Она следует за мной на кухню. Насквозь через все помещение, туда, где находится склад продуктов и дверь во внутренний двор. Выйдя на улицу, мы буквально натыкаемся на стену неподвижного горячего воздуха. Я указываю на каменную ступеньку под деревом, дающим немного тени. Мы одновременно садимся, но июльское солнце до того жаркое, что мы тут же спрыгиваем с раскаленного камня, словно нас ударило током.

– О господи! – вскрикивает Калла, вскакивая. – На нем можно яичницу жарить.

– Или стейк.

Мы смеемся, проверяя чуть не пострадавшие пятые точки. Еще никогда что-то привычное не казалось таким одновременно странным и чужим. Как тогда, когда мы столкнулись, и она оказалась так близко от меня. Так чертовски близко, что я слышал стук ее сердца. И чувствовал, как по моему телу разливается жар. Словно желая охладиться, я подношу к губам холодный чай и делаю большой глоток. А потом еще больше. Калла повторяет за мной. Мы смотрим друг на друга поверх бокалов. Это серьезно мешает направить мысли в нужное русло.

Я разрываю зрительный контакт, опускаю стакан и достаю из кармана фартука ее записку.

– Здесь твои извинения. Спасибо.

– Тебе спасибо. За то, что принял их. – Ее глаза светятся облегчением, а я размышляю, как мне сформулировать следующую фразу. И решаю говорить прямо.

– Если хочешь получить работу официанткой, я скажу Штефану, что с моей стороны возражений нет. – Ее глаза становятся огромными от изумления. – Однако нам придется как-то ладить. В команде в целом позитивный настрой. Нельзя, чтобы его испортили ситуации вроде той, что недавно произошла. Это не должно повториться.

Она кивает.

– Может быть, нам…

– Постараться держаться друг от друга подальше, – договариваю я за нее. Но она смотрит на меня так, что я понимаю: она собиралась сказать что-то другое.

– Я хотела предложить нам сесть и… поговорить. Мы столько всего не успели обсудить, Яспер!

– Да, потому что ты разорвала всякую связь между нами. Ты уехала и не вернулась. – Эти упреки я бы предпочел оставить при себе, но не удержался. Потому что мне до сих пор чертовски больно.

– Я здесь… разве нет?

– Калла… – Я качаю головой, потому что не могу продолжать этот разговор. Не хочу продолжать. Или я вернусь в состояние, с которым боролся несколько последних месяцев. Мне потребовалась уйма времени, чтобы выкинуть ее из головы. Ее голос, смех, ощущение ее губ на моих губах. Ощущение того, как я ее обнимаю, засыпаю и просыпаюсь с ней. Стереть все это из памяти было чертовски тяжело. И нельзя сказать, что я в этом преуспел. Когда у тебя такие долгие и счастливые отношения с кем-то, этот человек становится частью тебя. Воздухом, которым ты дышишь.

Калла была моим воздухом, и, когда она ушла, я чуть не задохнулся.

– Я здесь, я вернулась, – тихо повторяет она.

Но не из-за меня. Я изо всех сил сжимаю губы, чтобы из меня не вырвалось ни слова.

Калла делает полшага ко мне. Она смотрит мне в глаза, и я чувствую, что снова пропадаю.

Проклятье.

– Оставь это, Калла. Пожалуйста. В противном случае я не знаю, – я указываю попеременно на нас двоих, – как это будет работать. Я попрошу Штефана составить план так, чтобы у нас, по возможности, не выпадало общих смен. Думаю, на данный момент это лучшее решение. Для меня.

Калла сглатывает.

– Ладно. Если ты этого хочешь. Но просто чтобы внести ясность, Яспер: это ты тогда порвал со мной.

Я киваю.

– Да. Я этого хочу.

Я разворачиваюсь и почти бегом устремляюсь во двор.

12
Калла
Прошлое

– И кто такой этот Яспер? – В мамином голосе звучат любопытство и легкая тревога. Она стоит в дверях моей комнаты, пока я ищу в куче одежды перед шкафом красную блузку.

– Мальчик из моего класса, – отвечаю я, присев на пол.

– Можно немного точнее?

Я со стоном вздыхаю. С тех пор, как из-за случая с Линусом я сменила школу, мне учиняли допрос всякий раз, когда я хотя бы мимоходом упоминала имя мальчика. А уж если я собиралась с ним на свидание, родителям хотелось получить на него досье, достойное самого Джеймса Бонда.

– Его зовут Яспер Петерсон, ему семнадцать, он на голову выше меня, блондин, хорошо учится, без судимостей, живет в нескольких улицах отсюда, он – представитель нашей параллели, сын директрисы и помогает мне с математикой, поскольку через две недели у нас контрольная, а я хочу написать хотя бы на тройку. Этой информации достаточно?

– Вот так бы сразу! Конечно, для начала этих сведений достаточно.

– Ну или дай мне твою анкету. Он ее постепенно заполнит.

– А что, идея неплохая. Если он наберет девяносто очков из ста, мы разрешим тебе встречаться с ним и дальше. – Голос мамы звучит настолько серьезно, что я поднимаю голову, чтобы убедиться, что ее предложение – шутка. Уголки ее рта подергиваются, и это ее выдает.

Я с облегчением возобновляю поиски. Куда я ее положила?

– Ты случайно не видела мою красную блузку?

– Ты имеешь в виду эту? – Она входит в мою комнату и снимает со спинки стула нужную вещь.

Я оторопело моргаю. Неужели она все время здесь висела?

– Слава Богу. Да, именно ее я и искала.

– Слава Богу? – Она бросает мне блузку. – Ты отдаешь себе отчет, что сидишь перед горой одежды, а в твоем шкафу висит еще пара таких блуз?

– Но я хочу надеть именно ее. Спасибо, что помогла найти, мама. Мне нужно… – В дверь звонят, и я подпрыгиваю от неожиданности.

Яспер. Он пришел, а я все еще стою в своей комнате в нижнем белье.

– Это твой одноклассник?

– Конечно. – Значит, он такой же любитель опаздывать, как и я. Я ковыляю к своей кровати, потому что там лежит мой мобильный. По крайней мере, в последний раз я видела его где-то между простыней и пододеяльником. Я роюсь в постели и нахожу телефон под подушкой. Мы обменялись номерами; он хотел написать мне, как только выйдет из дома.

– Когда он собирался за тобой зайти?

Я только что увидела, что он, как мы и договаривались, написал мне за пару минут до прихода. В 9:56 утра. Черт!

– В десять. Мама, не могла бы ты открыть ему дверь?

– Думаю, папа откроет.

– О, нет. – Черт, черт! Когда дело касается мальчиков, папа еще хуже мамы. – Мама, пожалуйста, не дай папе поставить меня в неловкое положение. И не позволь ему сделать так, чтобы Яспер больше со мной не заговорил.

– Ты преувеличиваешь. – Она со смехом выходит из комнаты и на пороге говорит: – Мы с твоим отцом желаем тебе только добра.

– Пожалуйста, тогда позвольте Ясперу спокойно меня дожидаться. Не задавайте неловких вопросов. Мама, прошу! – Я с мольбой смотрю в ее голубые глаза, которые понимающе поблескивают.

– Значит, он тебе нравится.

Пойманная с поличным, я впиваюсь зубами в нижнюю губу и чувствую, как заливает жаром уши.

– Ну, хорошо, – вздыхает мама. – Я рада, что ты так быстро нашла друга в новой школе. Но если вы начнете регулярно встречаться, тебе придется его с нами познакомить.

– Мы встречаемся ради учебы! – подчеркиваю я, на мой взгляд, излишне драматично. – А если ты оставишь его наедине с папой хоть на минуту, он убежит с громкими воплями.

– Если бы ты хоть раз в жизни собралась вовремя, ты сама бы спасла своего одноклассника от отца.

Но я опоздала только потому, что десять минут искала блузку. Кто ж знал, что она все это время висела на стуле у меня под носом? Вместо того чтобы оправдываться, я отмахиваюсь и начинаю метаться по комнате, как белка в колесе, пока мама спускается вниз. Я в рекордно короткие сроки надеваю одежду и заплетаю афро-кудри в высокую косу. Вчера я распустила все косички, чтобы волосы надышались, прежде чем я в следующем месяце заплету новые.

Я в последний раз смотрюсь в зеркало на фасаде шкафа. Затем хватаю рюкзак, запихиваю в него все учебники и тетрадки по математике и выбегаю из комнаты. Спешу вниз по лестнице и дальше по коридору. Впереди слышен смех, папин и мамин. Это настолько для них нехарактерно, что на мгновение я замираю. Озадаченная, я иду в гостиную, и открывшаяся передо мной картина полностью совпадает с тем, что я слышала. Мои родители сидят за столом. И смеются.

Я вклиниваюсь в их веселье нарочито громким «Вот и я!».

– Эй… – Яспер смотрит на меня, и в его глазах мелькает что-то, что я не могу разобрать. Я уже успеваю растеряться, когда он улыбается.

– Мы можем идти, – говорю я и радуюсь, что со стороны родителей нет возражений. Яспер встает и вежливо пожимает им руки.

– Был рад с вами познакомиться. И уверяю вас, что правдиво ответил на все пункты.

Я хмурюсь. О чем это он?

– Буду ждать с нетерпением. Дом-то у нас большой, – с улыбкой говорит папа.

В моей голове множатся вопросы. И пока мама желает нам удачи в учебе, папа с улыбкой прощается с Яспером. Никаких угроз или мрачного брюзжания.

– Я что-то пропустила? – спрашиваю я, как только мы выходим из дома. – О чем вы говорили?

– О тебе, – честно признается он и заговорщически ухмыляется.

– Я так и думала. – Я смотрю на него и жду. – И?

– И что?

– Ну, расскажи! А то я решу, что вы злословили и клеветали за моей спиной. А злословие – это подло. – Я выпячиваю нижнюю губу.

Он тихо посмеивается и сдается.

– Обвинение в злословии я принять никак не могу. В автобусе расскажу. Давай сначала дойдем до остановки. По субботам автобус ходит редко, раз в двадцать минут.

Я смотрю на часы и…

– Ой. Осталась минута. Мы успеем?

– Только если побежим.

– Тогда вперед!

Мы несемся к остановке, а вскоре уже сидим на сидении сзади, пытаемся отдышаться и звонко смеемся. Три секунды назад Яспер рассказал мне, как он – цитирую – обвел моих родителей вокруг пальца. Показав им список из десяти пунктов, которые родители хотят знать о юноше, желающем проводить время с их дочерью. Он на полном серьезе подготовил его в письменной форме после того, как я упомянула, что мои родители немного параноики.

– И что это за пункты? – спрашиваю я, заинтересованная и потрясенная одновременно.

– Хочешь знать все десять?

– Вообще-то да.

Он приподнимается с сиденья и достает из кармана джинсов сложенный лист бумаги. Я ожидаю, что он мне его отдаст, но вместо этого он зачитывает написанное вслух. Я довольна. Мне нравится его глубокий, мелодичный голос. Особенно когда в школе он шепчет мне Обиома, и моя кожа покрывается мурашками. И сейчас он говорит приглушенно и жмется ко мне, потому что перед нами сидит несколько человек.

– Пункт первый, – начинает он и прочищает горло, – меня очень качественно воспитали. Пункт второй: я твердый хорошист.

– Неужели? – с притворным скептицизмом спрашиваю я.

Он отвечает:

– Пункт третий: я всегда говорю правду.

Я криво ухмыляюсь.

– Пункт четвертый: я сделаю все, чтобы за следующую контрольную по математике Обиома получила положительную оценку. Пункт пятый: когда мы будем вместе гулять, я буду за ней присматривать.

Моя ухмылка расползается в широкую улыбку, до того мне все это кажется милым. Я могу сама о себе позаботиться, но приятно знать, что ему хочется меня защищать.

– Пункт шестой: мне нравится Обиома. Очень, – говорит он и заглядывает мне в глаза. На один миг, но в его взгляде столько огня, что мое сердце начинает биться чаще.

– Пункт седьмой: я не принимаю наркотики. Восьмой: для твоих ушей этот пункт не предназначался и попал в список только потому, что родителям это наверняка нравится, – объясняет он, что еще сильнее распаляет мое любопытство.