Запад едва озарился кострами
враждебных татарских племен,
А в наших войсках боевой полководец
уже изнемог, истомлен.
Нет, не разит и не бьет воевода
лихих чужеземных вождей,
Кровью невинных людей обагряет
он саблю стальную свою.

В другом говорилось:

Они бежали от врагов,
чтоб жизнь свою спасти,
Но убежали от татар
и смерть свою нашли.
О, если б ведали они
грядущую судьбу!
Как сожалели бы тогда,
что не сдались врагам!

У Ян Шуня был свой человек, некий Лу Кай. Он переписал стихи и поминальное обращение и тайком передал их Ян Шуню. Гневу Ян Шуня и ненависти его к Шэнь Ляню не было предела. Ян Шунь тут же изменил несколько слов в первом стихе, и получилось:

И в наших войсках боевой воевода
напрасно себя не щадит.
Лучше бы с помощью чужеземцев
предателей он покарал,
Кровью их грязной тогда не пришлось бы
владыке свой меч обагрять.

Затем он написал письмо, вложил в него измененные стихи, и с письмом этим послал Лу Кая к Янь Шифаню. В письме говорилось, что Шэнь Лянь, ненавидя первого министра и его сына и намереваясь при случае отомстить Янь Шифаню, тайно собирает возле себя бесстрашных головорезов и удальцов, владеющих мечом; что при нашествии татар он сочинил стихи, в которых есть слова, призывающие с помощью захватчиков уничтожить коварных предателей, которые стоят у власти, и что, мол, вообще в голове у него бунтарские мысли. Прочитав это письмо, Янь Шифань переполошился. Он тут же пригласил к себе одного из своих доверенных людей, цензора Лу Кая, и стал с ним советоваться.

– Если я буду назначен туда, – сказал Лу Кай, – то, конечно, сделаю для вас все что нужно.

Янь Шифань был счастлив. Он тут же дал распоряжение Цензорату назначить Лу Кая инспектором в Сюаньфу и Датун.

Накануне отъезда Лу Кая Янь Шифань устроил прощальный пир.

– Передайте, пожалуйста, мои лучшие пожелания Ян Шуню, – говорил он Лу Каю. – Надеюсь, что вы будете действовать совместно с Ян Шунем, общими усилиями. И если вы избавите меня от этой язвы, которая меня гложет, я отблагодарю вас обоих пожалованием самых высоких титулов. Поверьте, от своего слова я не откажусь.

Лу Кай понимающе кивнул.

Прошел не один день, пока Лу Кай, получив высочайший приказ о назначении, направился в Сюаньфу. Там он встретился с Ян Шунем и подробно передал ему свой разговор с Янь Шифанем.

– Я день и ночь думаю о том же, не сплю, не ем, – заметил Ян Шунь, – но, к сожалению, не могу придумать ничего такого, что дало бы мне возможность покончить с этим человеком.

– Ну что ж, будем оба начеку. Мы не должны обмануть ожидания господина главного министра, да и не следует упускать случая выдвинуться самим.

– Вы правы, – согласился Ян Шунь. – Если только один из нас увидит возможность прибрать Шэнь Ляня к рукам, должен сразу же сообщить другому.

На этом они расстались. В ту ночь Ян Шунь не мог заснуть и все думал о том, что рассказал ему Лу Кай. Утром, когда он в ямэне начал присутствие, секретарь по военным делам доложил:

– В Вэйчжоу пойманы два бунтаря и нынче доставлены к нам. Каковы будут ваши указания?

– Приведите их, – распорядился Ян Шунь.

Вошел начальник конвоя, земно поклонился и подал Ян Шуню сопроводительную грамоту. Ян Шунь прочитал грамоту, и лицо его расплылось в улыбке. Оказалось, что оба арестованных – одного из них звали Янь Хао, другого – Ян Инькуй – были из шайки Сяо Циня, главаря секты *«Белого лотоса». В свое время Сяо Цинь постоянно ездил к татарам и там, воскуривая фимиам, дурачил народ; обманывал вождя татар Алтан-хана – говорил, что владеет магией, что может заклинаниями убить человека, одним волшебным словом сокрушить городскую стену. Хан был настолько глуп, что верил ему и пожаловал титул главного духовного наставника. У Сяо Циня было несколько сот человек, которые составили целый лагерь; когда Алтан-хан совершал набеги на китайскую землю, Сяо Цинь и его люди служили ему проводниками. Китай не раз страдал от них. В свое время предшественник Ян Шуня, господин Ши, направил своего толмача с дорогими подношениями к одному из татарских вождей – Тата и велел передать тому следующее:

Поднебесная страна охотно согласилась бы установить с вами дружеские отношения, обменивать наши зерно и ткани на ваших коней и устроить то, что называется «конный рынок». Военные действия тогда были бы прекращены, обе стороны пребывали бы в благоденственном покое, и это было бы прекрасно. Но, вероятно, тому будет препятствовать Сяо Цинь, и мир между нами так и не установится. Сяо Цинь – подданный нашей страны; никакой магической силой он не обладает, он просто коварным обманом подстрекает вас к набегам, из которых извлекает пользу для себя самого. Если вы не верите моим словам, то попробуйте испытать его – обладает ли он тайной магического искусства. Если Сяо Цинь своими заклинаниями действительно сумеет разрушить городские стены и убить человека, тогда используйте его на ответственном посту, а не сумеет – значит, явно одурачивает вас. В таком случае вам следовало бы связать его и доставить в распоряжение нашего двора. Тронутая вашим добродетельным поступком, страна наша непременно щедро вознаградила бы вас; наладился бы «конный рынок», и вы из года в год получали бы несметную прибыль, – так куда выгоднее, чем заниматься рискованным грабежом.

«Что верно, то верно», – согласился Тата и доложил обо всем Алтан-хану. Алтан-хан был доволен таким предложением. Он встретился с Сяо Цинем и договорился, что тысячная конница будет сопровождать Сяо Циня через границу, где они подойдут с правого фланга к одной из китайских крепостей, и там Сяо Цинь должен будет показать свое искусство и заставить обрушиться городские стены. В страхе перед неминуемым разоблачением Сяо Цинь той же ночью переоделся и бежал. У заставы Цзююнгуань он был задержан и допрошен. Его сообщники – Цяо Юань, Чжан Паньлун и другие были также схвачены и доставлены к губернатору Ши. Они показали, что последователей этой секты много и что есть они и на юге, и на западе страны. С тех пор повсюду искали и арестовывали сообщников Сяо Циня. Янь Хао и Ян Инькуй, которых теперь схватили в Вэйчжоу, были известными людьми из этой шайки. Поэтому Ян Шунь и был так обрадован: прежде всего, то, что преступников задержали и препроводили сюда, зачтется ему, генерал-губернатору, в заслугу; кроме того, он сможет воспользоваться этим случаем, чтобы впутать в дело Шэнь Ляня и таким образом избавиться от него.

В тот же вечер Ян Шунь пригласил к себе Лу Кая и стал с ним советоваться.

– Другого такого предлога расправиться с Шэнь Лянем не будет, – говорил Ян Шунь. – Ничто так не претит императору, как связь секты «Белый лотос» с татарами. Мы заставим Янь Хао и Ян Инькуя показать на Шэнь Ляня, заставим их признаться, что они его последователи и ученики. Они покажут, что, недовольный и обиженный потерей должности, Шэнь Лянь подстрекал их заниматься волшебством и связаться с татарами, дабы нанести поражение своей собственной стране. Затем мы доложим, что, к счастью, преступники схвачены, и выразим надежду, что ради уничтожения мятежа в самом зародыше император даст санкцию на их казнь. А до того мы тайно сообщим обо всем первому министру Яню. Пусть он прикажет Палате наказаний немедля составить об этом доклад государю. Думаю, на этот раз Шэнь Ляню не вывернуться.

– Великолепно! Великолепно! – восклицал Лу Кай, хлопая в ладоши.

Они тут же обсудили, как составить доклады, и договорились направить их в столицу одновременно.

Когда Янь Сун получил оба доклада, он велел Янь Шифаню сказать слово начальнику Палаты наказаний. Сюй Лунь, начальник Палаты наказаний, был безвольным и бездарным стариком. Узнав, что полученное им распоряжение исходит от самого Янь Суна, он не посмел проявить нерадение и тотчас составил императору доклад в том духе, как того хотели Ян Шунь и Лу Кай. Вскоре последовал императорский указ, предписывающий местным властям немедленно казнить преступных шарлатанов. В связи с этим делом сыну Ян Шуня жаловалась должность цяньху в охранных войсках императора, а Лу Кай получал повышение на три ранга, и ему было обещано, что при первой вакансии его переведут на должность в столицу.

Но вернемся к нашему рассказу. Когда Ян Шунь отправил доклады, он послал людей тайно схватить Шэнь Ляня и бросил его в тюрьму. Жена Шэнь Ляня и оба сына переполошились, не зная, что предпринять. Братья решили немедленно посоветоваться с Цзя Ши.

– Наверняка эти негодяи Ян Шунь и Лу Кай задумали отомстить за Янь Суна, – высказал предположение Цзя Ши. – И раз уж отца вашего посадили в тюрьму, то, без сомнения, обвинят его в каком-нибудь тяжком преступлении. Советую вам без промедления бежать в дальние края и не объявляться до тех пор, пока Янь Сун и Янь Шифань не потеряют свое могущество и влияние. Здесь Ян Шунь и Лу Кай, конечно, не оставят в покое и вас.

– Как можем мы уехать, не зная, что ждет отца? – сказал Шэнь Гунь.

– Ваш отец в руках врагов, он уже человек обреченный. А вы должны думать о сохранении рода, и сейчас ваша сыновняя почтительность ни к чему не приведет – погубите только самих себя и всех ваших родственников. Уговорите матушку как можно скорее уехать подальше от беды. Что касается вашего батюшки, то я сам попрошу людей о нем позаботиться, об этом можете не беспокоиться.

Братья передали разговор с Цзя Ши своей матери.

– Отец ваш безвинно попал в тюрьму, как же можем мы покинуть его и уехать? – говорила госпожа Сюй, жена Шэнь Ляня. – Дядюшка Цзя хоть и друг нам, но все-таки человек чужой, не родня. Я думаю, что, желая угодить Янь Суну, Ян Шунь и Лу Кай будут строить козни только против вашего отца и нас-то это вряд ли коснется. Если же, спасая себя, вы убежите, а отец здесь погибнет и даже останки его некому будет похоронить, тогда люди будут поминать вас недобрым словом и в веках за вами останется дурная слава непочтительных сыновей. Как тогда жить, как смотреть людям в глаза?

При последних словах она громко разрыдалась. Разрыдались с ней и сыновья.

Когда Цзя Ши сказали, что госпожа Сюй уезжать не соглашается, он только вздохнул и ушел. Несколько дней спустя Цзя Ши получил достоверные сведения о том, что Шэнь Ляня впутали в дело секты «Белый лотос» и приговорили к смерти.

В тюрьме Шэнь Лянь, не переставая, во весь голос ругал подлых душегубов. Ян Шунь, зная, что поступил бесчестно, и опасаясь, как бы Шэнь Лянь в момент казни не опозорил его перед всем народом своей бранью, приказал составить свидетельство, что узник заболел и скончался в тюрьме, а затем распорядился, чтобы Шэнь Ляня прикончили.

Обо всем этом Цзя Ши сообщил госпоже Сюй. Не приходится говорить о том, как горько плакали она и ее сыновья.

Благодаря доброму отношению знакомых и друзей, Цзя Ши удалось тайком выкупить труп Шэнь Ляня. Тюремщикам он при этом говорил:

– Если начальство потребует, чтобы ему отрубили голову, возьмете какой-нибудь другой труп, и все.

Ничего не сказав сыновьям Шэнь Ляня, Цзя Ши сам купил гроб и торжественно, с подобающими обрядами похоронил своего друга в пустынном месте. Лишь после похорон он сказал Шэнь Гуню и Шэнь Бао:

– Прах вашего отца я уберег, но могилу его укажу вам после того, как все уляжется. Пока надо это держать в тайне.

Братья еще и еще благодарили его, а Цзя Ши настойчиво уговаривал их покинуть эти места.

– Мы хорошо понимаем, что слишком долго занимаем ваш дом, и чувствуем себя очень неловко, – говорил Шэнь Гунь. – Но матушка хотела бы здесь дождаться того дня, когда выяснится невинность отца, чтобы отвезти гроб на родину. Поэтому мы и медлим.

Цзя Ши рассердился.