– Наконец-то Ниаксия сочла уместным восстановить наше превосходство, – произнес я, неторопливо расхаживая по постаменту. – Она даровала мне силу, благодаря которой я поведу Дом Ночи к могуществу, невиданному прежде. Я отнял королевскую власть у хиажей. У того, кто убил нашего короля, изнасиловал нашу королеву, почти уничтожил наш народ и двести лет владел короной.

Перечисляя прегрешения Винсента, я спиной чувствовал буравящий взгляд Орайи. Я ни на мгновение не забывал о ее присутствии, зная, что она способна видеть меня насквозь.

Но я не позволил себе отвлекаться. Презрительно скривив губу, я продолжил:

– Я вновь сделаю Дом Ночи королевством, вызывающим страх. Я восстановлю его былое величие.

Каждое мое «я» было тщательно подобранным. Каждой фразой я напоминал им о своей роли.

Сколько раз я слышал подобные речи из уст Некулая! И столько же раз видел, как эти вельможи попадались на его приманку, словно котята на миску с молоком.

Но как бы убедительно ни звучал мой голос, какими бы уверенными ни были мои жесты, я сознавал, что не являюсь Некулаем.

Аристократы молча глазели на меня, однако их молчание было пронизано не почтением, а скептицизмом, приправленным порцией недовольства. Невзирая на мою печать наследника, корону и крылья, знать по-прежнему видела во мне бывшего раба. Бывшего человека, ставшего вампиром через ритуал обращения.

Проклятая свора.

Я вышагивал по постаменту, глядя на них. Но остановился, заметив знакомое лицо вампира с пепельно-каштановыми волосами и проседью на висках. У него были цепкие темные глаза. Я мгновенно его узнал – и передо мной замелькали воспоминания о сотнях ночей страданий.

Чем-то он был похож на Некулая. Те же резкие черты лица, та же жестокость в них. Ничего удивительного, ведь он приходился Некулаю двоюродным братом.

Этот нобиль был ужасным. Нет, не отвратительным. Отвратительным был его брат Симон, который сегодня не явился. На всякий случай я быстро обвел глазами зал. Симон игнорировал приглашение.

Я остановился, вскинул голову, усмехнулся. Мне было не сдержаться.

– Здравствуй, Мартас, – учтиво произнес я. – Не ожидал увидеть тебя здесь. Могу поклясться, приглашение было адресовано твоему брату.

– Брат не смог отправиться в путь, – с нескрываемым пренебрежением ответил Мартас.

Он смерил меня таким же неприязненным взглядом и скривил губы.

В зале стало тихо. Вполне безобидные слова, однако собравшиеся знали, каким оскорблением является ответ Мартаса.

Симон был одним из самых могущественных ришанских аристократов, доживших до сего дня. Вернее, самым могущественным. Но при этом он оставался лишь вельможей. А когда вызывает король, подчиняются все.

– Говоришь, не смог? Какая досада, – сказал я. – И что ему помешало? Наверное, что-то очень важное.

Мартас по-змеиному, без робости посмотрел мне в глаза и ответил:

– Симон чрезвычайно занят.

Мрачное, кровожадное удовольствие испытал я, услышав его слова, и, не скрывая этого, сказал:

– В таком случае тебе придется от его имени принести клятву верности.

Я задрал подбородок, глядя на Мартаса сверху вниз, и широко улыбнулся, показав клыки:

– Склонись передо мной.

Я точно знал, что будет дальше.

Симон и Мартас верили в свой прямой путь к трону. Еще бы, ведь они были единственными оставшимися родственниками короля. Они наверняка считали, что после гибели Некулая на теле Симона появится печать наследника. По закону трон должен был перейти к нему.

Но, к сожалению для них (и для меня тоже), Ниаксия отличалась непредсказуемостью.

Думаю, все двести лет эти придурки считали, что печать вообще не появится. Представляю, как их затрясло, когда я предъявил свою отметину и затем вызвал их в Сивринаж. Каково преклонять колени перед обращенным рабом, над которым они издевались семьдесят лет?

Они вовсе не собирались приносить мне клятву верности. Я это знал.

Мартас не двинулся с места.

– Не могу, – буркнул он.

Но по залу не прокатились возгласы удивления, не поднялся ропот. Нет. Толпа молчала. Поведение Мартаса никого не удивило.

– Мой брат принесет клятву верности только законному королю Дома ночи, и я тоже, – сказал Мартас. – Ты не король.

Его губы вновь скривились в усмешке.

– Я видел, как ты осквернил себя, и не преклоню перед тобой колен. И ни перед кем, кто стоит у трона рядом с кроверожденным принцем.

«Осквернил себя».

Вот какое слово выбрал Мартас. Это было сделано с оттенком изящества. Вельможа ссылался на несуществующий свод нравственных правил, словно все происходившее в минувшие годы было моим выбором и словно он не являлся одним из тех, кто мне всячески мешал.

Я неторопливо кивнул, обдумывая услышанное, – и улыбнулся Мартасу. Улыбка была совершенно искренней. Даже если бы и хотел, я бы не смог ее подавить.

Меня охватила жажда крови, нарастающая с каждым ударом сердца.

Мартас этим не ограничился, а, наоборот, заговорил быстрее, тыча рукой в сторону постамента:

– По-твоему, ты освободил нас от хиажей? А я вижу шлюху Винсента, сидящую рядом с твоим троном.

Его взгляд скользнул над моим плечом и уткнулся в Орайю. Этот взгляд был мне знаком. Ненависть и голод, желание и отвращение – все смешалось в нем воедино.

– Если хочешь совокупляться с ней – дело твое, – прорычал мне Мартас. – Но посмотри на нее. Она ничуть не пострадала. Ни царапинки. Все, что тебе нужно, – это рот и дырка между ног. С какой стати беречь остальное?

Я перестал улыбаться.

Меня уже не забавляла игра с ришанским вельможей.

До этого момента я держал ситуацию под контролем, полагаясь на разум и расчет. Теперь рассудок уступил место импульсивным порывам.

– Ценю твою честность, – спокойно ответил я. – И честность Симона.

Я спрыгнул с постамента, подошел к Мартасу и обхватил ладонями его лицо. Он выглядел почти так же, как двести лет назад.

Возможно, вампирам несвойственно меняться.

Но с тех пор как Ниаксия восстановила силу ришанских наследников, я осознавал перемену в своих ощущениях. Что-то изменилось во мне и в момент гибели Некулая. Однако тогда мне удалось эту силу подавить, сделать ее управляемой и не привлекающей внимания. После финального поединка моя магия вновь стала безудержной, словно дар Ниаксии открыл внутри меня новый источник.

И до чего же приятно проявить эту магию в полной мере!

Так я и сделал.

Обращение к Астерису одновременно вызывало ликование и истощало тело. Казалось, через меня, не щадя внутренностей, прорывается необузданная сила звезд.

Та же необузданная сила прорвалась и через тело Мартаса.

Пространство зала сделалось ослепительно-белым, потом невыразимо черным, после чего вернулось в прежнее состояние, но все стало до противного резким и выпуклым.

Меня окутало теплом. В тишине послышался глухой удар, и мертвое, искалеченное тело Мартаса рухнуло на пол, запутавшись в шелковых одеяниях.

Недавний свет померк. Потрясенные нобили молчали. На лицах застыло недоумение. Я держал в руках голову Мартаса. Мертвое лицо выражало замешательство. Мне это выражение понравилось. При жизни Мартаса я ни разу не видел, чтобы он испытывал смятение.

Стоявшие поблизости спешно попятились, не желая запачкаться в черной крови, льющейся по мраморному полу. Не было ни вскриков, ни паники. Вампиры, включая знать, давно привыкли к кровопролитию. Они не испугались, но были обескуражены.

Возможно, я поступил неразумно, убив брата самого могущественного вельможи.

Но сейчас мне было все равно: я не ощущал ничего, кроме удовлетворения. Я не был создан для всей этой придворной чепухи с прихотливыми нарядами, балами и политикой. Но вот убийства? Создан ли я для них?

Убивать я умел. Особенно тех, кто это заслужил.

Я обернулся. Зачем – сам не знаю, я не раздумывал.

Меня поразило выражение лица Орайи.

Оно светилось довольством. Кровожадным довольством.

Впервые за эти недели в ее глазах не было стремления воевать со мной. Клянусь богиней, я чуть не заплакал.

«Вот и она», – подумал я.

Орайя видела меня насквозь. Мои одежда и поведение – не в счет. Я буквально слышал ее слова: «Вот и он».

Я вновь поднялся на постамент и, повернувшись к знати, тихо и весомо произнес:

– Я – король ночерожденных. Думаете, я стану искать вашего уважения? Оно мне не нужно. Достаточно страха. Склонитесь передо мной.

Я разжал пальцы. Голова Мартаса с хлюпаньем упала на пол и покатилась к телу. Мартас как будто простерся ниц у моих ног. Очень кстати.

Нобили взирали на меня. Мир затаил дыхание.

Я и сам затаил дыхание, изо всех сил стараясь скрыть это.

Мне было предельно ясно, что я ступил на узкую тропку. Вампиры уважали жестокость, но только проявляемую теми, кого считали равными себе. Меня они таковым не считали. Возможно, я вообще не стану для них ровней.

Если склониться откажутся один или двое, с ними я совладаю. Несмотря на печать наследника, мне требовалась верность моей знати, особенно если я хочу выбраться из-под контроля кроверожденных. Но если откажутся все…

Двери с лязгом распахнулись, пронзив тишину, как лезвие меча пронзает тело.

В проеме стоял Вейл.

Айксовы титьки! Я и подумать не мог, что буду так ему рад, и с трудом удержался от вздоха облегчения.

Он оглядел зал: меня, собравшихся, советников, окровавленное тело Мартаса – и вмиг понял, в какую ситуацию попал.

Вейл направился прямо к трону. Он шел так быстро, что его длинные темные волосы шлейфом взлетали за ним. Толпа расступилась. Следом за Вейлом шла какая-то женщина, но через несколько шагов остановилась, рассматривая тронный зал круглыми от любопытства глазами. Ее вьющиеся каштановые волосы были собраны на макушке.

– Приветствую моего короля, – подойдя к постаменту, произнес Вейл. – Прошу меня простить за опоздание.

Он проворно опустился на колено – на глазах у всех, прямо перед лужей крови Мартаса.

– Мой король.

Его голос гремел под сводами тронного зала. Вейл прекрасно знал, что делает, и стремился донести это до каждого присутствующего.

– Ты можешь рассчитывать на мой меч, мою кровь и мою жизнь. Приношу тебе клятву верности и обещаю служить достойно. Для меня величайшая честь стать твоим главнокомандующим.

В этих словах я услышал отзвук прошлого. Когда-то те же слова Вейл произносил, обращаясь к Некулаю. Я внутренне поежился, слыша их в свой адрес.

Внешне я принял их так, словно иного и быть не могло.

Я взглянул на собравшихся, ожидая реакции.

Вейл был аристократом. Его уважали. Сейчас он сдвинул чаши невидимых весов в мою пользу.

Поначалу медленно, а затем все быстрее нобили стали опускаться на колени.

Этого мне и хотелось. Мне это требовалось. И тем не менее зрелище коленопреклоненных вельмож вызывало у меня неприятное ощущение, словно внутри все противилось этому. Я вдруг остро почувствовал корону на голове; корону, которую надевали властители, правившие за сотни лет до меня и вынужденные прибегать к жестоким и параноическим методам. Короли, которых я убивал, прямо или косвенно, как и они убивали тех, кто был прежде них.

Не удержавшись, я снова обернулся через плечо. Движение было мимолетным, и его вряд ли успели заметить.

Глаза Орайи пронзали меня насквозь, словно она видела маленький осколок мрачной честности, очищенный от наслоений.

Я торопливо отвернулся, но ее взгляд остался со мной.

Глава третья

Орайя

Этот взгляд Райна остался со мной дольше, чем хотелось. Зачем он на меня посмотрел? С такой честностью.

Я знала все о честности его взгляда, и это меня бесило.