Дежурный офицер проверил его документы и, убедившись, что они в порядке, попросил обождать. Микола не стал задавать лишних вопросов, боясь показаться нетерпеливым. «Обождать так обождать. Наше дело нехитрое», – сказал он сам себе и осмотрелся вокруг. Только теперь он заметил, что у главного входа стоит большая карета, запряженная восьмеркой лошадей. На козлах сидел недюжинного роста казак с окладистой черной бородой. На нем была черкеска алого цвета, папаха из черного барашка прикрывала бритую голову. Лошади время от времени покачивали головами и били копытами в нетерпении. На что казак незлобно осаживал их. Карета, инкрустированная по бокам золотом, словно горела под лучами солнца. Особенно выделялись царские вензеля, расположенные на дверцах. «Неужто сам император!» – задал немой вопрос подъесаул, глядя на дежурного офицера. Тот так же молча ответил легким кивком головы.

Микола еще раз направил свой взгляд в сторону, где стояла карета. Двери центрального входа отворились, и из здания вышли четыре казака, одетые так же, как и тот, что сидел на козлах. Казаки, образовав небольшой коридор, встали во фрунт и приставили ладони к папахам. Через минуту из дверного проема показалась фигура человека довольно высокого роста, одетого в повседневный мундир офицера Измайловского полка. Дежурный офицер, стоявший рядом с Миколой, вытянулся в струнку. Билый, заметив это, моментально опустил походную сумку на землю и замер по стойке смирно. «Да это же сам император Александр III! – Мысль молнией пронеслась в голове, и застучало бешеной пульсацией в висках. – Первый день в столице, и такая удача. Станичникам расскажи, не поверят». Видимо, на лице подъесаула проступила радостная улыбка от увиденного, так как стоявший рядом с ним офицер, глядя на него, слегка нахмурил брови. Билый подтянулся и стал серьезным.

Император бросил мимолетный взгляд в сторону, где стоял подъесаул с дежурным, и не торопясь впрыгнул в открытую одним из казаков дверь кареты. Конвойцы, оседлав своих коней, стоявших чуть поодаль, заняли места по сторонам кареты. Та, качнувшись на рессорах, сорвалась с места и через мгновение скрылась из виду.

– Прошу, господин подъесаул, вас ожидают, – прозвучал голос дежурного офицера.

Билый отдал честь офицеру и, взяв свою сумку, направился к центральному входу.

В парадной ему снова пришлось предъявить документы. На сей раз часовой более усердно рассматривал то, что было написано на листе бумаге, скрепленной войсковой печатью.

– Вам необходимо подняться на второй этаж, далее по коридору налево. Господин полковник вас ожидает, – четко, без запинки ответил часовой.

Билый быстро поднялся по лестнице и, пройдя по коридору, оказался у двери, на которой висела табличка: «Командир флигель-адъютант, полковник Ивашкин-Потапов Модест Александрович».

Еще раз бросив беглый взгляд на себя, Билый убедился, что все в порядке с внешним видом, снял папаху, негромко откашлялся и постучал в дверь.

– Войдите, – раздалось в ответ.

Микола отворил дверь и четким, чеканным голосом доложил:

– Господин полковник, подъесаул Билый прибыл в ваше распоряжение!

Полковник Ивашкин-Потапов повернулся к вошедшему, бегло осмотрел его с ног до головы и, видимо довольный тем, что увидел, подал руку:

– Что ж, Николай Иванович, слухами земля полнится. О ваших подвигах известно и в наших кругах. Похвально. Добрый офицер всегда находка.

Подъесаул от смущения не смог сразу справиться с волнением и, чтобы не поддаться искушению оценки его подвигов высоким начальством, приложил ладонь к виску и громко ответил:

– Рад стараться, господин полковник!

– Ну, ну, Николай Иванович, мы с вами не на параде, – охладил пыл подъесаула Билого полковник. – А что касаемо стараний, то здесь я с вами соглашусь. От нас, конвойцев, стараний требуется вдвойне, ибо ценность немалую – самого императора охраняем. Образно – золото империи, если хотите.

Выждав положенную в такие моменты паузу, Модест Александрович добавил, как бы между прочим:

– Кстати, вы, конечно, знаете, что император наш Александр Третий является шефом первого, второго и третьего Кавказских Казачьих эскадронов. А вы, насколько я осведомлен, направляетесь как раз во второй эскадрон. Будете служить под началом есаула Лотиева. Он и введет вас в курс дела. Все, что необходимо, получите у него. Как говорится, с Божией помощью. Не смею больше задерживать.

Подъесаул повернулся через левое плечо, щелкнул задниками ичиг и, чеканя шаг, вышел вон. «Орел, – оценил посетителя полковник. – На таких вот казаках и держится Русь-матушка».

Знакомство с есаулом Лотиевым прошло в теплой, почти дружественной обстановке. Тот оказался родом с самого Катеринодара. «Кубанский казак с примесью осетинской крови», – объяснил свою не совсем казачью фамилию есаул.

Сразу договорились в неофициальной обстановке обращаться друг к другу на «ты».

– На «вы» мы всегда успеем, – усмехнувшись своей белозубой улыбкой, сказал Лотиев.

– Нет, лучше уж на «ты», – улыбнувшись, ответил Билый, зная, конечно же, о том, что на «вы» казаки обращались обычно в двух случаях: к незнакомым людям и врагам.

– Ну что, Николай Иванович, осваивайся, желательно побыстрей, – по-приятельски сказал есаул, когда прощался с Билым. – После еще побеседуем, а сейчас, извини, служба.

Есаул надел папаху, сдвинул ее слегка набок и направился к выходу из комнаты Миколы. На пороге остановился, обернулся и произнес:

– Императорский конвой, в том числе и наш, казачий, во все времена отличался высоким искусством джигитовки. Казаки с горцами постоянно соревновались в меткости стрельбы на полном скаку, почти все могли при резком карьере схватить с земли платок, скакать стоя на седле и на скаку пролезать под брюхом лошади. Насколько я знаю, ты в джигитовке хорош. Неплохо будет, если покажешь. что умеешь. Это у нас уважают. Да, получи все необходимое по форме, сам знаешь где. Я распорядился. Честь имею!

– Честь имею! – эхом отозвался Билый.

Форма и вооружение кубанцев и терцев Конвоя были установлены по образцу гвардейских линейных казаков. А именно: парадный мундир – алая черкеска при белом бешмете, вицмундир – синяя черкеска при алом бешмете. Шапка (папаха) – черного барашка, с алым верхом, обшитым кавказским серебряным галуном с золотой полоской. Черкески – парадный мундир алый и вицмундир синий, обшитые кругом по борту, вокруг карманов и обшлагов на рукавах серебряным галуном. Напатронники зеленого бархата с подбоем из красного сафьяна, обшитые широким галуном кругом и внизу, в два ряда; кроме того, внизу напатронников вшит серебряный с черным шелком шнурок. Патронов шестнадцать, по восемь с каждой стороны груди, черного дерева, в оправе – с одной стороны из белой кости, с другой – серебряной с чернью и цепочками. Шаровары – синие с широким серебряным лампасом, обшивкой карманов и внизу узким серебряным басоном. Пояс – красного сафьяна, обшитый серебряным галуном в два ряда. К поясу серебряный с чернью набор в девять штук. Портупея для шашки черной шелковой тесьмы. На пистолете чехол алого сукна и внизу, на дуле, черного сафьяна; по швам обшитый кавказским галуном.

Все это подъесаул Билый получил на следующий день, как и комнату в доме офицеров. А через два дня ему посчастливилось получить первое задание – развод караула во внутренних покоях императорского дворца. У кабинета государя стояли всегда лишь унтер-офицер и два казака. И только во время приемов и балов в подъезд царя назначались из конвоя «для снятия пальто» семь нижних чинов. Ведя караул для смены по длинному коридору к кабинету государя, подъесаул Билый подметил, что все во внутренних покоях, куда бы ни бросил он взгляд, светилось богатством и роскошью, даже ручки на дверях были отделаны золотом. Все блестело и золотилось в этом дворце. Вспомнились слова Марфы в последнюю их прогулку к реке Марте: «Все блестит, как золото!»

«Да, Марфушка, – подумал про себя подъесаул. – Золото империи еще ярче блестит. Как ты там без меня, драголюба?»

Сменив караул и расположившись на отдых, Билый задумался. Руки его крутили папироску, но курить не хотелось. «Надо бросать! Который уже раз? Как в поход иду, так и бросаю. Стоп. А я в походе?»

Мысли лезли одна на другую: «Золото, золото. Эх, рвануть бы после окончания службы в неведанную Аляску. Вот там точно блестит золото. Говорят, в реках полно, само в руки затекает. Самородки с кулак. Люди врать не будут. – Микола посмотрел на свой огромный кулак и снова задумался. – Ваня Суздалев, дружок мой фронтовой. И зачем ты был на перроне?!»

Глава 5

В начале мая, когда улеглась по столице круговерть, ежегодно возникающая на Светлой пасхальной седмице, конвойцы устроили традиционные соревнования по джигитовке: неутихающий спор между горцами и казаками, кто быстрее и выносливее, бередил кровь и тем и другим.

– Лучше горца никто не может держаться в седле! – заявляли одни. – Мы рождаемся на седлах!

– Тю, – отвечали другие, подтрунивая. – Как вы, новорожденные, с них не падаете? Велико мастерство на седле родиться. Вы на них удержитесь при скачке.

Так незлобно подшучивая друг над другом, и горцы и казаки ежегодно показывали себя в упражнениях знакомой им с детства джигитовки.

Подъесаул Билый только что закончил очередное упражнение, промчавшись на Кургане стоя в седле, заслужив одобрительное улюлюканье горцев и аплодисменты родных кубанцев.

Он отирал круп Кургана от пота, когда к нему не торопясь подошел есаул Лотиев и, склонившись над ухом, заговорщическим тоном произнес:

– Завтра будь готов. Отправляемся на охоту вместе с ним! – При этих словах Лотиев поднял глаза вверх.

– Неужто с самим Богом?! – шуткой спросил Билый, делая испуганные глаза.

– Дошутишься у меня! Ясно, что с наместником.

Лотиев пропустил шутку мимо и добавил, не приняв шутливый тон:

– О месте действия, в целях особой безопасности, будет сообщено отдельно. Вопросы еще есть?

– Нет. Понял, – кивнув головой, ответил подъесаул. – Во сколько выдвигаемся? – Больше он не шутил, вмиг сделавшись серьезным.

– Я зайду за тобой, – тихим голосом сказал Лотиев и таинственно подмигнул.

Билый недовольно покосился на есаула.

– Да не дуйся, – по-дружески хлопнув по плечу, сказал тот. – Дело важное. Чем меньше людей знает, тем лучше. Это и для твоей безопасности тоже.

– Добре, – ответил Микола и повел Кургана в конюшню.

– Вот и хорошо.

Лотиев посмотрел товарищу вслед и, повернувшись, зашагал в сторону лоджии, где сидел великий князь, имевший слабость к джигитовке и всегда присутствовавший на подобных соревнованиях.

На следующее утро есаул постучал в дверь комнаты Билого без четверти четыре. Подъесаул не спал. Молча глядел в потолок. Услышав стук, открыл дверь и, мотнув головой, произнес:

– Проходи.

– Николай, – строго сказал Лотиев, – через час отправляемся в Брест-Литовский, а далее в Беловежскую пущу.

Билый удивленно раскрыл глаза.

– Ну а что ты думал? – задал вопрос есаул и тут же сам на него ответил: – Излюбленное место охоты всех императоров. Традиция, понимаешь.

Солнце поднималось в зенит, когда к поезду, прибывшему из столицы на вокзал города Брест-Литовск, подъехало несколько авто. Из вагона вышел сам император, казаки его Конвоя и несколько человек из свиты – флигель-адъютанты и пажи.