Ее манера держаться отражала серьезность момента, как и этот зал. Мурасаки приняла официальную мантию архивариуса – золотую с серебряной вышивкой в виде ока Гора, – но отказалась от сложного головного убора в стиле, какой носили фараоны, который прилагался к наряду. Вместо этого на ее седых волосах, зачесанных назад, красовалась простая диадема с символом Великой библиотеки. Она выглядела… великолепной, по предвзятому мнению Халилы, конечно. Настоящий профессор, занявший самое почетное место в старейшем учебном заведении в мире.

«Я бы никогда так не смогла», – подумала Халила. Конечно, она мечтала об этом; в своих тайных, самых амбициозных фантазиях она представляла себя в этом самом тронном зале, управляющей Великой библиотеки, и в мечтах все преклонялись перед ее мудростью. Сейчас же это казалось абсурдным. Смирение являлось основой ее веры, и она была убеждена, что Аллах возвысит ее, если она действительно когда-либо этого заслужит. Но не сейчас, не в эти отчаянные времена. Халила была благодарна, что профессор Мурасаки была здесь и могла нести это бремя.

Как только Халила подумала обо всем этом, Мурасаки глубоко вздохнула и опустилась на трон архивариуса. Она сложила на коленях руки и сказала:

– Я готова.

Халила повернулась к дверям. Она чувствовала себя одинокой в этом огромном зале, однако ощущение это было обманчивым; помимо Мурасаки, здесь уже находилось около сотни других людей, но в таком грандиозном пространстве даже толпа казалась каким-то хрупким, одиноким собранием. В тени стояло много библиотечных солдат. Халила сделала жест, и двое из них открыли большие двери в задней части помещения.

И остальные члены Конклава Великой библиотеки хлынули внутрь. Тысячи профессоров в черных мантиях. В десять раз больше библиотекарей и сотрудников. Большинство из них никогда не бывали в этом зале и, как и Халила, похоже, были поражены величием сложившейся ситуации. Шаги гостей замедлились, когда они вошли внутрь, и толпа, естественно, поспешила заполнить пространство. Однако профессоров и сотрудников, присутствующих в Александрии на данный момент – тех, кто не находился в других регионах или же не бежал с архивариусом, – все еще казалось слишком мало.

«Нам не хватает столь многих, – подумала Халила и ощутила болезненный укол где-то внутри. – Столь многих». Однако отец и брат Халилы были в первых рядах собравшихся, и она поспешила обнять их обоих, готовая чуть ли не расплакаться от одной благодарности за то, что они здесь. Отцу нездоровилось; он выглядел слабым и постоянно дрожал от кашля. Однако он был жив.

Халила заключила уставшее лицо отца в свои ладони и сказала:

– Ты уже показался медику?

– Покажусь, дитя мое. Скоро. Обещаю. – Его улыбка осветила мир Халилы. – Я не мог позволить себе пропустить сегодняшний день. Даже если бы меня пришлось сюда нести, я бы прибыл.

– Не слушай его. Он шагает своими собственными силами, – сказал брат Халилы и заключил ее в объятия, отчего ноги Халилы оторвались от пола, а дыхание сперло. Улыбка у брата была широкой, как и всегда, будто бы он не бывал в тюрьме и на грани гибели. – Халила. Кто бы мог подумать, что моя маленькая сестренка может оказаться такой храброй? – Должен был догадаться, – сказала ему Халила, отчего его улыбка чуть погасла. – В конце-то концов, я же никогда не боялась тебя.

– Я не такой уж и грозный.

Это было ложью. Салех являлся одним из самых способных мужчин из всех, каких Халила знала, а знала она нынче немало. Она решила не продолжать спор и вместо этого снова повернулась к отцу:

– Ему вообще стоит быть здесь?

– Попробовала бы его не пустить, – сказал Салех. – Я прослежу, чтобы он показался медику. Но сейчас дай ему насладиться моментом. Ему нужно увидеть, что Великая библиотека восстановилась, прежде чем идти отдыхать. Всем нам нужно.

Теперь, когда все профессора вошли и заняли свои места, следующая шеренга, вошедшая в зал, была сформирована из военных: нарядно одетых солдат, торжественных и гордых. Во главе их вышагивал капитан Никколо Санти. Он выглядел серьезным, понимая возложенную на него ответственность, и когда его войска заняли свои места по краям огромного зала, он двинулся вперед по длинному пространству белого мрамора. Толпа в черных одеждах расступалась перед ним, а затем Санти подошел к подножию лестницы пьедестала и опустился на одно колено, прижав кулак к сердцу.

– Ваш труд на благо Великой библиотеки не имеет цены, – сказала профессор Мурасаки. – Как избранный архивариус, я благодарю вас за вашу преданность и дальновидность и приветствую вас в этом священном месте. Готовы ли вы принести присягу?

– Готов, – сказал Санти. – Я клянусь служить Великой библиотеке телом, разумом и кровью так долго, как это будет угодно архивариусу. Клянусь защищать библиотеку от всех врагов, внутренних и внешних. Клянусь соблюдать законы и заветы Великой библиотеки и, когда прикажут, направлять и возглавлять армию в бою. Клянусь защищать знания и их слуг, где бы им ни угрожала опасность.

– Тогда поднимайтесь, Никколо Санти, лорд-командующий Высшей армией, – сказала Мурасаки. – Капитаны Высшей армии: вы подтверждаете это повышение?

Каждый капитан, поняла Халила, стоял по стойке «смирно» рядом с каждым подразделением войск, и один за другим они сделали шаг вперед, приложили кулаки к сердцу и сказали:

– Подтверждаю.

Здесь были десятки командиров. Высшая армия объединилась вокруг Санти.

«Конечно, здесь была не вся Высшая армия, – напомнила Халила себе. – Дислоцированные роты, местная полиция в больших и малых городах здесь не имели представителей. А элитные отряды самоотверженно ринулись вслед за прежним архивариусом и, без сомнения, увлекли за собой и многих рядовых солдат. Интересно скольких». Санти должен знать. Халиле нужно было расспросить его о численности и детальной информации отсутствующих капитанов. Мурасаки эта информация потребуется как можно скорее.

– Халила? – раздался шепот Салеха. Она взглянула на него и увидела, что он наблюдает за Санти, который завершает свою церемонию и начинает подниматься на ноги. – Это возлюбленный профессора Вульфа?

– Да, – сказала она. – Хотя и не только. Они вместе в течение многих лет, я не уверена, что они официально женаты.

Салех кивнул, не отводя взгляда от Санти.

– Вульф говорил о нем, – сказал он. – Ну… не мне. Полагаю, лучше будет сказать, что Вульф разговаривал с ним, когда был… нездоров.

– Нездоров?

– Тюрьма не пошла на пользу этому человеку. Ты должна убедиться, что он справляется. – Салех нахмурился и окинул взглядом толпу. – Я ожидал увидеть его здесь. Его нет?

– Нет, – сказала Халила. – Он охотится за архивариусом.

Салех выглядел откровенно шокированным.

– В одиночку?

– У него есть помощники.

– Я надеюсь, что он об этом знает, – пробормотал Салех, и Халила чуть не рассмеялась, потому что это и правда было вполне обоснованное беспокойство.

Вульф вполне мог поверить, что ему поручено поймать самого опасного беглеца в мире в одиночку. И это вызвало запоздалый укол беспокойства; с ним был – по крайней мере, как Халила слышала, – Джесс, но Джесс так же часто мог пробуждать в людях лишь больше безрассудства. Вдвоем они могли бы составить плохую компанию, особенно если учесть то горе, которое, несомненно, сейчас поглощает Джесса.

Халила искренне надеялась, что Санти тоже это осознает.

Мурасаки, кажется, уже чувствовала себя на троне как дома, когда начала принимать присяги от капитанов Высшей армии. А после них должны были повторить свои клятвы профессора и библиотекари, а также солдаты, и только тогда церемония подойдет к концу – для них. Мурасаки же должна будет принять ожидающих своей очереди дипломатов, а затем Александрийский торговый совет. В общем, ее ожидал очень и очень долгий день.

А значит, и ее личную помощницу, Халилу, тоже.

Когда капитаны закончили свои речи, Халила снова обняла брата, поцеловала его в обе щеки и сказала:

– Я должна идти к ней. Приглядишь за отцом?

– Разумеется, – сказал он. – Разве я не всегда за ним приглядываю?

Заполучить такого брата, как Салех, было подарком свыше, подумала Халила, а она никогда не ценила его настолько, насколько должна была. Она улыбнулась брату, и тот улыбнулся ей в ответ в десять раз теплее, а затем Халила отправилась обратно к трону профессора Мурасаки, чтобы встать рядом в тени, где можно было удобно слушать все просьбы, которые у Мурасаки возникнут.

Парад капитанов был временем напряженным; если у старого архивариуса среди них имелись убийцы, то сейчас был наилучший момент для нанесения удара. Халила мысленно отметила позиции военных снайперов, расположившихся на галереях; Санти сегодня не полагался на удачу, если не считать той, которую ему навязали. Халила подозревала, что Санти сегодня весь на нервах, ведь Вульф подвергает себя опасности, а угроза войны здесь буквально витает в воздухе, но когда она посмотрела на Санти, то не увидела ничего, кроме спокойствия. Кто-то мог бы подумать, что это самонадеянность. Халила же знала, что спокойный Санти, наоборот, наиболее опасен.

Следующим этапом было повторение своих клятв профессорами, библиотекарями и рядовыми членами армии. Халила произнесла слова вместе с ними. «Во имя священного знания, в глазах каждого бога в каждом уголке этого мира, я приношу клятву верности Александрийской Великой библиотеке. Я клянусь защищать знания этого мира от всех врагов, внутренних и внешних. Клянусь беречь и делиться таковыми знаниями со всеми, кто хочет учиться. Клянусь жить, учить, сохранять, изучать, сражаться и умереть за них». От этих слов у Халилы побежали мурашки по коже, а внутри у нее вспыхнул свет, от которого спирало дыхание. Гром тысяч голосов, собравшихся разом, обладал поистине великой силой.

Профессор Мурасаки встала, и одеяние из золотой ткани, в которое она была облачена, словно вспыхнуло, поймав свет. Она вскинула руки.

– Знания превыше всего.

– Знания превыше всего, – последовал ответ, а затем – хотя это не было частью ритуала – кто-то победоносно закричал.

А потом вдруг ликовали уже все, и Халилу чуть не сбил с ног этот поток эмоций. Вот она, Великая библиотека. Она состояла не из заговоров и ухищрений прежнего архивариуса, не из хладнокровной жажды власти. Не из ереси его Черных архивов, где он запирал запрещенные знания. Не из тюрем, где он хоронил своих врагов.

Душа Великой библиотеки скрывалась здесь, в этом зале, и в этот необыкновенный момент, с теплыми слезами на щеках, Халила поняла, что любит библиотеку больше, чем когда-либо любила что-либо или кого-либо, кроме самого Аллаха.

Дарио опоздал, прибыв как раз в тот момент, когда церемония приношения клятв подошла к концу. Халила увидела, как Дарио юркнул в зал; на нем была профессорская мантия, он подошел к Халиле и прошептал:

– Прости, любовь моя, у меня были дела. Прибыла делегация под флагом перемирия.

– Ты не произнес клятву, – тихо сказала Халила. Слезы на ее щеках высохли, она их не смахнула. Ей хотелось их ощущать. Всегда.

– Я не мог, – сказал Дарио. – Кто-то должен был встретить послов.

Халила это понимала, однако она также понимала, что, возможно, в какой-то степени Дарио и хотелось опоздать. Он, конечно, верил в Великую библиотеку, но, как у любого политически подкованного человека, глаз у него был наметан на тех, у кого больше шансов на победу, и прямо сейчас он тяготел к военному флоту, дрейфующему в гавани. Дарио принадлежал к королевскому роду Испании, и это никогда не изменится. Халила любила его. Однако в данном случае она не была уверена, что всецело ему доверяет.

– Что ж, Вульфа тут тоже не было, – сказал Дарио, будто бы в свое оправдание, и Халила поняла, что выражение ее лица, должно быть, выдало ее сомнения. – Как не было и Джесса, Томаса или Глен. Не выделяй меня за то, что выполнял свои обязанности!

– Я не выделяю, – сказала она, и в ее словах все же скрывалась крошечная доля лжи, за которую ей придется позже покаяться, но пока Халила не могла тратить время на объяснения. – Спасибо, Дарио. Я дам архивариусу знать, что послы прибыли.