Уезжала она поздно вечером, понимая, что будет скучать по дочери, ведь никогда не разлучалась с ней так надолго, если не считать время, проведённое в больнице. Без её егозы было как-то тихо вокруг. Да и устала Лана. Так, ей срочно была нужна подзарядка, и она знала, где её взять.

– Андрей, отвези меня в больницу к Саше, – попросила Лана на въезде в город.

Мужчина, не споря, поехал по адресу. Медицинский корпус встретил их тишиной мирно мерцающих окон.

– Ты езжай домой. Я тут останусь.

– Так нельзя, Лана. Опять Николаич ругаться будет, что я вас бросил.

– Бросил – это когда оставил на обочине и уехал в неизвестном направлении. А так твой рабочий день давно закончился. Тебя дома ждут. Поезжай. Я хочу побыть с Сашей. И мне пары часов мало, понимаешь?

Андрей обречённо вздохнул, осознавая, что упрямую Лану не переубедить.

– Обещай, что из больницы никуда. А я утром заеду.

– Обещаю. Безопасность – прежде всего, – отсалютовала Лана, выходя из машины.

Андрей дождался, пока Лана доберётся до палаты и подаст ему условный знак в окно, что всё хорошо, и только после этого поехал.

Хорошо лежать в вип-палате. Тут тебе и отдельный душ с туалетом, и диванчик, и, конечно, удобная кровать. Лучше всего вообще не болеть, но хорошо, когда это происходит с комфортом. Поэтому Лана приняла душ, аккуратно перебралась через Сашу, привычно устроилась у него под боком и начала рассказывать события прошедшего дня. Она сама не заметила, как уснула.

А во сне её ждали бурый мишка, лес, поляна ягод, охапка полевых цветов, кое-какие из них были слегка помяты, некоторые обгрызены, попадались и с корнями. Ну и пусть. Не каждый сможет нарвать здоровый букетище лапами вот с такими когтями. Мишка кружил возле неё, пофыркивал, облизал всё лицо – это он так целуется. Потёрся об Ланин живот, приветствуя своего ребёнка. Потом были неспешные прогулки, покатушки на загривке у мохнатого друга. Ну и обязательные валяния в тёплом коконе.

– Сокровище моё, – урчал мишка Сашиным голосом. – Солнышко. Люблю тебя, моё чудо.

Андрей, как и обещал, приехал рано утром, но был отправлен с Галей по её срочным делам. С Ланой остался Толик ожидать обхода. Пока Лана скрывала следы своего пребывания и собиралась, пришло время и для врачей. Промаявшись в коридоре и еле дождавшись, когда ей смогут уделить внимание, она наконец узнала у Игоря Леонидовича последние новости. И они были радостными: Саша окреп и поправился настолько, что в скором времени его выведут из комы. А там проведут полное обследование и реабилитацию. Не успеют оглянуться, как он поедет домой, успокоил её доктор. «Ух! Как же хорошо!»

Переезд Саши из палаты обратно в реанимацию, конечно, кольнул страхом внутри, и даже слезинки навернулись на глаза. Но ободряющая рука Толика на плече придала сил.

– Ну, ты чего раскисла? Тебе нельзя. Помнишь? – он сунул ей в руку питьевой йогурт.

«У-у-у! Видеть его не могу», – она отдала обратно.

Толик непонимающе смотрел:

– Сдурела?

Лана отрицательно покачала головой. Это у молодых дело со временем не совпадает. А у старых не забалуешь. Как только бабули увидели рецепт, тут же было организовано лечебное питьё, чтобы вот прямо с утречка она начала пробовать этот настой. Для этих целей даже приобрели небольшой термос, вроде как для глубокого и постепенного запаривания.

Лана бабушкам не враг, поэтому, как и было оговорено, она выпила настой и теперь жутко хотела две вещи: в туалет и кушать. Нет не так: она хотела жрать, как стадо голодных бегемотов, о чём и сообщила Толику, уходя в санузел.

Больничный буфет её не впечатлил. Котлеты сухие, подливка вообще неаппетитная. Кое-как задавила голод толчёной картошкой, упавшей в желудок тяжёлым камнем, поспешно выпила зелёный чай, разбавляя тяжесть. С обиженным видом начала ковырять несчастную котлету, ожидая реакции желудка. И она не заставила себя ждать: утроба заурчала, забурлила, огласила окружающее пространство жалобными голодными переливами. Это добавило нотку в её настроение, и всё, плотину прорвало. Лана расплакалась, громко всхлипывая. Растерянный Толик то давал ей салфетки, то прижимал к себе, пытаясь успокоить.

– Ну, ты чего? Лана? Что случилось?

– Я кушать хочу! – пролепетала она. – А здесь всё невкусное.

Кажется, её трагедией прониклись все посетители буфета. Кто-то высказывался о качестве готовки, кто-то вспоминал былые времена, когда за кухней следили, и людей не кормили чем попало.

– Да нормально у нас кормят! Не слушайте её, – вставила буфетчица своё слово.

– У-у-у! Всех нормально кормят, а меня нет! – взвыла Лана на новой ноте, уткнувшись Толику в плечо.

– Лана, а что ты покушать хочешь? – отвлёк он её от жаления самой себя.

– Курочку жареную с корочкой и чесночком, но не сильно жирную, – бубнила она ему в плечо, чувствуя, что он быстро что-то набирает в телефоне. – Салатик: помидорки, огурчики, чуть-чуть масла оливкового и маленькие кусочки брынзы и сухариков, таких, чтобы хрустели, а не раскисли. И ещё сок хочу с мякотью. Бутерброды с ветчиной и тоненьким кусочком сыра, – она почти успокоилась и подняла голову.

Толик допечатал сообщение и отправил. Очередь заворожённо застыла, кто-то закашлялся:

– Блин! Это ж надо так вкусно рассказывать, я слюной подавился.

Лана недоумённо оглянулась.

– Что это было? – спросила она у Толика.

– Гормоны, наверное, – улыбнулся он ей. – У беременных так бывает. Я читал.

Народ понимающе хмыкнул. Буфетчица поцокала языком:

– Зайка, а какой сок ты хочешь? – спросила она у Ланы.

– Апельсиновый, – не задумываясь, ответила Лана.

– На вот детский. Здесь больше натурального. И вот тебе бутерброд, сейчас только нарезала, свежий.

– Спасибо, – Лана жадно вгрызлась в кусочек хлеба с колбасой.

– Вот! Никто не скажет, что ушёл от меня голодный! Тётя Таня всех накормит.

Они стремительно возвращались домой с заездом в магазин. Ну как без этого? Набрали всякого разного сока, к нему фрукты. Ну а вдруг? Мороженое, куда же без него. А дома! Только Лана вошла, с порога учуяла умопомрачительный запах жареной курицы с чесночком и специями. Довольный дядя Коля прям с порога потянул на кухню.

– Пойдём, Ланушка, пойдём. Наконец нормально поешь. А то что эти йогурты… Вода и есть вода.

И она пошла. А там! Чего там только не было: и салатик, и просто соленья, варенья, и бутербродов целая тарелка. А царицей на столе стояла, конечно, курочка с поджаристыми боками. Всё, Лана пропала. Хотелось всего и сразу. Из последних сил она сдерживала себя, чтобы есть небольшими порциями, стараясь не перенапрягать желудок. Вся честная компания в составе тёти Вали, дяди Коли, Толика и Гали умильно смотрели на неё и сами забывали есть.

Лана вздохнула, любовно оглядывая недоеденную курочку.

– Ланушка, ещё поешь, видим, что не наелась.

Она отрицательно качнула головой.

– Надеюсь, с аппетитом теперь наладится, – только и смогла сказать Лана.

– Ох! А мы-то как надеемся, Ланушка. Ты только говори, что хочешь, мы всё приготовим. Если сильно хочется, значит, ребёнок требует, – скороговоркой вещала баба Валя.

Лана недоумённо посмотрела на Толика. Он развёл руками:

– Я только Гале сказал. Да она и сама знала.

Галя качнула головой.

– Не удержалась, прости. Ну как тут молчать? Если я привезла прорву продуктов с конкретными рецептами. Не я же всё это заказала? – развела она руками.

– А мы грешным делом подумали, что это ты наконец с дитём, – приобнял её отец.

Толик как-то смущённо закашлялся. Галя расстроено глянула на него.

– Нет, пап, ты же знаешь, мне ещё год учиться.

– Да знаем мы, знаем. Ну и что? Понянчились бы. Делов-то всего ничего, а нянек вон сколько, – подытожил дед. – Ты уж прости нас, старых, Ланушка. Мы понимаем, что первому Саше хотела сказать, но мы будем молчать и делать вид, что не знаем.

Лана рассмеялась такому заявлению.

– Да он знает. Только вот до конца не пойму, как действует эта связь. Чудно всё это.

Глава 13

– По мужской линии у нас эта особенность, – начал свой рассказ Николай Петрович. – В какой-то момент видим мы своих жён во сне. Некоторые общаются. Это истинные пары, две половинки, так сказать. Они чувствуют настроение друг друга, понимают с полувзгляда. Как там японцы говорят? Инь и янь, кажется. Вот такие пары и есть инь и янь, неразделимы они. Но и другие тоже друг без друга не могут. У них тоже связь, но не такая сильная, что ли. Хотя так же чувствуют боль и печаль друг друга со временем, – он нежно приобнял свою жену. – Да, моя хорошая?

Та согласно кивнула.

– Мой отец долго искал. Связь у них была очень неустойчивая. А потом встретил на поле боя. Она его раненого тащила. Это уже в конце войны было. Только он немного пришёл в себя в госпитале, сбежал на передовую искать её, да только не нашёл. Не успел. Война кончилась, и потерялись они снова. Оказалось, ранило её осколком в голову. Тяжёлая операция была. Думали, не выживет. Выжила. В дом терпимости её определили. Оттуда он её и забрал. Долго выхаживал, как с дитём нянчился, силой с ней своей делился. Она окрепла, узнавать начала его, вспоминать, как вещи называются. С трудом, но говорить смогла. Отец терпеливый был. Слушал, по слогам с ней говорил. Потом я родился. Врачи запрещали, конечно, но она сама так решила. Очень ей хотелось ребёночка. Она и соседских нянчила, и самодельных кукол качала. Не выдержал батя боли в её глазах. Только недолго она радовалась. Мне и пяти не было, когда схоронили мы её. Но помню, всегда она со мной рядом была, никому не доверяла. Всё сама.

Отец долго горевал, как тень ходил. Как дожил до моего совершеннолетия, и не знаю. Часто мне рассказывал о нашей семейной особенности, идущей из поколения в поколение. Кто-то, как Ломоносов, пешком с обозами в Москву ходил за невестой. Были и такие, кто говорил, что ведьмино колдовство всё это, и шёл наперекор. Да ничего хорошего из этого не выходило.

Я вот Валюшу увидел, когда она замуж собиралась. У Бога совета спрашивала. По церкви и нашёл. В те времена они не все работали, большинство под склад или ещё подо что переделаны были. Оказалось, мама её при этой церквушке жила с ней, убирала, готовила для прихожан. Да мало ли какой работы найдётся при храме. А Валя в школе отучилась да на повара поступила. Только изгоями они были. Ни дома, ни достатка. Да ещё и в Бога верили, порядки чтили. А тогда комсомол, партия – на первом месте. Бога вообще объявили, что нет. Ну да бог с ними, прошли те времена, сейчас и храмы восстанавливают, и детей крестят.

Так вот. Замуж очень хотелось моей Валюше, – улыбнулся он своей жене. – Чтобы свой домик, детки. А не звал никто замуж-то. Тут в церковь пожилая пара пришла за сына помолиться. Пил он у них шибко. Там Валюшу и заприметили. Да и предложили замуж ей за него выйти, мол, с молодой женой авось меньше пить будет. Согласилась она, да сомневалась. С матерью посоветовалась. А та ей: «Сдурела девка! Лучше одной век прожить, чем за пьянь замуж идти». Знала мать тех стариков. Они с чада своего пылинки сдували, белы ручки замарать не давали. Школу, считай, за него закончили. А он, повзрослев, понял, что и дальше можно жить – не тужить, с родителей тянуть кровно заработанные. Только вот по вкусу пришлась ему выпивка, затянула трясиной. Да и не пытался он из неё выбраться, всё устраивало его. А Валюша моя как его жена должна была оберегать покой его и обеспечивать всем необходимым. Вот в таких раздумьях я и увидел её.