– Слово стрелка твердо, как гранит, – сказал Джафар ибн-Босс – Но так же твердо и мое слово. Я, Джафар аль Халил ибн-Босс, говорю – мы оставим этот оазис в покое. Хочешь, я поклянусь на крови своего верблюда?

– Нет. Это будет напрасная смерть достойного животного. Мне вполне хватит твоего слова.

– Да будет так, – сказал вождь бедуинов. – Могу я напоследок попросить тебя об одном одолжении?

– Попробуй.

– Если до того, как твой путь уведет тебя из наших песков, ты встретишь подлую собаку Джавдета, не трогай его. Он мой.

– Хорошо, – согласился стрелок.

Вождь свистом подозвал своего верблюда, легко запрыгнул на его спину и вернулся к своему отряду. Стрелок набрал полную ладонь песка.

– Внимайте моим словам, дети пустыни, братья песка и ветра, – обратился Джафар ибн-Босс к своим соплеменникам. – Там, на вершине бархана, я разговаривал не с человеком. Это был злобный джинн пустыни, Кирдык, из племени, что подкрадывается к врагу незаметно.

Дети пустыни занервничали. Встреча с Кирдыком ничего хорошего не сулила.

– Кирдык предупредил меня, что оазис, на который мы собирались напасть, проклят, – продолжал вождь. – И все, что в нем находится, проклято тоже. И если мы возьмем себе хоть что-то, то проклятие оазиса обратится против нас!

Дети пустыни занервничали еще сильнее. Целью любого их набега был грабеж, а о каком грабеже может идти речь, если все товары прокляты и прикасаться к ним нельзя? Проливать свою и чужую кровь за просто так бедуины не привыкли.

В пустыне и так слишком мало жидкости.

– Я поблагодарил могучего джинна за предупреждение, – сказал Джафар ибн-Босс – И даже предложил принести ему в жертву верблюда, но он отказался. Принесем же ему обильные жертвы на нашей стоянке, где мы будем уже вечером!

– Ура, – сказали бедуины, разворачивая верблюдов. – Да живет Кирдык десять тысяч лет, и пусть столько же лет он подкрадывается незаметно. Только не к нам, потому что мы не прогневали этого могучего джинна.

Джафар ибн-Босс был не только храбрым и вежливым, но еще и мудрым человеком. Он точно знал, когда следует говорить правду своему гордому народу, а когда этого нельзя делать ни в коем случае.

Стрелок вытащил из своего саквояжа бинокль, посмотрел на удаляющийся в пески отряд, удовлетворенно хмыкнул и убрал бинокль обратно. Потом поднялся на ноги, отряхнул руки от песка, подхватил саквояж и побрел в сторону оазиса за причитающейся ему платой.

Стрелка звали Джеком. По крайней мере, так он сам себя называл.

– Смит, – говорил он, представляясь незнакомым людям. – Джек Смит.

В ордене Святого Роланда, чьи представители странствовали по всем мирам множественной Вселенной, его знали как Джека Смит-Вессона.

Святой Роланд был легендарной, почти мифической фигурой, посвятившей всю жизнь поискам Темной башни, возвышающейся на пересечении всех существующих миров. Никто никогда не видел ни Темной башни, ни святого Роланда, никто не знал, где находится точка пересечения миров, и никто не знал, нашел ли святой Роланд Темную башню или до сих пор находится в поиске.

Основателем ордена был человек из северных земель по имени Калаш Ворошило, поэтому все стрелки назывались еще и ворошиловскими.

Стрелки бродили по всем существующим мирам, время от времени подряжаясь на опасную работу, и никто не знал, что они на самом деле ищут и ищут ли они на самом деле хоть что-нибудь. По крайней мере, поисками пресловутой Темной башни, святого Грааля или эликсира бессмертия они себя не отягощали.

Стрелки были опасными людьми, и хорошо, что встречались они крайне редко. Бросить вызов стрелку решался не каждый король, а тот, который все-таки решался, вскорости жалел о собственном безрассудстве. Стрелки не были неуязвимыми, время от времени они гибли в неравных схватках (а схватка с участием стрелка по определению не может быть равной), но врагам приходилось платить за их смерть такую высокую цену, что со следующим стрелком они предпочитали не связываться.

Никто не знал, откуда приходят стрелки. Никто не знал, куда они идут. Оружие, которым они пользовались, не было известно в большинстве миров. Никто также не знал, где находится сам орден Святого Роланда.

Стрелки просто были. И с этим приходилось мириться.

Джек стоял на окраине поселка и смотрел на пустыню сквозь темные стекла очков. Рядом с ним стоял староста поселка, которому в последнее время нравилось называться иностранным словом «мэр». Даже свой двухэтажный домик он именовал теперь не иначе как мэрией.

– Жалко, что ты их не поубивал, – сказал мэр.

– С моей репутацией не так уж часто возникает необходимость кого-нибудь убивать, – сказал Джек. – К тому же для вашего поселка я сделал только лучше. Я посеял в их сердцах ужас, который будет передаваться от поколения к поколению и заставит их обходить ваш оазис стороной. На мой взгляд, это куда продуктивнее, чем бойня, которую я мог бы устроить.

– Может быть, – сказал мэр. Он совсем не был согласен с последним утверждением стрелка, но спорить с Джеком не осмеливался.

– Они дали слово, и они его не нарушат.

– Конечно, – сказал мэр. – Все знают, что клятвы бедуинов святы. И они никогда не нарушают данного однажды слова. Нецивилизованные дикари.

Стрелок промолчал.

Он тоже никогда не нарушал данного однажды слова, и его представления о цивилизации сильно отличались от представлений мэра.

– Может, ты все-таки останешься? – спросил мэр безо всякой надежды на успех. Иметь в своем оазисе стрелка было бы весьма полезно, но никто никогда не слышал об оседлых стрелках.

– Нет, – сказал Джек. – Мой путь лежит через пустыню.

– Тогда почему бы тебе не присоединиться к какому-нибудь каравану? Купцы будут этому рады.

– Я не люблю ходить толпой.

– Твое право, – сказал мэр. – Ты уверен, что тебе не нужны какие-нибудь припасы?

– У меня есть все, что мне надо, – сказал стрелок, беря в руки свой саквояж.

Мэр был свидетелем, как десятью минутами раньше в этом саквояже бесследно исчез весьма увесистый мешок с золотыми монетами – гонорар Джека. С виду мешок был гораздо больше саквояжа, ибо местные жители высоко ценили свои жизни, но в саквояж он поместился без особых проблем.

– Тогда счастливого пути, – сказал мэр. – Только выполни еще одну мою просьбу, ладно? Она не слишком тебя затруднит.

– Проси.

– Если ты встретишь Джавдета, не трогай его. Он мой.

– Ладно, – сказал Джек.

За месяцы своего странствия по пустыне он настолько привык к этой просьбе, что считал ее частью обычного ритуала прощания. Скорее всего, думал Джек, никакого Джавдета не существует.

Джек покинул оазис утром и продолжал идти до глубокой ночи, когда белое солнце пустыни, покраснев от смущения, спряталось за барханами и на небо высыпали звезды.

Тогда Джек остановился, вытащил из своего саквояжа дрова, флягу с водой и мешок с припасами. Он развел костер, вскипятил воду, сварил себе кофе и поджарил кусок мяса. Поужинав, Джек расстелил спальный мешок, снял сапоги и шляпу и, забравшись внутрь мешка, уснул до самого утра.

Утром он снова выпил кофе, скатал спальный мешок и убрал его в саквояж, надел сапоги и шляпу и тронулся в путь.

Джек мало что знал о том, куда он должен прийти в конечном итоге. Цель пути, препятствия, которые могли на нем возникнуть, и общая протяженность маршрута были Джеку неведомы.

Стрелка это ничуть не удивляло. Никто из странствующих членов ордена Святого Роланда не знал о цели своих странствий. Вполне могло быть и так, что этой целью был сам процесс движения. Общего мнения на этот счет служители ордена не имели.

Утром четвертого дня Джек увидел голову.

Голова лежала на песке. Она была лысая и смуглая. На лбу и лысине блестели капельки пота, медленно испаряющиеся на солнцепеке.

Джек остановился и посмотрел на голову внимательнее. Сначала ему подумалось, что это мираж, но он еще никогда не встречал таких странных миражей, да еще на расстоянии нескольких шагов. И до сих пор ни один из встреченных миражей не имел обыкновения подмигивать Джеку левым глазом.

Джек подошел поближе. Нет, подумал он, это все-таки мираж. Откуда на таком расстоянии от ближайшего жилья может взяться такая вот голова?

Джек сделал еще один шаг по направлению к голове.

– Стой, – сказала голова.

Джек остановился. Мираж это или не мираж, но, когда тебе говорят «стой» таким голосом, лучше сначала остановиться, а потом разбираться со всем остальным.

– Круто, – сказала голова. – Мираж с дистанционным управлением.

– Ничего себе, – удивился стрелок. – Полноценная галлюцинация с визуальными и звуковыми эффектами.

– Он еще и говорит, – восхитилась голова.

– Ты кто? – спросил Джек.

– Возможно ли существование мыслящих миражей? – задумалась голова вслух. – Мираж может передвигаться, мираж может издавать звуки, но способен ли мираж думать? И если не способен, то стоит ли мне отвечать на его вопросы?

– Я не мираж, – сказал Джек. – Я реален.

– Ты в этом абсолютно уверен?

– На все сто.

– Вода есть?

– Конечно.

Голова с сомнением окинула взглядом Джека и его скромный саквояж.

– Вряд ли у тебя ее много. Дай попить.

– Сначала ответь на мой вопрос.

– Тебя не затруднит его повторить? А то я запамятовал.

– Ты кто?

– Если я тебе скажу, ты не дашь мне воды.

– Почему?

– Потому что. Я – Джавдет.

– Тот самый Джавдет? – уточнил Джек.

– Да.

– Кто тебя закопал?

– Никто. Тут зыбучие пески.

Джек с сомнением посмотрел себе под ноги.

– Совсем небольшой участок зыбучих песков, – пояснил Джавдет. – Сделай еще два шага, и тебя тоже засосет. А площадь всего участка – метра четыре от силы. Представляешь, как мне повезло? Тысячи квадратных километров обычного песка, и во всей этой чертовой бескрайней пустыне мне довелось угодить на участок площадью четыре метра. Здорово, да?

– Что называется, не повезло. Сколько ты уже тут торчишь?

– Два дня.

– Ты звал на помощь?

– А смысл? Я – Джавдет. Тут все в округе дали друг другу слово меня не трогать.

– Что же ты такого натворил?

– Долгая история.

– Думаю, что так оно и есть, – согласился Джек. – Только за последнюю неделю меня просили не трогать тебя двенадцать раз. Мне неясна только одна деталь, и я был бы тебе очень признателен, если бы ты меня просветил. Я много слышал о зыбучих песках, и меня удивляет тот факт, что твоя голова все еще торчит на поверхности.

– Это просто. Все дело в моей левой ноге.

– Что особенного с твоей левой ногой?

– Под ней что-то твердое. Подозреваю, что это булыжник или часть похороненной под песком скалы. Я все время стою на одной ноге, представляешь? Два дня на ней стою!

– Повезло, – сказал Джек.

– И не говори, – скорчил гримасу Джавдет. – Так ты дашь мне воды?

– Зачем? Чтобы ты подольше мучился? Смерть от обезвоживания наступает примерно через неделю, два дня уже прошло. Если я сейчас дам тебе воды, то тебе придется страдать еще целую неделю, а если не дам – всего пять дней. Так к чему длить твои страдания?

– Логично, – признал Джавдет. – Может быть, ты пойдешь еще дальше по дороге милосердия и просто перережешь мне глотку? И тогда страдания мои закончатся прямо сейчас.

– Этого я сделать не могу, – сказал Джек. – Меня настоятельно просили тебя не трогать.

– А я и забыл, – сказал Джавдет. – Извини.

– Не стоит извиняться.

– Тогда до свидания. Или, что будет точнее, прощай.

Джек присел на корточки.

– Ты можешь освободить руку? – спросил он.

– Могу, а что толку? Держать ее все время над головой мне тяжело, а стоит только положить на песок, как ее тут же засасывает.

– Если ты освободишь руку, я кину тебе веревку.

– А как же твое слово меня не трогать?