Любовь короля. Том 1 (страница 5)

Страница 5

Почему же люди говорили, что молодая госпожа не выходит из дома, так как ее лицо навеки обезображено шрамом? Об этом позаботился Ёнъин-бэк. Он способствовал распространению слуха, так как боялся, что со временем дочь отправят в Юань, как отправляли других девиц. Ее не уберегла бы даже принадлежность к королевской фамилии – все зависело лишь от воли королевы Вонсон. Ёнъин-бэк знал, что королева его ненавидит, поэтому, воспользовавшись обстоятельствами, выдавал Пиён за свою дочь, намереваясь отправить служанку к монголам, если возникнет такая необходимость.

Чтобы тайна оставалась тайной, он поселил Сан и Пиён во флигеле и сократил количество слуг в усадьбе. Во время нападения разбойников кроме двух девушек выжили всего несколько человек, так что мало кто из прислуги знал правду.

Ёнъин-бэк был не единственным отцом, содрогавшимся от одной мысли об отправке юных дев в жены монголам – соглашении, которое неукоснительно соблюдалось с восшествием на трон вана, породнившегося с юаньским императором. Семьи скрывали рождение дочерей даже от соседей, а некоторые родители прятали дочерей в монастырях, обрив им головы.

Сложив одежду, Пиён спрятала ее за ширмой в углу комнаты и присела рядом с молодой госпожой. Когда Сан тайком покидала усадьбу, она всегда рассказывала Пиён о своих приключениях – вероятно, потому, что жалела девушку, запертую в четырех стенах в том самом возрасте, когда любопытство бьет через край. Однако сегодня Сан молчала, уткнувшись лицом в матрас. Пиён хотела спросить, что случилось, но удержалась, увидев, как рука госпожи вдруг сжалась в кулак.

– Да чтоб тебе пусто было! – неожиданно воскликнула Сан, резко садясь на постели и пугая Пиён.

Сан не могла выбросить из головы последнюю встречу и чуть не лопалась от злости. Тот юноша был стройным и худощавым, из-за чего не казался сильным, и тем не менее она не смогла с ним справиться. Нет, ей не было дела до соревнований, но все-таки она изучала боевые искусства, и ее гордость оказалась задета. Конечно, он был серьезным противником, раз в один миг расправился с напавшими на нее мошенниками, и все же она не могла успокоиться. Хуже всего было то, что он дотронулся до ее груди, которой не касался ни один мужчина. И при этом он не проявлял к ней интереса – в отличие от своего спутника, который пожирал ее глазами и твердил про пионы.

По правде говоря, гневное возмущение Сан было вызвано не только самим прикосновением. Ведь юноша считал, что имеет дело с мужчиной, так почему он остался спокойным, когда узнал правду? Дотронувшись до ее груди, он просто отвел взгляд и глупо уставился на ладонь. Как же она его ненавидит!

«Неужели он ничего не почувствовал?» – мучил ее вопрос.

Сан коснулась своей груди. Небольшие холмики явственно ощущались сквозь тонкий шелк. Вот же бесстыдник! Ее лицо залила краска.

– Зови Кухёна, – приказала она служанке. – Буду тренироваться до самого утра.

Кухёном звали слугу, которого Ёнъин-бэк приставил к дочери для охраны; слуга знал субак и хорошо владел мечом. Сан каждый день упрашивала Кухёна позаниматься с ней в малом саду. Похвалы учителя вселили в нее уверенность в своем мастерстве, но сегодня, в первой настоящей схватке, она не справилась без посторонней помощи. А потом еще и была унижена прикосновением незнакомца. Она станет заниматься усерднее и отомстит! Стыд гнал ее вон из флигеля. Сан стиснула зубы.

Видя, как ее всегда жизнерадостная хозяйка почти трясется от гнева, Пиён с беспокойством спросила:

– Госпожа, что-то случилось?

– Все в порядке. Зови Кухёна. Живее!

Пиён послушно встала и подошла к окну. Над окном висел колокольчик, которым призывали во флигель слуг, – вход во флигель без разрешения был почти всем заказан. Одним звонком вызывали нянюшку, тремя – Кухёна. Пиён уже взялась за шнурок, когда вдруг услышала, как кто-то подошел к двери.

– Пиён, это я, – раздался сердитый голос, и в комнату вошла толстая приземистая женщина.

Это была няня молодой госпожи, одна из немногих женщин в усадьбе, кто мог свободно входить во флигель. Она казалась чем-то разгневанной.

Увидев Сан, няня закатила маленькие глазки:

– Пришла наконец? Где тебя носило? Я ждала-ждала, когда раздавала кашу бедным, а ты так и не явилась! Прихожу домой, спрашиваю Кухёна, а он говорит, что потерял тебя! Сбежала от него и одна бродила по городу?

– Да нет же, случайно потеряла его в толпе. Людей было слишком много. Отвлеклась ненадолго и уже не смогла его найти.

– Такого-то верзилу и не смогла найти?! Да его голова всегда торчит над толпой! Он сказал, что ты велела ему идти вперед, а самой и дух простыл!

– Ох, нянюшка, прости, что заставила волноваться. Мне просто нужно было кое-что сделать, – с улыбкой ответила Сан и взяла женщину за руку.

Няня громко вздохнула. Она прекрасно знала, что упреки на молодую госпожу не подействуют. Но ее пугали вылазки воспитанницы, которая вела себя как сорванец, и она не могла скрыть тревоги. Зная об этом, Сан ласково погладила ее по пухлой руке.

– Ну хватит сердиться, я же извинилась. Лучше расскажи, как сегодня все прошло, – попросила девушка.

Нянюшка вздохнула еще громче:

– Ох, никакого сладу нет с этой девчонкой Чхэбон. Язык у нее без костей.

– Зато не скучно.

– Да я не про обычную ее болтовню. Сегодня заявились двое красавчиков, так ее будто прорвало. Трещала и трещала про нашу семью, меня чуть удар не хватил. Как бы не попали мы из-за нее в переплет. Соберусь да и зашью рот этой негоднице. С собой-то уж точно больше не возьму.

– Тогда в следующий раз я сама с тобой пойду. И Пиён тоже возьмем – ей полезно прогуляться.

– Ой, правда? – оживленно переспросила Пиён, и ее лицо просветлело.

– Да как же мы ее возьмем? – неодобрительно возразила нянюшка. – Ведь из-за шрама люди подумают, что это сама госпожа. А вдруг кто-то из прихвостней королевы ее заметит? Вот стукнет ей восемнадцать[15], тогда пусть разгуливает, а до тех пор – ни в коем случае.

Пиён надулась, и Сан, относившаяся к ней как к подруге, хотя их и разделял социальный статус, встала на ее защиту:

– Она может надеть монсу[16], никто и внимания не обратит.

– А ты в чем пойдешь?

– Как обычно.

– Когда ты переодеваешься в мужскую одежду, все на тебя глазеют. Где это видано, чтобы юноша был красивее девушки! Да и пристало ли молодой госпоже скакать по улицам, как жеребенку? Избавься от этого мужского тряпья, пока тебя не вывели на чистую воду!

– Не волнуйся, никто не догадается. Сегодня вот ни один прохожий меня не заподозрил.

Не заподозрил, потому-то она и получила толчок в грудь. Вспомнив об унижении, Сан почувствовала новый прилив злости. Ей надо сейчас же позвать Кухёна, чтобы он показал ей какой-нибудь особый прием. Сан вскочила, готовая броситься к колокольчику, но и в этот раз ей не суждено было вызвать слугу – за дверью кто-то вежливо кашлянул, давая знать о своем присутствии.

– Я могу войти?

– Господин! Молодая госпожа как раз переодевается, – быстро ответила нянюшка, услышав голос Ёнъин-бэка.

Женщины задрожали как осиновые листья. Сан бросилась срывать оставшуюся мужскую одежду, а Пиён и нянюшка – ей помогать. Впопыхах Сан натянула белое чогори[17] с желтой шелковой юбкой и обвязалась широким поясом оливкового цвета. Пиён молниеносно расчесала ей волосы и завязала их красной шелковой лентой. Из красивого юноши Сан в мгновение ока превратилась в очаровательную юную даму. Только после этого нянюшка отворила дверь.

Ёнъин-бэк, увидев скромно стоявшую посередине комнаты дочь, склонил голову набок:

– Зачем ты переодеваешься на ночь глядя?

– Молодая госпожа неважно себя чувствовала и полдня провела в постели, – быстро нашлась нянюшка.

– Вот как? Моя дочь, которая не простужается даже зимой? Что случилось? – подозрительно спросил Ёнъин-бэк.

Когда он в ком-нибудь сомневался или чего-нибудь не одобрял, голос его становился немного гнусавым, а тон – требовательным, что отнюдь не украшало столь важного человека.

– Слишком долго упражнялась и повредила запястье, – ответила Сан, приподнимая рукав и показывая отцу опухшую руку.

Нянюшка, ничего не заметившая, пока Сан переодевалась, теперь изумленно вытаращилась, но сразу же опустила глаза, так как Ёнъин-бэк обрушился на нее за то, что она не уберегла его дочь.

– Нянюшка не виновата. Просто я слишком неопытна, вот и допустила ошибку, – поспешила вмешаться Сан.

Ёнъин-бэк неодобрительно поцокал языком и жестом попросил оставить его вдвоем с дочерью. Видя, что господин не в духе, нянюшка схватила Пиён за руку и с поразительной для толстухи прытью выскочила из комнаты, прикрыв за собой дверь.

Ёнъин-бэк уселся на стул и продолжил отчитывать дочь:

– Субак, тренировки с мечом… Когда ты начнешь учиться тому, что необходимо знать каждой женщине?

– Отец, вы же говорили, что я должна уметь постоять за себя, если вновь нападут разбойники.

– Но я не говорил калечить себя тренировками. Ты что, собираешься стать генералом?

Сан села напротив отца и пожала плечами. К чему продолжать бесполезный спор?

Заметив непокорный взгляд дочери, Ёнъин-бэк тяжело вздохнул.

– С таким характером лучше бы тебе родиться мальчишкой. И не пришлось бы беспокоиться, что тебя отправят к монголам.

Сан почувствовала, как от отца пахнуло алкоголем.

– Вы ужинали с друзьями?

Ее вопрос прозвучал невинно, однако Сан знала, как провел вечер ее отец – она видела его в «Павильоне пьянящей луны». Ей было отчасти известно и о том, почему он там оказался.

– Просто деловая встреча. Надо было кое-что обсудить.

– Я думала, вы вернетесь позже. Вы предупреждали, что задержитесь.

– Нам пришлось прерваться, – с горечью ответил отец.

Сан опустила глаза. Скорее всего, встреча в «Павильоне пьянящей луны» прервалась из-за нее. Девушке удалось проникнуть в питейный дом и подслушать часть разговора, но ее заметили и едва не поймали пришедшие позже всех молодой человек в нефритовом одеянии и его спутник в черном.

– Сегодня мы не смогли толком ничего обсудить, но я все равно должен сказать тебе кое-что.

– Мне?

– Да, эта встреча касалась твоего будущего. – Ёнъин-бэк подался вперед и заговорил тише, будто поверял тайну: – Я нашел тебе мужа.

– Что?! Но ведь я не могу выйти замуж до восемнадцати! Если вы нарушите запрет, вас накажут и сошлют!

– Тише, тише! – зашипел Ёнъин-бэк, прикладывая палец ко рту.

Хотя в комнату в отдаленном флигеле не пробрался бы и муравей, Ёнъин-бэк предпочитал осторожность. К тому же его слишком встревожило произошедшее в «Павильоне пьянящей луны».

– Твой будущий супруг тоже из королевского рода, так что для вас сделают исключение. Его величество знает о якобы случившемся с тобой несчастье и не станет препятствовать свадьбе. Брак вернее защитит тебя от отправки в Юань.

– Что за мужчина не возражает против невесты со шрамом? – ядовито спросила Сан.

Новости ее раздосадовали. Наверняка жениться на ней вознамерился охотник за состоянием отца – кому еще придет в голову брать в жены обезображенную девушку?

Ёнъин-бэк просиял, игнорируя ее язвительный тон.

– Мужчина, который сделает тебя первой женщиной государства.

– Что вы имеете в виду?

Сердце ее пронзило зловещее предчувствие.

Ёнъин-бэк наклонился еще ближе и прошептал:

– Твой будущий супруг станет следующим ваном.

Сан с недоверием воззрилась на отца. Следующим ваном должен был стать наследный принц, но она знала, что речь идет о ком-то другом.

– Его величество нас поддерживает. Это самая большая тайна, о которой никто не должен знать.

– Ты хочешь выдать меня за наследного принца? – делая вид, что ничего не понимает, спросила Сан.

Она хотела, чтобы отец сам все рассказал.

Услышав наивный вопрос дочери, Ёнъин-бэк фыркнул:

– За наследного принца, как же! Этот монгол никогда не сядет на трон.

– Он сын корёского вана, так что в нем есть и корёская кровь. А его мать – дочь юаньского императора. Кто, если не он?

[15] Возраст, после которого корёских девушек уже не отправляли в Юань. После восемнадцати они получали право выйти замуж в Корё.
[16] Монсу – вуаль с вертикальной прорезью посередине. Могла быть длинной и закрывать все тело.
[17] Чогори – верхний элемент корейского традиционного костюма ханбок (как женского, так и мужского), распашная блуза с длинными рукавами.