деньги на жизнь. Вот в городе этим вопросом никто не заморачивается, но не в селе. Здесь люди как на ладони. Всем до всех есть дело, а по-другому им просто скучно. Вот наученная горьким опытом Лана иногда и брала работу в колхозе. Но копеечная зарплата за тяжёлый, грязный физический труд её точно не интересовала.

– Лана, – к ней подлетела Настя, молоденькая девчонка, помогающая матери с телятами. – У тебя не будет немного молозива? Я забыла накормить одного телёнка, а у мамы всё молозиво закончилось.

«Вот они, рабочие будни», – подумала Лана.

– Знаешь, где мой бачок стоит?

Девчонка кивнула.

– Тогда возьми, сколько надо.

Та, довольная, умчалась докармливать. Отцепить аппарат, перенести. Помыть вымя, подключить. Как роботы, ей-богу. Когда же уже всё? И как люди годами работают здесь? От однообразия чокнуться можно.

– Ай-нанэ, какая цаца здесь ходит. Девушка, а давайте вы дадите, а я возьму?

Лана удивлённо оглянулась на оклик незнакомца.

В проходе стоял мужчина и нагло её разглядывал. Сказать, что мужчина, уверенно её оскорбляющий, – конфетка, как описывала Маша своего постояльца, значило бы сильно преувеличить. Сладким лакомством Лана этого субъекта не назвала бы ни при каких обстоятельствах. Метр с кепкой, этакий колобок. Наголо бритая голова, коротенькое кругленькое тельце. Маленькие масленые глазки бесстыже оглядывали её, останавливаясь на некоторых определённых местах. Губы-вареники причмокивали в предвкушении. И венчал всю эту красоту нос картошкой. Нет, не так: Картофелиной с большой буквы насыщенно бордового цвета. Пальцы украшали многочисленные небольшие татуировки. В общем, ярко выраженный криминальный типчик.

«Надо бежать», – пронеслось в голове. Хорошо бы, но есть проблема. Чтобы пронести аппараты доения на мойку, надо пройти мимо этого, так сказать, мужчины. Глубоко вздохнув, собрав в кучу самообладание и аппараты, Лана пошла мимо, молясь госпоже удаче и уповая на свои силы. Он пропустил её, услужливо отступив в сторону. Она вздохнула облегчённо, почти прошла. Почти. Резкий захват грубых пальцев на её шее, губы обожгло принудительным поцелуем. Вонь из его рта вызвала непроизвольный рвотный рефлекс. Она с трудом оттолкнула этого типа от себя. Согнулась пополам, пытаясь восстановить дыхание и остановить желудочные спазмы. И в этот момент она получила увесистый шлепок по пятой точке. Обида и гнев нахлынули на неё, как цунами. Она не давала повода так относиться к себе. Она никогда не даёт повода, но всегда они приходят и липнут к ней, не замечая ни отвращения, ни неприязни. Реакция была мгновенной. Почти ничего не видя за пеленой слёз, она безошибочно попала по морде этому нахалу, больно отбив ладошку. Полетела по проходу, не замечая никого, почти достигла помывочной. Почти смогла. Вдруг её тело зажали в тисках рук, прижали к широкой груди.

– Малыш, что случилось? Кто тебя обидел? – её крепко держали, при этом успокаивающе поглаживали вдоль позвоночника. – Ну, всё, всё, успокойся, мы сейчас найдём эту гадину, и я его прибью.

Лана дрожала, и уже не от страха и обиды, а знакомой дрожью, маленькая шкодная мордашка мандража открыла глазки, блаженно щурясь. Слава богу, тот урод – не её мужчина из сна. О как! Её мужчина. И что за бред лезет ей в голову?

«Сейчас ещё секундочку постою и вывернусь, надо сделать только шаг, один шаг. И можно взглянуть ему в лицо. Стоп, Лана, соберись. Какое лицо? Какую минутку? Это мужик! Мужик, Лана, ничего хорошего, боль, стыд, страх».

Она всхлипнула, глубоко вздохнула, невольно вдыхая запах прижатого к ней тела. Мужчина пах немного потом, кофе и мятой. Нежный ненавязчивый запах. Голова сильней закружилась в ритм с внутренней дрожью.

«Всё, Лана, хватит раскисать, шаг назад и в сторону, голову вниз и не смотреть. Я сказала: не смотреть! Если очень-очень хочется посмотреть, то это не к добру. Всё, пошла».

Она дернулась, пытаясь сделать шаг назад. Но кто бы ей позволил…

– Кто он, малыш?

– Отпустите, пожалуйста, меня, – прошептала Лана.

– Да, конечно, – железные тиски ослабли. Лану отпустили и дали спокойно пройти. Не поднимая головы, она быстро прошмыгнула мимо, стараясь сделать всё быстро, закончила работу и буквально сбежала домой.

– Ты, урод, посмел обидеть мою девочку? – мощный удар заставил непонятное создание в образе колобка улететь в кусты шиповника. Кряхтя и что-то бубня, это недоразумение в который раз выползло на четвереньках, покачиваясь из стороны в сторону.

– В общем, так. Подойдёшь, культурно извинишься, и чтобы я тебя на ферме больше не видел. Понял? – Колобок качнул головой. – Я не слышу, ты понял?

– Да, понял, но у меня работа на ферме.

– Подойдёшь к председателю, он направит в другое место.

Вечерняя дойка прошла на удивление спокойно, не считая эпичного прихода нахала. Весь побитый, поцарапанный, он подошёл, стараясь не смотреть на неё подбитым глазом.

– Ну, ты это, цаца. Надо предупреждать, чья ты. Извини, если что.

Так же, не оглядываясь, он ушёл, и больше Лана его не видела. А на утренней дойке её ждал букет ромашек, бережно поставленный в банку с водой. Она отнесла его в кабинет к зоотехнику. Ну, не дело это – стоять красивым цветам на ферме, среди коров и навоза.

На следующий день её ждали тюльпаны, потом розы, хризантемы. Зоотехник вместе с заведующей бурчали, что кабинет превратился в клумбу, и по-доброму подтрунивали над Ланой.

– Ой, Ланочка, а есть цветы, которые ты бы захотела унести домой? – спрашивала Валентина Андреевна.

– Не знаю, я об этом не задумывалась.

Недели летели незаметно в бешеном ритме. Ферма, дойка, дом и снова дойка. И так три раза на дню Лана монотонно выполняла одну и ту же работу по кругу. И в этой суете звонок выбил её из колеи. Почему? Да всё очень просто: её номера почти ни у кого не было. Его знали один-два человека. Остальные вообще думали, что у неё нет телефона. Мобильник зазвонил посреди обеденной дойки. Лана торопливо вытерла мокрые руки и достала из внутреннего кармана орущий аппарат.

– Алло, алло, Лана, у нас беда. Беги скорей в садик. Твоя чертовка застряла в заборе, а Рекс никого не подпускает!

Сердце колотилось в районе пятки. От волнения звенело в ушах. Предупредив фермерских, Лана бежала на другой конец села в детсад. Страх за ребёнка подгонял её, не давая вздохнуть. Уже на подходе она увидела толпу родителей и случайных прохожих, бурно обсуждающих происшествие. Алёны нигде не было видно, как и её верного друга Рекса – домашнюю собаку, которую никакие ошейники не могли удержать дома, если Алёна была в садике или на улице.

– Где Алёна? – Лана тревожно оглядывалась по сторонам, одновременно стараясь восстановить дыхание.

– Их в медпункт понесли.

Сердце от страха забилось так, что, казалось, сейчас выпрыгнет из груди. В ушах появился неприятный звон. Почему-то остро не хватало воздуха. Лишь одна мысль била в голове набатом: «Их понесли в медпункт. Понесли. Понесли».

– О боже, Лана!.. Люди, помогите, ей плохо!

Чьи-то сильные руки подхватили её. Приятный запах кофе и мяты. Два запаха, такое знакомое сочетание. Сквозь туман до неё донёсся сердитый баритон.

– Что такого можно было сказать, чтобы человек упал в обморок? – он обращался к кому-то. Но вокруг стояла тишина. Никто не ответил.

«Почему так тихо? Где Алёна? Так, Лана, соберись, хватит лежать лягушонком на чужих руках. Там с ребёнком не понять что, а ты тут развалилась!»

Она попыталась встать. Попыталась. В ответ её теснее прижали к мужской груди. Тёплое дыхание коснулось её волос. Её, как маленькую, погладили по голове. Нет, не погладили, потерлись, шумно вдыхая воздух. «Ой, блин, а я с фермы, вонючая, наверно», – почему-то подумала Лана.

– Тихо, тихо, малыш. С нашей девочкой всё в порядке. Она напугана и немного поранилась. Сейчас, мы почти уже пришли, сама всё увидишь, – тихий урчащий голос убаюкивал, успокаивал, отодвигал все беды назад, вставал надёжной защитой.

Она вспомнила свои ощущения во сне, когда облокотилась на него. «Я дома. Опять эта дурацкая мысль: “дома”. Нет у меня дома, нет защиты. Я сама себе дом и защита. Всё, Лана, раскиселилась тут лужицей, собралась. Голова работает, значит, и тело должно подчиниться. Открыла глаза, пошевелила пальцами руки. Соберись, Лана».

– Так, что тут ещё у нас? – в её внутренний аутотренинг вклинились голоса. Уверенный – от Марины Андреевны, фельдшера. И тихие всхлипы детей.

– Ой, мама! – звонкий голос Алёны перекрыл все остальные. – Саса, а мама спит?

– Нет, малыш, она немного за тебя переволновалась. Сейчас тётя доктор её посмотрит и разбудит.

– Так, кладите её на кушетку. Ну-ка, шалуны, кыш отсюда к родителям. Да кладите её уже. Хватит прижимать к себе, как самое ценное. Ей очень не понравится, что какой-то мужик держит её на руках. Она, знаете ли, не жалует у нас мужской пол.

Лана почувствовала прохладу больничной кушетки и сосредоточилась на открывании глаз – таком простом и понятном действии, но таком недостижимом в эту минуту.

– Подождите на улице, я попозже обработаю вашу руку, – Марина Андреевна уверенно выпроваживала посторонних. Тихий звон стекла, открывание пробки и ещё какие-то непонятные звуки. Всё это Лана слышала, но контроль над телом никак не могла обрести, и это начинало её пугать. Тихую панику прекратило касание маленькой ладошкой её руки.

– Мама, всё хорошо. Мы хотели, чтобы Рекс нас лизнул. Артёмка сказал, что через забор не считается. Я чуть-чуть голову высунула, а она застряла. Тёти кричали, Рекс лаял. А Саса его погладил вместе со мной, и как вытащит сперва Артёма, потом Максима. А меня на ручки взял и конфету дал, и где больно было, поцеловал, и сюда принёс, – дочка тихо пересказывала события, как всегда перескакивая и не договаривая.

– Так, Алёнушка, дай-ка я твоей маме ватку вонючую дам понюхать, и она проснётся.

Лана глубоко вдохнула резкий неприятный запах аммиака. Дёрнулась, уворачиваясь от него, но он упорно возвращался.

«Так, давай приходи в себя, ну же, Лана. Не настолько ты и слабая, чтобы надолго отключатся». С трудом открыв глаза, Лана села, руки обвились вокруг дочери, быстро прижимая и хаотично ощупывая её в поисках повреждений.

– Та всё с ней в порядке, не переживай. Шею слегка поцарапала, да синяк, наверно, будет. С испугу дёргалась, а так всё целое, никаких травм. Ох, и шкода же она у тебя. Это ж надо – двух пацанов уговорить просунуть бедовые головы промеж прутьев забора. И ведь малая совсем, а крутит ими, как хочет, – Марина присела рядом на кушетку, улыбаясь, гладила ребёнка по голове. – Ох, и достанется же кому-то такая заноза. Хоть бы сразу замуж выскочила, а то полдеревни перессорит, пока женихаться будет. Я-то знаю, у самой такая же засранка выросла. Никакого сладу не было с ней, пока замуж не выскочила да детишек не нарожала. Только тогда угомонилась.

Лана с ужасом подумала о том времени, когда её малышка начнёт смотреть на парней, а они на неё. Свой горький опыт обжёг до дрожи, до болезненных спазмов. Нет, никогда Лана не позволит своей девочке пройти через тот ужас, который перенесла сама.

– Ну, ты как, очухалась? – Марина Андреевна оглядела Лану, подмечая порозовевшие щёки, успокоенное дыхание. – Красивая ты девка, Лана. Вот смотришь на тебя, и глаз радуется. И фигура, и мордашка, и характер – всё хорошо. Мужика бы тебе хорошего, чтобы любил, да в Алёнке вот души не чаял. Враз все остальные отстали бы. А то живёшь, как на пороховой бочке, вечно оглядываешься.

Лана тихо вздохнула: