– Не желаете освидетельствования трупа, значит, и не надейтесь на продолжение расследования дела! – в гневе воскликнул начальник уезда.

Тут братья, в замешательстве, кланяясь, согласились:

– Полагаемся во всем на ваше решение.

Тогда начальник заявил:

– Человеку уже под семьдесят, в этом возрасте смерть – дело вполне естественное. Если окажется, что он умер не от побоев, то зря пострадает невинный человек, а это отяготит душу скончавшегося. И вы, его дети, которые, конечно, хотели, чтобы отец жил подольше, обвинением этим сослужите ему плохую службу. Так неужели же вы, его родные сыновья, решитесь пойти на такое?! И еще должен сказать, – продолжал начальник, – что умер он от побоев – это ложь. А вот что обвиняемый толкнул вашего отца и он упал – похоже на правду. Но если со всей строгостью не наказать обвиняемого Ло Дэ, то вы будете все-таки в обиде. Так вот, я полагаю, надо заставить обвиняемого надеть на себя грубую пеньковую траурную одежду, совершить обряды, как полагается в подобном случае родному сыну, и все расходы, связанные с похоронами, также возложить на Ло Дэ. Согласны ли вы с таким решением?

– Не посмеем не согласиться с вашим распоряжением, – отвечали в один голос братья.

Сингэ был безмерно счастлив, что начальник уезда не прибегнул к пыткам и решил дело, не запятнав его. Поэтому и жалобщики, и Сингэ – все земно кланялись и благодарили начальника.

– Ну, раз так, то и никакого документа по этому делу составлять не буду, – заключил начальник и, обращаясь к Сингэ, добавил: – Тебя будут сопровождать служащие *ямэня, и, когда ты все совершишь, как должно, я просто аннулирую жалобу. Вот уж поистине,

Власть предержащие очень легко
зло нанесут человеку;
И доброе дело им совершить
тоже труда не составит.
Вот, например, как начальник У Цзе
дело решил справедливо:
Выяснил суть, разобрался во всем —
и стороны обе довольны.

Надо сказать, что с того момента, как У Цзе направился в зал присутствия разбирать дело, Саньцяо сидела словно на подстилке из иголок. И как только ей стало известно, что присутствие закончилось, она сразу же пошла навстречу мужу и стала его расспрашивать, как и что.

– Дело я решил следующим образом… – начал У Цзе и, рассказав Саньцяо, как все было, добавил: – Ради тебя я пощадил Сингэ, даже не наказал его ни единым ударом.

Саньцяо благодарила и благодарила мужа.

– Я давно рассталась с братом, – сказала она под конец, – и очень хотела бы его повидать, порасспросить об отце и матери. Не сделали бы вы одолжение и не разрешили бы нам как-то встретиться? Это было бы величайшей милостью с вашей стороны.

– Ну, это нетрудно, – ответил начальник уезда.

Читатель! Ведь Сингэ сам отказался от Саньцяо и порвал с ней всякие отношения. Почему же, по-вашему, она так беспокоилась о его судьбе и проявляла такую о нем заботу? Дело в том, что они очень любили друг друга и Сингэ именно по вине Саньцяо пришлось от нее отказаться, хотя расставаться с ней ему было больно и тяжко. Вот почему в день ее вторичного замужества Сингэ в качестве подарка отправил ей все шестнадцать сундуков с вещами и драгоценностями. Уже одного этого было вполне достаточно, чтобы смягчить ожесточение Саньцяо против Сингэ, если у нее в свое время и возникало подобное чувство. И вот сегодня, когда сама она была знатна и богата, а Сингэ очутился в беде, как же ей было не помочь ему! Это и есть: помнить о добре и отвечать добром.

Но вернемся к Сингэ. Неукоснительно придерживаясь решения начальника уезда, он совершил все положенные обряды, нисколько не жалея на это денег, так что у братьев Сун не оставалось больше повода для претензий или недовольства. После похорон служащие ямэня привели Сингэ к начальнику, чтобы доложить о выполнении вынесенного по делу решения. Тот пригласил Сингэ на свою жилую половину, провел его в гостиную и предложил сесть.

– Уважаемый свояк! – заговорил начальник, обращаясь к Сингэ. – В этой тяжбе, если бы не ваша сестра, я чуть было не оказался неправым по отношению к вам.

Сингэ не мог понять, о чем идет речь, и потому не нашелся, что ответить. Через некоторое время, после чая, начальник предложил Сингэ пройти в его кабинет и приказал, чтобы позвали младшую госпожу. Представляете себе эту неожиданную встречу! Настоящий сон! Саньцяо и Сингэ, даже не поприветствовав друг друга и не сказав друг другу ни слова, бросились в объятия и громко разрыдались. Так горько не плачут даже по матери или по отцу.

Начальнику уезда, стоявшему тут же в стороне, стало так жаль молодых людей, что он наконец сказал:

– Ну, будет, хватит вам убиваться! Как я вижу, вы не походите на брата и сестру. Расскажите мне сейчас же всю правду, и я что-нибудь предприму.

Сингэ и Саньцяо пытались сдержать себя, однако это им не удавалось, и они продолжали рыдать, не выдавая тайны. Начальник уезда снова потребовал разъяснений, и наконец Саньцяо, не выдержав, опустилась перед ним на колени.

– Я, ничтожная, во всем виновата и заслуживаю тысячи и тысячи смертей, – проговорила она. – Человек, который перед вами, – мой первый муж.

Сингэ, пристыженный, тоже опустился на колени и подробно рассказал начальнику уезда об их прежней любви, о разводе, о ее вторичном замужестве. И тут они с Саньцяо опять разрыдались и бросились обнимать друг друга. Глядя на них, и сам начальник уезда невольно уронил слезу.

– Раз вы так любите друг друга, как могу я вас разлучить?! – сказал он и продолжал: – Вам повезло, что за эти три года у нас так и не было детей, так что вы, Цзян Сингэ, возьмите ее и живите снова вместе.

Саньцяо и Сингэ без конца били земные поклоны начальнику, словно ставили свечи перед божеством.

У Цзе тут же приказал подать паланкин для Саньцяо. Затем он позвал людей и велел вынести все шестнадцать сундуков приданого Саньцяо и передать их в распоряжение Сингэ. Помимо того, он распорядился, чтобы один из служащих ямэня сопроводил супругов до границы с соседним уездом. Это был великодушный и поистине добродетельный поступок со стороны начальника У Цзе. Да,

*Жемчуг вернулся в Хэпу,
вновь засиял нежным блеском;
*Встретились снова мечи,
мощь проявили былую.
Добрым поступком У Цзе,
право же, нас восхищает.
Можно ль людьми называть
падких до женщин и денег?!

У Цзе постоянно печалился о том, что у него не было сыновей. Но потом, когда его перевели в Пекин, в ведомство гражданских чинов, он нашел там себе другую младшую жену, и она родила ему подряд трех сыновей. Впоследствии все трое, один за другим, выдержали экзамены на высшую ученую степень. Люди говорили, что это было вознаграждением за добро, содеянное в свое время У Цзе. Но это уж мы заглянули вперед.

Вернемся к Сингэ, который увез к себе домой Саньцяо и представил ее Пин. Вообще-то, Саньцяо была первой женой Сингэ и ей следовало бы быть старшей. Но так как в свое время Сингэ от нее отказался, а брак с госпожой Пин был совершен по всем должным правилам и с соблюдением всех обрядов, да еще к тому же Пин была на год старше Саньцяо, то Саньцяо стала теперь младшей женой Сингэ, а госпожа Пин – старшей. Женщины называли друг друга сестрами, и с этих пор муж и обе его жены жили вместе до самой старости.

Вот стихи, которые можно привести в подтверждение этой истории:

Хотя до конца своих дней
супругами нежными были,
Но, право, позорно жене
наложницей вдруг оказаться.
Воздастся за зло иль добро
лишь так, как положено будет:
Далеко ли от нас до него – до чистого, синего неба?!

2. Пэй Ду, князь Цзиньчжоу, великодушно возвращает чужую невесту

Есть у чиновника высшая должность,
богатство есть в тысячу *ланов,
Пользы от этого будет немного,
коль волосы белыми станут.
И только тот, кто гуманностью славен,
кто добрые множит поступки,
Тысячу осеней будет бессмертен,
и люди его не забудут!

Дэн Тун, любимый сановник *Вэнь-ди, императора *Западной Хань, сопровождал его в выездах и спал с ним на одной постели. Любовь и милости, которыми жаловал его император, были ни с чем не сравнимы. Как-то раз старуха Сюй Фу, знаменитая гадательница по чертам лица, обнаружив у него на лице складку, идущую от носа к самому рту, предсказала сановнику неминуемую смерть от голода и нищеты. Когда император узнал об этом, он рассердился.

– Богатство и знатность исходят от меня. Кто сможет разорить Дэн Туна? – сказал он и, пожаловав своему любимцу во владение медные горы в провинции Сычуань, разрешил ему самому чеканить монеты. Вскоре деньги Дэн Туна наводнили всю страну, и богатства его могли соперничать с императорской казной.

Однажды на теле императора вскочил нарыв. Гной и кровь так и струились из него, а боль была нестерпимой. Дэн Тун высосал нарыв.

Почувствовав большое облегчение, император спросил Дэн Туна:

– Какая любовь самая большая?

– Нет большей любви, чем между отцом и сыном, – ответил Дэн Тун.

Не успел он уйти, как пришел наследник престола справиться о здоровье отца. Вэнь-ди тут же попросил его высосать нарыв.

– Я только что ел сырой мясной фарш и боюсь, что, если сейчас примусь высасывать ваш нарыв, это вам только повредит, – ответил тот.

Когда наследник вышел, император со вздохом произнес:

– Нет большей любви, чем между отцом и сыном, а все же он не захотел высосать нарыв. Дэн Тун, значит, любит меня больше, чем мой сын.

С этих пор император жаловал своего сановника еще большей любовью.

Когда слова императора дошли до наследника, он возненавидел Дэн Туна. После кончины Вэнь-ди наследник вступил на престол и царствовал под именем *Цзин-ди. Дэн Тун сразу же был обвинен в том, что привел в хаос денежную систему и из лести высасывал императору нарыв. Все имущество Дэн Туна было конфисковано, а сам он был заточен в камеру и лишен еды и питья. Таким образом, Дэн Тун действительно умер от голода.

Другой случай. У Чжоу Яфу, главного советника ханьского императора Цзин-ди, на лице тоже была эта зловещая линия от носа ко рту. Опасаясь могущества и славы своего министра, император нашел случай обвинить его и заключил в тюрьму при Уголовной палате. Негодующий и возмущенный главный советник отказался от пищи и через некоторое время умер.

И Дэн Тун и Чжоу Яфу были людьми в высшей степени знатными и богатыми, но раз на лицах их лежала печать голодной смерти, им было ее не избежать.

Хотя все это и так, но говорят, что гадание по чертам лица не сравнить с гаданием по чертам души. Пусть человек имеет черты лица, предсказывающие высшую степень богатства и знатности, но если он творит бесчестные, позорные дела в ущерб *«скрытой добродетели», все равно ему не достичь желаемого. И наоборот, пусть на лице написаны самые недобрые предзнаменования, можно избежать злой судьбы и добиться счастья, если имеешь прямое и чистое сердце, если стремишься накапливать «скрытую добродетель». Из этого не следует, что гаданию по чертам лица нельзя верить; это означает лишь, что человек своим поведением может изменить предопределение неба.

По этому поводу расскажу следующее.

Во времена династии *Тан жил некий *Пэй Ду. В молодости он был беден, и служебная карьера не удавалась ему. По линии на его лице, которая шла прямо ко рту, ему однажды предсказали неминуемую голодную смерть. Как-то раз, когда Пэй Ду был в монастыре *Сяншань, он нашел во дворе на перилах беседки три пояса, украшенных драгоценностями.

«Вероятно, кто-нибудь их здесь обронил, – подумал про себя Пэй Ду, – но взять их, нанести этим ущерб другому и замарать свою душу – никогда!»