Несколько лет назад я тоже призналась ему в любви. Была послана далеко и надолго. И начала встречаться с его другом. Это были мои первые отношения. Но Серёга, сволочь, в Москву укатил. Нет хуже петербуржца, променявшего свой город на деньги! Но если у него там МГУ, перспективы и будущее, зачем держать человека? Удачи.

Серёга уехал, а вот Стас остался в моей жизни.

Невесёлые мысли развеял крик одногруппника. Белоусов задрал стакан над головой и провозгласил:

– За нашу 1001-ю группу! Номер нашей параллели выделили достойный, и носить его будем гордо! – Парень обнимал Стаса и хохотал.

Мы забились в уголок кафешки, но всё равно заняли почти весь зал «Бургер Кинга». Кормили нас реально на отлично. Особенно наггетсы удались.

Собралась хорошая компания, не без душнил, конечно, учитывая, что тот же Хворь сидел в углу насупленным мухомором. Не вонял, и ладно. Должен же кто-то быть занудой среди веселых и находчивых, без фона теряется передний план.

Белоусов – кажется, его звали Аркадий, – расписывал сидящей рядом с ним провинциалке о своих достижениях на футбольном поле. Девушка приехала из какой-то деревни и совсем ничего не знала о жизни большого города, зато сверкала короткой юбкой и кофточкой в зелёную клетку. Звали её Света.

– А почему тебя называют Бомж? – с восторгом спросила она. Аркаша даже приосанился:

– Я фанат «Зенита», нас всех так называют. А вот болельщики «Спартака» – Мясо. Усекла?

– Да, а когда вы дерётесь, получается фарш?

Так, с «самыми умными» определились.

А вот красоткой группы была выбрана, увы, не я, а Ольга – пышногрудая блондинка, в чьи буфера я бы тоже с удовольствием углубилась. В смысле пощупала – не накладные ли. А можно уже в восемнадцать делать пластику груди? Не рано? Губёхи она свои явно поднакачала.

Мне не завидно, я за натуральную красоту.

Потому что ненатуральная не всем по карману.

Стас рядом со мной заржал:

– Ты потише думай, а то прилетит от новой королевы параллели или её воздыхателей.

– Так я ж исключительно в хвалебных целях! – шепнула, пнув друга локтем под рёбра. И дня не прошло, а он уже короновал эту Олю. – Между прочим, это не её настоящий цвет волос.

– Так у тебя тоже! – Стас икнул, опрокинул на себя стаканчик с пивом и, чертыхнувшись, убежал в туалет. Отмываться.

А я подползла к старосте, чтобы проверить, не издох ли он в своём уголочке. Уж очень притих и даже первый стакан не допил. Непорядок. На празднике весело должно быть, а не мутно.

Давид сидел, облокотившись на стену, и закатал рукава, являя миру достаточно тощие конечности и дорогие часы на запястье. Пиджак его аккуратненько висел на вешалке возле соседнего дивана. Староста первые полчаса вечеринки брезгливо протирал стол вокруг своего стакана, потом руки и, кажется, до сих пор не желал прикасаться ни к чему в этом скромном заведении.

Давид уже нашёл собеседника, вот только я не поняла сначала, на кого он так ожесточённо ругался. Даже пригляделась, но Хворь шипел в пустоту:

– Ну и пусть чертыхается. Мы не уйдём. Да прилично себя ведём. Отстань. Я тебя не слышу. Не слышу!

Меня голос Хворя даже встревожил. Тихий, немного нервный, явно испуганный. Я плюхнулась на диван, подвинув одногруппников. Поставила свой стаканчик рядом, при этом нечаянно плеснув пиво на стол.

Давид тут же потянулся за салфеткой.

– И как тебе первый учебный день? – следя за тем, как Хворь с усердием домработницы полирует столешницу, утянула из порции Давида один наггетс. И тут же скривилась. Пересоленное мясо на вкус оказалось просто ужасным, не удивительно, что староста ничего не ел. Не повезло ему, видимо, кто-то из персонала с его порцией накосячил. Хоть пиво-то нормальное?

– Не надо, – Давид увёл руку со своим стаканчиком к стене. То есть ему неприятно будет, если я глотну из его порции? Серые глаза казались почти чёрными. Тон был твёрдым и непреклонным.

Я пожала плечами и взяла своё пиво, отхлебнула, демонстрируя, что ему только показалось:

– Не собиралась я влезать в твоё личное пространство. Что с твоей едой? Почему такая солёная? Вернём? Или сам подсолил? – Я, когда волнуюсь, чересчур разговорчивая. Но это даже плюс, люди охотнее на контакт идут.

– Что за тупые вопросы? – с явным сарказмом ответил Давид, даже не пытаясь показаться дружелюбным. – Конечно, сам.

Я на секунду зависла. Это шуточка сейчас была? По приколам я обычно мастерица. Но он не улыбнулся. Подождать отмашки на смех?

– А с кем это ты беседовал? – я наконец заметила, что наушника в ухе старосты нет, а телефон лежит на столе. Значит, орал реально в пустоту.

– Да так, мысли вслух. Я вас всех уже в общий чат группы добавил, – он кивнул на сотовый.

Прозвучало, будто я только что в список смертников попала. Ну, спасибо, ботан, на том свете расплатимся.

А Давид, видать, унюхал крен моего настроения, дёрнулся и с каким-то ужасом уставился на мои волосы. Лицо его скривилось, глаза стали огромными. Красивые, кстати, глаза, необычные. Даже за стёклами очков видно, что ресницы пушистые. Интересно, без очков он совсем ничего не видит или они для пафоса? Наверняка ему пойдут линзы.

– Отстань. Хватит! – внезапно закричал Давид, и стакан с пивом полетел мне прямо в лицо.

Зашибись пообщались.

Зашибись первый день.

ГЛАВА 2. Выйди из моей головы

Давид Хворь

Давид Хворь, внезапно ставший старостой, хотел от одногруппников одного: чтобы они отстали от него. Просто оставили его в покое! Ну, и ещё по мелочи: чтобы хорошо учились, не прогуливали пары и не портили успеваемость.

Потому что кроме индивидуального балла декан начислял ещё групповой балл каждому учащемуся. Рассчитывал он его из успеваемости всех учеников группы. А Хворю объяснил, что он попал на кафедру управления организацией, а не в кружок органической химии, поэтому придётся научиться работать с людьми и управлять ими.

А в конце года ещё и выберут лучшую группу по количеству баллов, а у старост будет отдельный конкурс. И только Хворь может привести свою группу к победе.

А Давид бы и рад управлять, да только люди тупые в его группе собрались. Да ещё и злопамятные.

Он ходил на занятия, сцепив зубы. Потому что после первой вечеринки за ним закрепилась слава непробиваемого сноба и психа.

И всё из-за Синицыной.

Правильно он не хотел отмечать начало обучения.

В маленьком неприметном «Бургер Кинге», стоило повесить пиджак и устроиться на стуле, его тут же нашли.

Ведь куда бы он ни пошёл, за ним волочились голоса и тени.

Рваные комья тумана поползли по полу к ногам Давида. Коснулись лодыжек.

«Не смотри!» – приказал себе Хворь. Попытался нащупать наушники, но они остались на дне сумки. И пока он рыскал в поисках, ОНО переползло ему на грудь и дыхнуло прогорклым маслом прямо в рот:

«Валите отсюда!»

Давид подавился пивом, ставшим вмиг кислее перебродившего кефира.

Попытался съесть гамбургер, но из него полезли извивающиеся черви. Тошнота подступила к горлу.

Главное – игнорировать это. Не смотреть, не слушать. Сосредоточившись на столешнице, Хворь выровнял тарелку относительно стаканчика и края стоя. Провёл невидимую линию, высчитывая угол наклона пластиковой вилки – пока мозг занят расчётами, голоса стихают.

Наггетсы оказались пересолёнными, но это было лучше ожившей и уползающей картошки. Трясущейся рукой Давид отправил в рот сразу несколько кусков жареной курицы.

«Если он помянёт чёрта ещё раз, я залезу ему в горло и вырву кадык», – проскрипело рядом с Давидом обещание. Парень с опаской покосился на рослого блондина из своей группы. Не хватало ещё, чтобы из-за него пострадали другие. И Хворь отступил от своего обычного игнорирующего поведения и попросил:

– Не трогай их.

Существо тут же разрослось чуть ли не в два раза и обрадованно оскалилось россыпью острых зубов:

«Слышишь меня всё-таки?! А я знал! Я видел!!! И будешь слушаться! Будешь! А он сейчас утопится в унитазе. И будет уже на кладбище ругаться».

– Ну и пусть чертыхается. Мы не уйдём. Мы прилично себя ведём. Отстань. Я тебя не слышу. Не слышу.

Тёмное нечто отшатнулось, едва касаясь пола, отплыло на два метра. Оно было не выше человеческого колена. Но жуткие сияющие глаза делали его огромным. Для Давида оно заняло всё кафе.

А потом появилась Синицына. Она прошла рядом с пастью, не замечая клыков, готовых вцепиться ей в ногу, и пристала к Давиду с какими-то вопросами.

Хворь зафиксировал внимание на своём телефоне, про себя возмущаясь настойчивостью девушки.

Хоть секундочку помолчать не судьба? Вообще насколько законно заставлять человека слушать дебильные шуточки, сомнительные комплименты и тупое щебетание?

А Синицына, не замечая напряжения Давида, потянулась к его пиву.

Парень отшатнулся. А чёрный монстр запрыгнул на девушку и принялся опутывать её своим туманом. Ира обхватила себя руками.

Виток за витком. Быстро и сноровисто кокон становился всё плотнее. Такое уже было, и это плохо.

Давид не выдержал. Одно дело игнорировать их, когда они пытаются навредить тебе, а другое дело – подставлять простых людей под удар.

– Отстань. Хватит! – выкрикнул Хворь, и стакан с пивом полетел в гущу темноты, но попал Синицыной в её фиолетовую голову.

***

Вот так и закрепилось за Давидом кличка «бургероненавистник». В основном, конечно, потому что он гамбургеры не жрал и отказывался ходить на попойки с группой, которые сердобольная Синицына организовывала с маниакальной навязчивостью.

С тех пор он старался обходить стороной и злосчастный «Бургер Кинг» на Литейном, и саму Синицыну, которая бесила его даже больше, чем всё, что творилось у него в голове.

Но отбиться от этой улыбчивой пиявки было очень непросто. Она, казалось, обиделась на него, но ненадолго. Буквально через неделю снова трещала без устали и сыпала странными предложениями в адрес Давида вместо того, чтобы пойти и вызубрить макроэкономику.

То на встречу звала, но на фотосессию. Странная.

Отвечал он ей всегда отказом. И даже в чате группы периодически блочил. Это была его любимая тактика против раздражающих обстоятельств.

Не без самодовольства Хворь поначалу решил, что девчонка к нему клеится. Но Ирка была всем в группе «подруга, сестра и скоморох». И не только. Она общалась со старшекурсниками, с деканом, с уборщицей, с охранницей на проходной. Пару раз Хворь видел, как Синицына останавливала на улице незнакомых людей и приставала к ним с разговорами.

Бедные прохожие!

– Прекрасный день сегодня! – заявляла она с порога и лыбилась от щеки до щеки, как хуманизация Чеширского Кота.

Это показательное дружелюбие тоже бесило Давида.

Улыбчивая, как сумасшедший на выпасе.

Только психи могут быть такими весёлыми и красить волосы в отвратительный фиолетовый цвет.

Она каждый день с утра пьёт, что ли?

– Синицына опять не сдала зачёт по географии, – обычно заявляла ему завкафедрой, встречая на пороге. Выдавала стопку распечаток и благословляла на счастливое общение с одногруппниками. – Ты с ними слишком строг. Мы не наказываем за прогулы.

Да ладно!

В детском саду можно прогуливать, а тут у нас высшее учебное заведение! Или не высшее?

– Высшее, – грустно кивала заведующая и показывала статистику.

Да, самое раздражающее – эта Синицына портила ему успеваемость группы просто под ноль. Она пропускала пары и семинары, саботировала общественные мероприятия. Все! Только на КВН явилась, и то чтобы поржать. Одним словом, отвратительная особа.

Единственной опорой и надеждой Давида была Леночка – нормальная адекватная девушка, способная запомнить номер аудитории и время зачёта. Уже хорошо. Жаль, далеко не все в группе могли похвастаться такими же успехами.

Впрочем, почти все в группе оказались достаточно квалифицированными и целенаправленными. Знали, зачем поступили, и фигнёй не страдали.