…Он нашел их через неделю. До «Феникса», расправившего крылья над всеми нами, оставалось еще пять лет. А тогда нас было двое плюс Байер, в то время еще не уволенный, еще не разведенный, а потому располагавший лишь обрывками времени.

Мы, наверное, казались татуированному монстру жалким противником. Но когда начались военные действия, на нашу сторону подтянулись некоторые силы: сотрудники охраны нашего отца, пара друзей Байера из милиции, адвокат Заславский и Бобышева, хозяйка съемной квартиры. В то время она была лишь на грани безумия, лишь заглядывала порою в пропасть, не делая шаг вперед.

Машина Акима, новая «Шкода», подарок отца, сгорела до остова. Байер получил пулевое ранение в плечо. Его другу пробили голову в эпической схватке на лестничной площадке возле квартиры, где прятались от монстра его жена и дети. Мы везли истекающего кровью майора в больницу, а вслед нашей машине стреляли. И все же мы победили. К тому моменту, когда неприятелю наконец удалось захватить плацдарм, его встретил городскими криминальными новостями старый черно-белый телевизор, включенный на полную громкость; в квартире никого не было. Бобышева вывела своих жильцов сначала через балкон к соседям, в другой подъезд, а затем на улицу. Некоторое время они жили на даче Заславского. За месяц до Нового года мы перевезли их в Петербург, к армейскому другу Байера.

Так что мои трехдневные каникулы на даче родителей Макара Сиротина пришлись очень кстати.

* * *

Он появился в доме незадолго до полуночи. Черные волосы припорошены снегом, стальные глаза весело блестят, в руках бутылка шампанского и бумажный пакет с жареной курицей. «Яник! – в унисон закричали родители Макара. – Мы уже думали, ты не придешь!»

А он пришел. И взгляд его, скользнув по нашей компании, вернулся ко мне, остановился на несколько мгновений… Дальше – я помню это смутно – гость каким-то образом оказался за столом между мной и подругой. Он что-то рассказывал, смеясь. Моя подруга хохотала, а я почти не слушала. Что-то мешало мне включиться в общий процесс. Да еще Настя сидела напротив и усиленно подмигивала мне то одним, то другим глазом. Меня это раздражало. Не сразу я поняла, что она просто выпила лишнего и это был тик. Макар увел ее наверх; его родители включили Челентано и начали танцевать, энергичными жестами призывая нас присоединиться к ним.

…Он вдруг оборвал себя на полуслове, и эту паузу я услышала так отчетливо, словно она прозвучала во мне коротким звоном колокольчика. Музыка грохотала вокруг нас, но я как будто погрузилась в тяжелую воду, на самое дно, и почти ничего не слышала.

Я медленно повернула голову к Яну и наткнулась на его прямой взгляд. Все звуки вновь включились. ABBA завела Happy New Year. С улицы доносились хлопки фейерверков.

Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. Потом я взяла бокал с шампанским, уже теплым, залпом допила, мельком отметив про себя, что пальцы мои мелко дрожат.

Он протянул мне руку ладонью вверх. Я замешкалась. Громкая музыка заглушала мои чувства, но одно я знала точно: вот он, самый главный момент моей жизни. Сейчас все изменится. Я дам руку этому человеку со светлыми глазами и окажусь в другом мире. В моем личном идеальном мире.

Ян с улыбкой смотрел на меня и ждал. Затянувшаяся пауза не беспокоила его. Музыка гремела на всю комнату. Родители Макара прыгали, ухая и хохоча. Рядом с ними неловко подскакивал наш перебравший однокурсник. Второй сидел на подоконнике и курил в приоткрытую форточку. Моя подруга с бокалом шампанского в руке, унизанной множеством разноцветных браслетов из бисера, задумчиво покачивалась, игнорируя развеселую музыку, под свой собственный, не слышный никому ритм.

Я улыбнулась Яну и вложила руку в его горячую ладонь.

Мы танцевали с ним под You Are Not Alone Майкла Джексона. Я специально посмотрела потом плей-лист, чтобы запомнить это название, запечатлеть в памяти все, что было причастно к главному счастливому событию моей жизни.

После пары медленных танцев, во время которых я завороженно слушала его голос, что-то шепчущий мне в ухо, и так же завороженно время от времени смотрела в его светло-серые глаза, мы вдвоем вышли в зимнюю ночь, под черное небо, расцвеченное звездами и яркой россыпью фейерверков, запущенных с разных участков дачного поселка.

Первый поцелуй. Замерзшие губы, холодные пальцы, жар внутри… «Аня… Я хочу тебе сказать…» Его тихий голос я слышу и сейчас, но до сих пор не знаю, что он хотел мне сказать. В тот момент из дома с хохотом вывалилась наша шумная компания и побежала на задний двор, к наряженной елке, на ходу закидывая друг друга и нас снежками. Мы переглянулись, засмеялись и побежали следом.

«Просто любовь», – сказала я брату, вернувшись домой второго января. Он с сомнением смотрел на меня. Я поспешно собирала вещи в дорожную сумку – внизу ждал Ян, чтобы умчать меня в новую жизнь на своем старом белом «Фиате». «Что-то слишком быстро…» – проговорил брат. Я пожала плечами. Ну да, быстро. Но ведь любовь.

В лифте со мной ехал брат Абдо. Акиму я не позволила проводить меня. Я не хотела никого впускать в зону моей любви. Не сейчас. Может быть, чуть позже.

Я вышла из подъезда и бросилась в распахнутые объятия Яна. Он прижал меня к себе. Сумка упала на асфальт. Низкое пасмурное небо, похожее на затуманенное зеркало, нависло над нами. Падал тихий редкий снег. На несколько мгновений мы погрузились в тишину, где не было больше ни души.

Ян отвез меня к себе – в большую двухкомнатную квартиру на двенадцатом этаже новостройки, на самой окраине. Из нашего окна мы видели лес. Где-то там, вдали, его пересекала дорога, соединяющая наш город и Невинск.

Отец пытался остановить меня, но я уже неслась, уже летела к своему счастью, порхая и кружась, как бабочка в солнечном луче. В апреле мы с Яном расписались и уехали на неделю в Италию.

Я никогда не думала, что буду так счастлива. Но я была.

* * *

Воспоминания мельком опалили меня и исчезли, как только мой новый знакомый занял место рядом со мной, в моей машине.

– Денис, – представился он.

Я молча кивнула, встраиваясь в поток, медленно ползущий по проспекту.

Не знаю, какой мелкий бес дернул меня познакомиться с этим человеком. Кофе я собиралась выпить дома, одна. Затем мне надо было ехать в «Феникс», где накопилась гора нерешенных проблем, а днем – на завод, на совещание.

Я мельком взглянула в зеркальце. Брат Абдо, сидевший на заднем сиденье, расставив ноги, иронично поднял брови, покачал головой. Тебя не спросила, пробурчала я себе под нос.

– Что? – спросил Денис.

– Ничего. Вам на работу не надо?

– Мне дали два выходных. Я шефу ноут починил, так это типа его благодарность. Говорит: уже простился с любимым «маком», но я его спас.

– А что с ним было?

– Да-а… – Он мотнул головой. – Все как обычно. Шеф сам виноват. Опрокинул кружку кофе и всю клаву залил. Что и следовало ожидать. Я ему сто раз говорил: «Виктор Михалыч, не пейте кофе над ноутом!» Но он разве послушает умный совет? Он вообще у нас со своими тараканами. Знаете, какая у него кружка для кофе? Огромная такая, на пол-литра, наверное, вся в розовых цветочках, и на боку младенец в подгузнике! А снизу надпись: «Витенька уже большой»… Вам неинтересно, наверное?

Мне было настолько неинтересно, что я уже начала обдумывать вариант остановить машину, высадить своего нового знакомого и распрощаться с ним навсегда.

– А если так? – быстро сказал он, пока я не успела ответить. – «Взглянул на мир я взором ясным и изумился в тишине. Ужели он казался мне и величавым и прекрасным?..»

– «Столь величавым и прекрасным…» – поправила я. – Сойдет. Куда поедем, Денис?

– Может, в «Пеликан»? Там вроде прилично.

– Главное – недалеко…

Я перестроилась в левый ряд и остановилась перед поворотом. Стрелка светилась красным.

– Стих дочитать?

– Не надо.

– Ну ладно. Я, если честно, его плохо помню. Мне другой больше нравится: «Бурной жизнью утомленный, равнодушно бури жду: может быть, еще спасенный, снова пристань я найду…» Кстати, эту книжку, стихи Пушкина, я в диване нашел.

До «Пеликана» оставалось около километра.

– В диване?

Денис энергично кивнул.

– В прошлом году бабушка умерла, оставила мне однушку. Мебель вся из сороковых и пятидесятых еще, рухлядь. Я перед ремонтом решил все на помойку выкинуть. Позвал друга, потащили диван. А квартира в хрущевке на пятом этаже, так что можете себе представить, что это было… Так вот, пока мы диван по лестнице волокли, из него и вывалилась эта книжка. И таракан. Между третьим и вторым этажом. Небольшой такой толстый томик, год издания тыща восемьсот двадцать девятый. Сначала хотел загнать его… То есть продать. А потом передумал, себе оставил. Не знаю почему, но полюбился мне этот томик. «Может быть, еще спасенный, снова пристань я найду»…

Я слегка улыбнулась. После института я два года проработала в центральной библиотеке системным администратором, пока бесконечные звонки и визиты разнообразных личностей не вынудили директрису попросить меня написать заявление по собственному. Тем не менее это были два отличных года. Один минус – они пролетели слишком быстро. Компьютеров в библиотеке было всего пять, а книг тысячи, так что работала я мало, а читала много. Я любила старые издания с распухшими от времени переплетами, с шероховатыми страницами, их легкий аромат картона, потертой кожи и пыли. Они напоминали мне мое детство и попытки стащить очередной том из дедушкиной библиотеки. К десяти я приходила на работу, помогала пожилой библиотекарше Антонине Витальевне включить компьютер и нужную программу, потом брала низкую деревянную стремянку из двух ступенек, ставила ее между стеллажами, садилась, раскрывала книгу и переносилась в другой мир. Тогда мне еще было хорошо и в этом, что не отменяло кайфа от чтения.

– Сущий ужас.

– Что?

Похоже, я отвлеклась на свои мысли и не слышала, что говорил мой спутник.

– История с вашим братом. Сущий ужас.

– Так, договоримся сразу: это закрытая тема.

– Понял. – Денис поднял руки ладонями наружу. – Больше ни слова.

Выходя из машины, он тихонько напевал себе под нос: «Лет ит би, лет ит би-и…»

Я закатила глаза. Все. Двадцать минут на кофе, потом гудбай.

Брат Абдо одобрительно кивнул.

* * *

«Пеликан», каким я его помнила, всегда балансировал между двумя статусами: обычной кафешки и ресторана. Он, будто грешник, разрывался между добром и злом. Слово «кафе» было решительно убрано из вывески, но внутри стояли расшатанные столы, покрытые красными скатертями в жирных пятнах, а между стеклами витрин валялись дохлые мухи.

Когда-то мы с братом заглядывали сюда по дороге в «Феникс» – он всего в двух кварталах; брали по чашке кофе, усаживались в самый дальний угол и проводили около получаса в блаженном молчании или неспешном разговоре ни о чем особенном. Но дел прибавлялось, а времени, соответственно, становилось меньше, так что постепенно наши «пеликаньи посиделки», как мы их называли, сошли на нет.

Я не была здесь лет пять и, войдя, оценила усилия администрации. Красные скатерти исчезли, хлипкие светлые столы из ДСП сменили массивные, темно-коричневые, на крепких изогнутых ногах; к ним прилагались такие же надежные стулья. У стены, в паре метров от входа, сделали барную стойку. Сейчас за ней стояла симпатичная девушка в желтом форменном переднике с витиеватым логотипом «П» на груди.

Девушка лучезарно улыбнулась мне. Я кивнула в знак приветствия.

В это раннее время, кроме нас, посетителей не было. Мы заняли стол у окна, наполовину залитый солнечным светом. «Двадцать минут», – напомнила я себе.

Денис навалился грудью на стол, расставив локти, прямо посмотрел на меня.

– Анна, а знаете?..