Вон недоверчиво приподнял бровь, но не продолжил расспросы. Вместо этого он ударил в ладони, как делец, после долгих переговоров сообщающий о завершении сделки.

– Вот и хорошо. Раз вы сможете поладить друг с другом, то вопрос решен. Итак, ты согласна с нами дружить?

– Ты называешь его другом, – Сан кивнула на Лина, – но он относится к тебе как к своему господину. Должна ли и я обращаться к тебе почтительно?

– Да ты с самого начала только и делаешь, что грубишь, – рассмеялся Вон.

До встречи с этим нахаленком Вону ни разу не случалось говорить с человеком, который не только не принижал бы себя перед ним, но и открыто показывал раздражение. Конечно, если бы его новый знакомый – то есть знакомая – знала о том, что он наследный принц, то не смогла бы говорить с ним так свободно. И все-таки она необычная девушка: даже поняв, что он намного выше по положению, не пыталась заискивать перед ним. Вону она очень нравилась. Он был не против еще немного ее подразнить, но Лин решительно положил конец этой игре.

– Можно простить непочтительность по незнанию, но если продолжишь грубить, будешь наказана. Перед тобой его высочество наследный принц Корё!

– Ох, Лин, какой же ты скучный, – печально промолвил Вон, не подозревая, что девушка и без Лина обо всем догадалась.

Посмеиваясь про себя, Сан изобразила подобающее изумление и низко склонилась.

– Ваше высочество! Я готова принять наказание за недопустимую грубость!

– Остановись, хватит! Лучше расскажи наконец, кто ты такая и где живешь.

Требовалось быстро принять решение. Правильно ли честно все рассказать? Если признаться, что она дочь Ёнъин-бэка, отца могут наказать за сокрытие правды. Но если соврать, а позже станет известно, что отец участвует в заговоре, будет намного хуже…

Отбросив сомнения, Сан представилась, на глазах преображаясь в хорошо воспитанную юную даму:

– Меня зовут Ван Сан, я единственная дочь Ёнъин-бэка из королевского рода.

– Что?!

Лицо Вона опять стало пустым, будто его ударили по голове второй раз. Но теперь таким же ошеломленным выглядел и его друг. Видя, как оба потрясены, Сан улыбнулась, показав жемчужные зубки.

– Но я слышал, что дочь Ёнъин-бэка обезображена шрамом… – неуверенно начал Вон, пристально изучая ее нежное лицо без единого изъяна. Ему потребовалось всего несколько секунд, чтобы обо всем догадаться. – Это ложный слух, не так ли? Ёнъин-бэк побоялся, что королева отправит его единственную дочь в Юань, я прав? Надо же, говорят, что Ёнъин-бэк не храбрец, но обмануть королеву и Управление браков^[23] – невероятно смелый поступок!

– Мы заслужили наказание за обман, ваше высочество.

– И каким, по-твоему, будет наказание?

– Я слышала, что другие семьи лишали всего имущества и отправляли в ссылку, а их дочерей немедленно вывозили в Юань.

– И зная это, ты все-таки назвалась? Почему?

– Я не могла солгать человеку, который хочет стать моим другом. Дружбы без доверия не бывает.

Пока Сан говорила, Вон не сводил с нее проницательного взгляда. Ее глубокие черные глаза под длинными ресницами казались искренними. Дерзкая упрямица оказалась натурой чуткой и мягкой. Наконец-то он видел перед собой женщину, а не дикого жеребенка.

– Мы не можем бросить только что обретенного друга, верно, Лин? – лукаво улыбнулся наследный принц.

Он допускал, что признание девушки могло быть простым расчетом на его милость, но готов был это принять. В конце концов, если бы решение отправить ее в Тэдо или оставить в Кэгёне зависело от него, он выбрал бы последнее.

– Стало быть, тебя зовут Сан… Слушай же мой приговор, Сан. Прежде всего ты никогда не предашь нашу общую дружбу и будешь ценить ее так же высоко, как ценишь жизнь отца и свою собственную. Кроме того, ты будешь хранить секрет своего происхождения до восемнадцати лет. После этого я сделаю все, чтобы тебя и твоего отца не наказали.

– Вы слишком добры, ваше высочество, – Сан изящно склонилась перед наследным принцем. «Отец должен сказать мне спасибо», – одновременно подумала она про себя.

Безмолвно наблюдавший за ними Лин чувствовал нарастающее смятение. Преображение вчерашнего сорванца в прекрасную даму было настолько полным, что он уже и не верил, что получил от нее кулаком в лицо.

«Неужели девушка из королевского рода может расхаживать по злачным улицам в мужском платье?» – спрашивал себя Лин. Он не мог сразу отбросить все подозрения.

Видя, как хмурится Лин, Вон подумал, что тот все еще против дружбы с девушкой, и подтолкнул его к Сан.

– Это самый близкий мне человек, так что относись к нему с добротой. Его зовут Ван Лин, он третий сын сановника Ван Ёна из королевского рода.

– Не может быть! – удивленно воскликнула Сан.

Это открытие потрясло ее намного сильнее, чем знакомство с наследным принцем. Человек, стоявший за заговором, в который был вовлечен отец, хотел сделать новым королевским наследником Ван Чона, а этот юноша, поджавший разбитую губу и взирающий на нее с недоверием, был его младшим братом!

Заметив, как побледнела девушка, Лин еще больше насторожился.

2
Поиски ответов

Кванмёнса, один из десяти буддийских монастырей, построенных в Кэгёне и окрестностях по указу вана Тхэджо, таким способом укреплявшего свою власть, являлся главной резиденцией буддийской школы сон. На территории монастыря находился колодец, у которого была своя история. Дед вана Тхэджо Чакчегон, искусный стрелок из лука, смог убить Старого лиса, который враждовал с Драконом, повелителем Западного моря, за что Дракон отдал Чакчегону в жены свою старшую дочь. Для того чтобы время от времени посещать родительский дом, молодая жена Чакчегона приказала вырыть под окнами спальни колодец, в который спускалась, превращаясь в желтого дракона. Этот-то колодец и принадлежал теперь монастырю Кванмёнса. Он считался священным наряду с Большим колодцем, который выкопали, как только дочь Дракона оказалась в Сонаке, как тогда именовался Кэгён.

Рядом со священным колодцем в монастыре Кванмёнса всегда было много молящихся. Известно, что женщины относятся к молитвам с большей пылкостью, чем мужчины, так что неудивительно, что и сюда чаще всего приходили именно женщины. Знатные дамы в длинных, до земли, вуалях; монахи, идущие мимо, благоговейно сложив ладони; ласковый весенний ветерок… Все располагает к тому, чтобы пообщаться друг с другом.

– Вы слышали, что старший сын дворцового секретаря провалил экзамен на государственную службу?

– А сын его младшего помощника сдал.

– Надо же! Говорили, что секретарь приглашал известных ученых, чтобы подготовили сына к экзаменам.

– Мать с него глаз не спускала. Так и следила, чтобы не отвлекался от книг.

– Секретарь рвет на себе волосы. Его собственный сын провалился, а сын его подчиненного преуспел!

– Теперь все хотят выдать дочерей за сына младшего помощника, а про сына секретаря и думать забыли.

– Но сын секретаря сможет получить должность и без экзамена, ведь его отец дослужился до высокого ранга.

– Не знаю, не знаю. Секретарь не особенно любезен с евнухом Чхве Сеёном, а от того многое зависит.

Одни женщины обсуждали новости о сыне высокопоставленного чиновника, другие же сплетничали о тратах известных людей.

– Вы знаете, что семья помощника министра финансов пожертвовала в монастырь Хынгукса двадцать кынов^[24] серебра?

– Должно быть, они настоящие богачи. Очень щедро.

– Вы так думаете? Совсем недавно глава управы Чхонджу пожертвовал монастырю Синбокса земли, которые стоят в три раза дороже.

– Вот это да! Сколько же у него земель?

– Это земли его новой супруги. Семья первой жены растеряла все связи, да и доходов почти не имеет, так что он отправил первую супругу обратно к родителям и женился на девице из клана Тэ. Неужели вы ничего об этом не слышали?

– Ну и ну! Наверное, скоро переберется в Кэгён.

– Судя по всему, этого он и добивается. Ходят слухи, что освобождается теплое местечко.

– Вот что значит удачно жениться!

– Денег-то у нее полно, да только говорят, что она та еще штучка…

– То есть?..

– Ну сами подумайте: молоденькая, хорошенькая…

– Неужели закрутила с другим?!

– А что ей остается, с таким-то мужем! Он же с первого дня назначения в Чхонджу по уши влюбился в какую-то кинё, так и таскается за ней.

– Да уж, они стоят друг друга! А с кем видится женушка?

– Она встречается с…

Чем откровеннее становился разговор, тем тише говорили женщины. На благородных лицах появлялось неподобающее любопытство, услышанная история запоминалась в мельчайших деталях. Сегодняшняя сплетня была особенно интересной, и женщины обсудят ее дома с мужьями. Разговор супругов подслушают служанки и понесут новости дальше. Пикантный анекдот достигнет ушей юных студентов, которые за чашкой чая перескажут его своим друзьям – и так далее и так далее.

Позорная история о высокопоставленном сановнике расползется не только по улицам города, но станет известна и королевскому двору, куда новости доставят мужья. Вскоре каждый в Кэгёне узнает, с кем спит молодая жена сановника и сколько было разбито бесценных чаш во время семейных скандалов.

Каждый добавит к истории кое-что от себя, так что от правды почти ничего не останется, и наверняка найдутся люди, которым ложный слух будет на руку. Возможно, сплетня, развлекавшая знатных дам у колодца в монастыре Кванмёнса, уже не содержала и половины правды, однако дамы верили каждому услышанному слову.

Пока женщины, забыв о молитвах, обсуждали последние новости, к колодцу приблизилась девушка, и все внимание обратилось к ней.

Она была не только в монсу, но и в широкой конусовидной шляпе, какие надевают во время дождя или в долгое путешествие. Ни лица, ни даже шеи и плеч девушки было не рассмотреть, и это, конечно, вызвало любопытство.

– Кто это?

– Вы не знаете? Это же единственная дочь Ёнъин-бэка. Она приходит сюда молиться вместе со своей нянькой.

– Так это та несчастная со шрамом?

– Неудивительно, что она так старательно прячет лицо.

– Говорят, вторая половина лица у нее в прыщах, невыносимо смотреть.

– Я слышала, она лечится у знаменитого доктора, который пообещал, что шрам сойдет через несколько лет. Должно быть, они потратят на доктора целое состояние.

– Ёнъин-бэк готов выложить сколько угодно, лишь бы дочь исцелили. Даже не торгуется.

– Да разве шрам может сойти? Она ведь уже не ребенок.

– Если рана неглубокая, есть надежда.

Расслышав, о чем перешептываются женщины, Пиён покрылась холодным потом. Ее сердце сжалось, а руки, сложенные в молитве, дрогнули. Чувствуя, что к ней прикованы женские взгляды, она уже не могла молиться о благополучии молодой госпожи.

«Лучше бы я спряталась за пагодой и дождалась нянюшку там», – сокрушалась Пиён. Но она не решалась уйти – за ней пристально наблюдали все благородные дамы, и кто-то из них по походке мог бы заметить, что она вовсе не дочь Ёнъин-бэка, а всего лишь служанка. Поборов желание скрыться, Пиён принялась молиться о том, чтобы нянюшка поскорее увела ее отсюда. Хорошо хоть, никто не пытался заговорить с ней.

– Молодая госпожа любит побыть одна? – вдруг раздался тягучий, какой-то ленивый, странно липнущий к слушателю голос.

Пиён, которая твердила, зажмурившись: «Нянюшка, пожалуйста, поспеши!», от испуга распахнула глаза. На нее смотрела незнакомая женщина. Лицо незнакомки было цветущим, как роза, красные губы чуть приоткрылись, показывая белоснежные зубки. На ней была очень широкая шелковая юбка и длинная вуаль, касавшаяся земли; пышную прическу незнакомки усыпали драгоценности.