Введение

Когда мне предложили отправиться в экспедицию за негритянским фольклором, я обрадовалась, ведь для меня это родная среда. Выпав вниз головой в этот мир, я попала прямиком в негритянскую колыбель. С самого раннего детства я знала о смешных проделках Братца Кролика, знала, чтó кричит совка, когда усядется ночью на крышу. Но это знание было сродни тесной рубашке: стоит ее надеть, и рассмотреть узор на ней уже не получится. Лишь в университете, вдали от родных мест, я смогла взглянуть со стороны. Но для этого мне понадобился телескоп, роль которого сыграла антропология.

Франц Боас спросил, куда бы я хотела поехать, и я ответила: «Во Флориду». Туда съезжаются белые со всего мира и негры со всего Юга, а порой даже из северных и западных штатов. Во Флориде видишь срез южной негритянской культуры. К тому же я была новичком в этом деле, имело смысл выбрать знакомую обстановку.

Для начала я отправилась в Итонвиль, где прошло мое детство. Не для того, чтобы покрасоваться перед старыми друзьями, похвастаться университетским дипломом и блестящим «шевроле». Их не поразишь ни тем ни другим. Для них я Зора, дочь Люси Хёрстон, и останусь ею, даже если, по здешнему выражению, рожу ребенка от кайзера Вильгельма^[4]. Если бы я захотела пустить им пыль в глаза, они сказали бы: «Ну и что, что ты жила на Севере, стерла зубы над книжками, а теперь заявилась обратно вся из себя гордая и нарядная, – нам нет дела до тебя и твоего хвастовства». На том бы все и кончилось. Нет, я приехала в Итонвиль, потому что знала, что смогу собрать здесь богатый материал спокойно, никого не обидев и ничем не рискуя. Сколько я себя помню, многие наши, особенно мужчины, собираются вечером на веранде местной лавки и обмениваются байками. Иногда и женщины останавливаются рассказать сказку-другую. В детстве, когда меня посылали за чем-нибудь в лавку Джо Кларка, мне ужасно не хотелось возвращаться домой: вот бы еще послушать!

Собирать фольклор не так-то просто. Самый лучший материал – в забытых богом уголках, где меньше всего внешних влияний, но люди, живущие там, бедны и забиты жизнью, они стесняются говорить о себе, о том, чем живет их душа. А негры, несмотря на их смешливый и с виду покладистый нрав, особенно скрытны. Мы люди вежливые, вместо того, чтобы послать собеседника к черту, улыбаемся и говорим то, что он хочет услышать: белые знают о нас так мало, что все равно не заметят подмены. Индеец отвечает любопытствующим холодным молчанием. Негр прибегает к тактике пуховой перины. Зонд легко проникает внутрь и намертво увязает в смешках и любезностях. «Белый вечно сует нос в чужие дела, – думает негр. – В душу его не пущу, а выставлю ему за дверь какую-нибудь безделушку. Мой почерк он прочтет, а мысли – никогда. Подкину ему игрушку, чтобы отстал и ушел, – а уж тогда и выговорюсь, и спою».

Я знала, что даже мне было бы непросто среди незнакомых, но в Итонвиле все свои, тут мне помогут. Проехав Палатку, я в нетерпении прибавила скорость. Я вспоминала сказки, которые слышала девочкой. Даже Библию наши пересказывали по-своему, расцвечивая ее причудами воображения. Дьявол в их рассказах всегда обхитрит Бога, а благороднейший Джек или Джон^[5] окажется умней самого Дьявола. Братец Лис, Братец Олень, Братец Крокодил, Братец Пес, Братец Кролик, Старый Масса и его жена ходят по земле как первые люди в те времена, когда Бог жил среди нас и говорил с нами. В те самые времена, когда он отвешивал глину, чтобы слепить из нее горы.

Огибая озеро Лили, я вспоминала, как Он создал мир, стихии и людей. Он сделал для людей души, но не спешил их раздавать.

* * *

– Люди еще не готовы, глина не высохла. Душа – самое сильное, что я сотворил, не хочу, чтобы она утекла в трещины. Человек должен стать сильным, чтобы вместить душу. Если я в него сейчас ее вложу, она разорвет ему грудь. Все будет в свое время.

И много тысяч лет люди жили без душ. А душа – тогда еще единая – лежала себе, прикрытая старыми божьими одеждами. Порой налетал ураган, приподнимал край ткани, и тогда мир наполнялся молниями, и ветры обретали дар речи, а люди говорили: «Это Господь глаголет в горах».

Белый человек на душу посматривал, но не трогал. Индеец с негром мимо ходили осторожно. Все они слышали, как поет ветер, пролетая над ней, все видели сияние алмазов, когда он ворошил ткань. Еврей шел мимо, услышал песню души и вдруг схватил ее, сунул за пазуху и убежал. Душа жгла, ранила, швыряла его оземь, подбрасывала, гнала через горы, он хотел бросить ее, но не мог. Он звал на помощь, но все разбежались и попрятались от него. Потом, много позже, выбрались понемногу из нор и темных углов и подобрали упавшие кусочки души. Бог смешал их с чувствами и раздал людям.

Потом, когда Он поймает того еврея, то разделит душу на всех по справедливости.

* * *

Я обогнула озеро Парк и по прямой помчалась в Итонвиль. В этом городке есть пять озер, три крокетные площадки, триста темнокожих жителей, триста отличных пловцов, множество гваяковых деревьев, две школы и ни одной тюрьмы.

Прежде чем въехать в городок, я хочу поблагодарить миссис Шарлотту Осгуд Мейсон за сердечное тепло, за духовную поддержку, за то, что она из собственных средств оплатила мою экспедицию. Воистину это Великая Душа и добрейшая женщина на свете.

Часть первая. Народные сказки

Глава первая

Не успела я въехать в Итонвиль, как завиднелась широкая веранда городской лавки, а на ней – местные балагуры. Как хорошо! Городок не изменился, так же любит душевные беседы и песни. Я подъехала к лавке. Да, вот они: Джордж Томас, Кельвин Дэниелс, Джек и Чарли Джонс, Джин Брэзл, Би Мозли и еще один парень по прозвищу Берег. Увлеченно режутся во флоридский сброс^[6], а кто не режется – дает советы или, как это здесь называют, «уточняет ставки». Я перевела машину в нейтраль.

– Привет, ребята!

Они подняли глаза от карт, и на секунду показалось, что они меня забыли. Потом Би Мозли воскликнул:

– Да это же Зора Хёрстон!

Все тут же окружили машину, заговорили разом:

– Надолго, Зора?

– Да, несколько месяцев пробуду.

– А у кого остановишься?

– Наверное, у Метт с Эллисом.

Метт – Арметта Джонс, моя близкая подруга с самого детства, а Эллис ее муж. Их дом стоит на главной улице, под огромным камфарным деревом.

– Привет, красавица! – крикнул градоначальник Хайрем Лестер, спеша мне навстречу. – А мы тут наслышаны о твоих успехах на севере. Домой, значит, приехала? Насовсем, надеюсь?

– На время. Я собираю сказки и старые байки, а у вас их уйма. Поэтому я первым делом домой…

– Это какие сказки? – спросил Би Мозли. – Наши враки, что ли? Басни, что мы плетем на крыльце, когда делать нечего?

– Ну да. Про Старого Массу^[7], как черный брат в рай попал, а еще… Ты сам знаешь какие.

– Да брось! – прищурился Джордж Томас. – Ты сама-то не сочиняешь с утра пораньше? Кому это нужны байки про Братца Кролика и Братца Медведя?

– Многим нужны, Джордж, вы просто цены им не знаете. И нужно их все записать, пока не поздно.

– Что – не поздно?

– Пока их не забыли.

– Ха! Нашла чего бояться! Да тут некоторые только и делают, что байки травят да еду переводят…

– О, вспомнил! – радостно объявил Кельвин Дэниелс. – Про Джона и жабу…

– Дай ты ей из машины выйти! Она вон сколько проехала, надо же отдохнуть. Пусть сперва переведет дух, вещи разложит, испечет большой пряник^[8], – тут и мы подтянемся: пряник есть и байки травить.

– Да, так лучше будет, – согласилась я. – Но к вечеру все приходите, жду!

Я вынула вещи из машины, пристроила ее второй в Эллисов гараж и пошла в дом. Арметта заставила меня прилечь с дороги, а сама тем временем испекла в большом противне пряник для гостей. Первыми объявились Кельвин Дэниелс и Джеймс Мозли.

– Кельвин! Здорово, что ты пришел. Ну давай, рассказывай про Джона и жабу, я весь день жду…

– Я потому и пришел пораньше, чтобы рассказать и дальше двинуться. Мне потом в Вудбридж надо.

– Спасибо, что зашел, не забыл.

– Я, если обещал, то уже не забуду. Просто слышал, что в Вудбридже вечеринка с пальчиками, хочу и туда успеть. И Джеймс вон тоже со мной собрался.

– Вечеринка с пальчиками! Это что еще такое?

– А вот поезжай с нами – увидишь.

– Я же людей позвала, они придут, а меня нет. Подумают, что я рехнулась.

– Да ладно, в другой раз придут. Поедем, тебе понравится!

– Ты сперва сказку расскажи, а я как раз за это время решу.

– Да ну ее! – Джеймсу не терпелось на вечеринку. – Выводи машину, и поедем. Сказку он по дороге расскажет. Поедем, Зора!

– Нет, сейчас одну и еще по дороге.

– Давай, Кельвин, рассказывай уже, а то народ набежит, пронюхают, что мы в Вудбридж собрались…

– Не набежит. Они про Вудбридж сами знают и тоже туда нацелились.

– Ладно. Про Джона и жабу.

Джон и жаба

Как-то раз ночью у Старого Массы пересохло в горле. Зовет он своего любимого раба Джона^[9]:

– Джон!

– Чего желаешь, Масса?

– Холодненького желаю, в горле у меня пересохло. Сходи-ка, Джон, к ручью и принеси мне в графине холодной воды.

Джон по ночам шататься не любил, боялся, да тут Масса просит, а Массе он всегда угождал. Делать нечего:

– Слушаюсь, Масса, – говорит. – Схожу к ручью, принесу тебе воды холодненькой.

– Поспеши, Джон, пересохло у меня, прямо когтями дерет.

Пошел Джон к ручью, а у ручья на грех здоровенная жаба сидела. Джон графин-то окунул, вода плеснула, жабу спугнула. Та как квакнет, и в ручей плюхнулась. Ну, Джон подавай бог ноги: графин бросил, бежит к хозяйскому дому и голосит: «Масса, Масса! За мной Бугер^[10] гонится!»

– Окстись, Джон, нет никакого Бугера!

– Есть, Масса, в нашем ручье живет!

– Это тебе со страху померещилось. А вода моя где? Забыл? Иди опять за водой.

– Нет, Масса, что хочешь делай, не пойду. Там Бугер сидит, меня дожидается.

А Джон никогда раньше Массе не отказывал. Ну, понял тут Старый Масса, что Джон и впрямь кого-то у ручья видел. Спрашивает его:

– На кого этот твой Бугер похож?

– Глазищи горят, как шары ворочаются, коленки навыворот, ходит скачками, а хвост как обрубленный…

* * *

Джеймс забыл про вечеринку и слушал с увлечением, а когда Кельвин закончил, вдруг сказал:

– Ну, теперь я расскажу. Если хочешь, конечно.

– Я-то? Я хоть до рассвета слушать буду.

– Ты с рассветом погоди, – вдруг заартачился он. – Пряник-то будет?

– Пряник на кухне, я остальных жду.

– Э, нет! Нашу долю сейчас давай. Остальные, может, до послезавтра не явятся, а мне поесть да в Вудбридж двигать. Я к тому же от краешка хочу, а эти набегут и все мои краешки слопают.

Сейчас так сейчас. Я отрезала им пряника и налила пахты^[11].

– А если я расскажу, поедешь с нами в Вудвридж?

– Ну хорошо, если остальные не придут, то поеду.

И Джеймс рассказал про брата, который из Джонстауна в Рай попал.