Кто жизни злое испытанье
Могучим духом встретить мог?
Кто жар любви и упованье,
Или хоть грусть в душе сберег?

Все чувства вянут в нас незримо;
Все слезы сохнут, как роса;
Земля и небо идут мимо:
Его лишь вечны словеса.

Рассказ

Чрез сад пустой и темный кто-то
Средь летней ночи шел один;
Владела томная дремота
Объемом сумрачных равнин.
Шумел какой-то праздник дальний;
Сквозь мглу аллеи проникал
И звонкий гул музыки бальной,
И яркий луч блестящих зал.
Шел дальше, тихою походкой,
Мечтатель тот, потупя взор;
И вышел вон, где за решеткой
Темнел неведомый простор.
И в мох, под липою ветвистой,
Он лег, задумчив и угрюм;
К нему туда, чрез дол душистый,
Не доходил безумный шум,
Лишь что-то в зелени зыбучей
Вздыхало, будто в грезах сна;
А перед ним над черной тучей
Стояла бледная луна.
Над тучей так она стояла
В былое время, в ночь одну;
Чуть внятно так же звуки бала
Неслись в лесную тишину…

«Ужель так памятно мгновенное?
Увы! ужель вовеки нам
Невозвратимо незабвенное,
Невозвратимо здесь и там?..
Родное, бросив жизнь телесную,
От нас умчится навсегда ль
В неизмеримость неизвестную,
В непроницаемую даль?..
Где вы, далекие, любимые?
Где вас душою отыскать?
Мои мечты неусыпимые
В какой предел мне к вам послать?
Кто даст мне власть, сквозь отдаление
Хоть взор единый пророня,
Теперь узреть вас на мгновение,
Узнать, вы помните ль меня?!.»
Умолк он; и ответ в долине
Послышался средь пустоты:
«Далеких вновь ты хочешь ныне
Увидеть, – их увидишь ты!»

Взглянул, трепеща поневоле,
В объем безлюдной он страны:
Ходил лишь ветер в чистом поле,
Сиял в пространстве свет луны.

И повторил, звуча в пустыне,
Тот голос неземной груди:
«Далеких вновь ты хочешь ныне
Увидеть, – встань же, – и гляди!»
Минуты есть, в которых слово
Не пропадет, как звук, вдали:
Желанья своего слепого
Да убоится ж сын земли!
Пришелец встал. Струею мглистой,
Долины наполняя дно,
Всходил пред ним туман волнистый,
Раскинулся как полотно,
Покрыл, сливаясь серовато,
Весь край широкой пеленой,
И как зловещий звон набата
Слова гудели в тьме ночной.
«Гляди в туман, из дального предела
Зови душой возлюбленных твоих!
Те<х>, чья любовь к тебе не охладела,
Ты в той дали светло увидишь их,
И тускло – тех, кто мыслью равнодушной
Тебя порой припомнят, разлюбя;
И будешь ты искать сквозь мрак воздушный
Напрасно всех, забывших про тебя!»
И замолчал железный голос.
Стоял пришлец в безмолвной мгле,
Как бы готов на бой, и волос
На хладном двигался челе.
Что вспоминал он в думе странной!
Чего боялся в этот миг?
Какой он горести нежданной
Возможность мыслию постиг?..
И вдруг забилось сердце гордо,
И смело вспыхнул взгляд младой;
Глубоко, недвижимо, твердо
Стал он глядеть в туман седой.

И вот, – как призрак сновидений,
В дали, сквозь переливный дым,
Мелькнули три, четыре тени
Неясно, бледно перед ним.
И он глядел, – и в грудь вникало
Тоски жестокой лезвие;
Глядел он в грозное зерцало,
И сердце назвало ее –
Ее, кому с любовной верой
Душа молилася его.
Впилися взоры в сумрак серый,
Впились, – не встретив ничего!

Не раз средь жизненного Мая,
В час испытанья, в час один
Глава покрылась удалая
Печальным бременем седин.
Но чаще – в полной силе века,
В свои цветущие года
Стареет сердце человека
В одно мгновенье – навсегда!
Поник страдалец головою,
Слеза застыла, не скатясь;
С своей последнею мечтою
Простился он в тот горький час.
Поблекло чувство молодое
В ту ночь; что не изведал он?
Иль откровенье роковое,
Или безумный сердца сон.
…………………..

О! смерти в день, в день возрожденья
Согреет ли нам душу вновь,
Следы земного искаженья
Сотрет ли промысла любовь?
Исчезнет ли клеймо страданий,
Жестоких опытов печать?
Там снова радостных незнаний
Святая есть ли благодать?
О, есть ли юность там другая
Для истощенных сердца сил!..
Спадает, горестно блистая,
Слеза на таинство могил.

Июль 1842Гиреево

Донна Инезилья

Он знает то, что я таить должна:
Когда вчера, по улицам Мадрита,
Суровый брат со мною шел сердито, –
Пред пришлецом, мантильею покрыта,
Вздохнула я, немой тоски полна.

Он знает то, что я таить должна:
В ночь лунную, когда из мрака сада
Его ко мне неслася серенада, –
От зоркого его не скрылось взгляда,
Как шевелился занавес окна.

Он знает то, что я таить должна:
Когда, в красе богатого убора,
Вошел он в цирк, с мечом тореадора, –
Он понял луч испуганного взора,
И почему сидела я бледна.

Он знает то, что я таить должна:
Он молча ждет, предвидя день награды,
Чтобы любовь расторгла все преграды,
Как тайный огнь завешенной лампады,
Как сильная, стесненная волна!

Июль 1842Гиреево

Б. А. Баратынскому

Случилося, что в край далекий
Перенесенный юга сын
Цветок увидел одинокий,
Цветок отеческих долин.

И странник вдруг припомнил снова,
Забыв холодную страну,
Предела дального, родного
Благоуханную весну.

Припомнил, может, миг летучий,
Миг благодетельных отрад,
Когда впивал он тот могучий,
Тот животворный аромат.

Так эти, посланные вами,
Сладкоречивые листы
Живили, будто бы вы сами,
Мои заснувшие мечты.

Последней, мимоходной встречи
Припомнила беседу я:
Все вдохновительные речи
Минут тех, полных бытия!

За мыслей мысль неслась, играя,
Слова, катясь, звучали в лад:
Как лед с реки от солнца мая,
Стекал с души весь светский хлад.

Меня вы назвали поэтом,
Мой стих небрежный полюбя,
И я, согрета вашим светом,
Тогда поверила в себя.

Но тяжела святая лира!
Бессмертным пламенем спален,
Надменный дух с высот эфира
Падет, безумный Фаэтон!

Но вы, кому не изменила
Ни прелесть благодатных снов,
Ни поэтическая сила,
Ни ясность дум, ни стройность слов, –

Храните жар богоугодный!
Да цепь всех жизненных забот
Мечты счастливой и свободной,
Мечты поэта не скует!

В музыке звучного размера
Избыток чувств излейте вновь;
То дар, живительный, как вера,
Неизъяснимый, как любовь.

Июль 1842Гиреево

Н. М. Языкову

Ответ на ответ

Приветствована вновь поэтом
Была я, как в моей весне;
И год прошел, – сознаться в этом
И совестно, и грустно мне.
Год – и в бессилии ленивом
Покоилась душа моя,
И на далекий глас отзывом
Здесь не откликнулася я!
Год – и уста мои не знали
Гармонии созвучных слов,
И думы счастья иль печали,
Мелькая мимо, не блистали
Златою ризою стихов.
Кипела чаще даром неба
Младая грудь: была пора,
Нужней насущного мне хлеба
Казалась звучных рифм игра;
В те дни прекрасными строфами
Не раз их прославляли вы,
Когда явились между нами
Впервой, счастливый гость Москвы.
Я помню это новоселье,
Весь этот дружный, юный круг,
Его беспечное веселье,
Неограниченный досуг.
Как много все свершить хотели
В благую эту старину!
Шел каждый, будто к верной цели,
К неосязаемому сну –
И разошлись в дали туманной.
И полдня наступает жар –
И сердца край обетованный
Как легкий разлетелся пар!
Идут дорогою заветной;
Пускай же путники порой
Услышат где-то глас приветный,
«Ау» знакомый за горой!
Не много вас, одноплеменных,
Средь шума алчной суеты,
Жрецов коленопреклоненных
Перед кумиром красоты!
И первый пал! – и в днях расцвета
Уж и другой лечь в гроб успел!..
Да помнит же поэт поэта
В час светлых дум и стройных дел!
Переносяся в край из края,
Чрез горы, бездны, глушь и степь,
Да съединит их песнь живая,
Как электрическая цепь!

1842Гиреево

Дума

Вчера листы изорванного тома
Попались мне, – на них взглянула я;
Забытое шепнуло вдруг знакомо,
И вспомнилась мне вся весна моя.

То были вы, родные небылицы,
Моим мечтам ласкающий ответ;
То были те заветные страницы,
Где детских слез я помню давний след.

И мне блеснул сквозь лет прожитых тени
Ребяческий, великолепный мир;
Блеснули дни высоких убеждений
И первый мой, нездешний мой кумир.

Так, стало быть, и в жизни бестревожной
Должны пройти мы тот же грустный путь,
Бросаем всё, увы, как дар ничтожный,
Что мы как клад в свою вложили грудь!

И я свои покинула химеры,
Иду вперед, гляжу в немую даль;
Но жаль мне той неистощимой веры,
Но мне порой младых восторгов жаль!

Кто оживит в душе былые грезы?
Кто снам моим отдаст их прелесть вновь?
Кто воскресит в них лик маркиза Позы?
Кто к призраку мне возвратит любовь?..

Июнь 1843

Дума

Хотя усталая, дошла я
До полпути;
И легче, цель уж познавая,
Вперед идти.

Уроки жизни затвердила
Я наизусть;
О том, что было сердцу мило,
Умолкла грусть.

И много чувств прошло, как тени,
Не виден след;
И многих бросила стремлений
Я пустоцвет.

Иду я мирною равниной,
Мой полдень тих.
Остался голос лишь единый
Времен других.

И есть мечта в душе холодной,
Одна досель;
Но думе детской и бесплодной
Предаться мне ль?
Когда свой долг уж ныне ясно
Ум оценил;
Когда мне грех терять напрасно
Остатки сил!
Но этот сон лежал сначала
В груди моей;
Но эта вера просияла
Мне с первых дней.

Стремился взор в толпе коварной
Всегда, везде
К той предугаданной, Полярной,
Святой звезде.

И мнилось, если б невозвратно
И все зашли,
Одна б стояла беззакатно
Над мглой земли.

И хоть ищу с любовью тщетной,
Хоть мрак глубок, –
Сдается мне, что луч заветный
Солгать не мог,

Что он блеснет над тучей черной
Душе в ответ…
И странен этот мне упорный,
Напрасный бред.

Октябрь 1843

Странник

С вершин пустынных я сошел,
Ложится мрак на лес и дол,
Гляжу на первую звезду;
Далек тот край, куда иду!

Ночь расстилает свой шатер
На мира божьего простор;
Так полон мир! мир так широк, –
А я так мал и одинок!

Белеют хаты средь лугов.
У всякого свой мирный кров,
Но странник с грустию немой
Страну проходит за страной.

На многих тихих долов сень
Спадает ночь, слетает день;
Мне нет угла, мне нет гнезда!
Иду, и шепчет вздох: куда?

Мрачна мне неба синева,
Весна стара, и жизнь мертва,
И их приветы – звук пустой:
Я всем пришлец, я всем чужой!
Где ты, мной жданная одна,
Обетованная страна!
Мой край любви и красоты –
Мир, где цветут мои цветы,