– Хорошо… – он снял пенсне и протёр белоснежным платком. – Мир наш знает три измерения – длину, ширину, высоту. Измеряются локтями, саженями и вёрстами. Далее – время.

– Секунды, минуты, часы, месяцы, годы.

– Верно, поручик. Представьте теперь существование пятого измерения, о котором не знаем и его не видим. Допустим, по шкале этого измерения в полуверсте от нас сидят такие же профессор и молодой человек, беседуют о вечном.

– Доказательств подобного, конечно, нет?

– Прямых – нет, – согласился учёный. – А вот косвенные появились с первым пробоем. Вдруг пробои – это места, где адским тварям получается преодолеть эту полуверсту и попасть из параллельного мира в наш? Больше скажу. Место, откуда берёт начало Святой Православный Источник, вовсе не у Святого Престола Господа нашего Иисуса Христа. В параллельном мире, откуда нам на благо образовался спонтанный пробой.

– По второму осмелюсь возразить. Отчего же первыми Одарёнными стали Святой Отец Василий и другие, истово верующие православные?

– Похоже, вам придётся всё же меня арестовать. Но я скажу. Первыми в резонанс с тонкими материями, излучаемыми из Источника, оказались люди, привыкшие к посту и молитве. К сосредоточению и медитации. Они и обнаружили, что могут черпать Энергию и распоряжаться ею. Позже научились наполнять ей Сосуды, амулеты, обереги. Видите ли, ничтожная часть Божественной Энергии присутствовала на Земле и раньше. Волхвы у русских, друиды у кельтов, шаманы у всяких первобытных туземцев – они накапливали её по микроскопическому зёрнышку. Источник дал людям возможность зачерпнуть сразу и много. Причём – не обладая уникальными талантами. Достаточно Одарённости среднего уровня, встречающейся не так уж и редко.

Фактически профессор подтвердил его собственную догадку… Лже-офицер не подал виду. Наоборот, боднул москвича:

– Значит, вы отрицаете божественную суть Святого Православного Источника?

– Нет-нет! – учёный отгородился руками, будто бы этот слабый барьер способен уберечь от гнева К.Г.Б. – Мы говорили о гипотетическом. Сам же я искренно верую, что Святой Православный Источник, какую бы физическую форму не имел, безусловно дарован Руси Господом, за что ему молитвы наши возносим в благодарствие.

Видя, как сдал назад собеседник, даже заговорил подобно батюшке с амвона, Фёдор больше не налегал на крамолу.

– Вижу, вы истинный подданный и патриот Российской Империи. В отличие от других учёных. Западных. Кто же там занимается пространством-временем?

– Немногие, – с облегчением ответил визави. Ему явно полегчало. Офицер Третьего Отделения – совершенно не та персона, при которой подобает упражняться в вольнодумстве. – На слуху только профессор Абердинского университета Юджин О'Нил. Он целую лабораторию организовал. Опубликовал несколько статей, обосновывая, что пробои можно организовать и из нашего пространства – чистой физикой, без плетений.

– Удалось? – Фёдор попытался сдержать сарказм.

– Конечно же – нет. Подробностей не знаю, не интересовался. Думаю, ему бы не позволили эксперимент. Вдруг навлёк бы на нас нашествие ещё более жутких тварей, рядом с которыми знакомые нам из Тартара – просто домашние котики?

Мог дерзнуть и не спрашивая одобрения, решил монах. Фанатики порой глухи к доводам здравого смысла.

– Я смогу найти его в Абердине?

– Наверняка. А вот поговорить – вряд ли. Если у вас нет Дарования некромантии. Представился он.

– Благодарю, профессор. Надеюсь, наши маленькие откровения между нами и останутся.

– Конечно, ваше благородие. А вы точно – из Третьего Отделения?

Последняя фраза испортила настроение. Хотя… У ординарных обывателей об офицерах из охранки К.Г.Б. превратное впечатление: тонкая беседа им не свойственна, сплошь держиморды да малоприметные топтуны-филёры.

Как бы то ни было, путь лежит в Абердин. Сомнительная, но ниточка.

Никаких доверенных людей Фёдор с собой не брал. Сам едва не провалился в безобидной ситуации. Каждый участник повышает шанс, что связь с Православной Церковью выйдет наружу. Лучше прихватить больше денег да заручиться письмом о поддержке в каждой митрополии. Святые отцы помогут, а подручных проще набрать на месте. За пачку ассигнаций с двуглавым орлом мать продадут. Креста на них нет.

4

Хвостицын сбежал!

Горчаков при известии об этом ЧП как-то внутренне сжался. Отпустил секретаря, принёсшего дурную весть.

Тышкевич ждал в приёмной, ожидая приказа. Или взрыва чувств. Через незакрытую дверь видел окаменевшее лицо патрона.

– Искров! Тышкевич! Ко мне.

Оба повиновались. Корнет закрыл дверь. Даже секретарю вице-губернатора не всё стоит слышать.

– Слушаем, ваше сиятельство, – отрапортовал Искров как старший по должности.

– Чёрт знает что! Охранять карцер поручалось матросам яхты. Но штурмовики оставались на ней же. Конечно, с правом увольнительной на берег. Не верю, чтоб штурм-поручик скрылся без их помощи.

– Ваше сиятельство больше не может им доверять? – аккуратно вставил граф.

– Именно! Нарушили прямой приказ. Соучаствовали в преступлении – побеге. А как я буду смотреться в глазах ново-йоркских обывателей, если даже в собственной гвардии не управился?

Охранники смолчали. Вопрос был риторический. Минуту спустя, дав Горчакову отдышаться в гневе, Виктор Сергеевич продолжил:

– Осмелюсь предложить расследование, ваше сиятельство. Не все же замешаны. Соучастников вернёте в Ригу. Невиновные пусть служат здесь.

– Я не могу привлечь полицию!

– Позвольте злоупотребить родственными связями, князь. Третье Отделение точно узнает о случившемся. Так пусть – через меня. А я попрошу помощи.

– Какой помощи? Что вы ещё надумали, штабс-ротмистр?

– Офицеры «трёшки» служат при генерал-губернаторе. И у них, как у любой ячейки охранки, наверняка найдутся амулеты правды. Я сам допрошу штурмовиков. Нас учили дознанию в случаях, когда обнаружена угроза обороняемой персоне.

Искров кивнул, подтверждая слова товарища.

Так Тышкевич получил первый и пока единственный повод связаться с подчинённым дядюшки, использовав конверт, в коем содержалось предписание способствовать подателю сего мандата во всех его начинаниях.

Тот назначил свидание в Центральном парке Манхеттена и пришёл на следующий день в штатском: в парусиновых брюках, открытой рубахе и лёгкой панаме, с неудовольствием зыркнув на штабс-ротмистра, надевшего летнюю форму К.Г.Б. с двумя белыми шнурами под погон.

– Ещё бы аксельбанты нацепили да перепоясались жёлто-чёрным кушаком, Виктор Сергеевич, – попенял тот. – Я же потому пригласил вас сюда поговорить без официоза, а не в канцелярию генерал-губернатора.

Несколько расплывшейся фигурой и мягким пушком на бороде и щеках офицер больше смахивал на туземца-обывателя. Никоим образом не агента охранного Третьего Отделения.

– Отчего же мы прячемся, Антон Петрович?

Тышкевич присел на скамью под матерчатым балдахином. Напротив них расстилалась гладь пруда, окружённого редкими парочками да мамашами с детьми, кидавшими птицам шарики хлеба. Обстановка была умиротворяющая.

– Вы же неделю в Ново-Йорке, так? Должны были уже почувствовать: Америка отторгает нас. Пока только внутренне. Хотя есть отдельные голоса вслух против Российской Империи, мол, зачем должны терпеть «оккупационное» казачье войско и притом содержать его.

– Будь возможность отправлять казаков на другой конец Земли за какие-то часы, едва только из космоса засекут прорыв, не было бы никакой нужды, – штабс-ротмистр, высказавшись о казаках, поманил мальчишку с тележкой, наполненной льдом, и купил за рубль два эскимо – себе и коллеге в штатском. – Рублики-то наши уважают.

– Уважают. Но с каждым годом всё чаще кричат: хотим свои ассигнации печатать. Аллею Мира в Атланте намерены величать Аллеей Повешенных Героев. Вот скажите, Виктор Сергеевич, как назвать тех, кто посмел «героев» вздёрнуть? Правильно – супостатами. Оккупантами. Но не покровителями, а уж нашего Государя – никак не отцом родным. История переписывается, мон ами.

Это вообще выходило за любые мыслимые и немыслимые рамки. В 1863 году князья и Государь отказались вмешаться в американскую внутреннюю заваруху. Но когда бояре от южных и северных губерний Америки, презрев собственные дрязги, просили Торжок остановить бойню, русские всё же выслали казачий корпус, усиленный боевыми магами. Те ударили сразу и по южанам, и по северянам, рассеяв, чтоб не успели объединиться против новой силы. Потом Вирджиния Хайлэнд Атланты украсилась длинным рядом виселиц, на которых покачивались на ветру полковники и генералы, строго последовательно – северянин, южанин, северянин, снова южанин… Те, кто отдавал команды убивать соотечественников. Североамериканские губернии потеряли больше ста тысяч человек, было бы куда больше, не прекрати русские их войну. Насильно. И вот, убивавшие сограждан вояки – теперь более не преступники, а «герои», дышло им в дупло…

Офицер охранки, завидев возмущение новоприбывшего в Ново-Йорк, протянул ему папиросу – успокоиться. Но Тышкевич не курил.

– Беда. Расскажите, Антон Петрович, отчего ни генерал-губернатор, ни губернатор Ново-Иорка, ни прежний вице ухом не повели, когда газеты принялись трубить о П.И.З.… о политехническом институте.

– К оправданию своему скажу, что сообщил в Торжок в Третье отделение немедля. Что же касательно наших великих начальников, то генерал-губернатор – уроженец Бостона. Хоть его род получил наследуемое боярство и заседает в Боярской Думе, американец, что с него возьмёшь… То же и ново-йоркский губернатор. Хотя последний мог бы, его семья сплошь с дарованиями, не чета простым ординарам. Ну а прежний вице, что служил до Горчакова, вообще пустое место. Досиживал до пенсиона в чаяниях лишь об одном – как к отставке получить действительного статского вместо статского. Конфуз с П.И.П. в таком раскладе ему совершенно ни к чему.

Штабс-ротмистр молниеносным движением поймал каплю, сорвавшуюся с мороженного и летевшую на наглаженные брюки.

– Выходит, здесь вообще некому разрешить проблему?

– Некому. При том, что в Ново-Йорке казаки, разные государёвы установления… У меня есть доверенные люди в самых разных кругах. А работать не с кем. Формально негодяи ничего не нарушили. Кроме разве что хулиганского названия их чёртового института. Но с подобным впору разбираться околоточному надзирателю, не охранке же.

– Антон Петрович! Признайтесь, вы считаете всё государево управление в американских губерниях…

– Неэффективным. О чём докладывал прямому начальству. Как видите, никаких видимых перемен мой мышиный писк не вызвал.

– Но прислали Горчакова. Раньше служил в Четвёртом Отделении, до отставки. Он другого склада, решительный.

– Скорее по причине, что обеспокоились из-за того злосчастного института. Систему никто менять не пытается.

Он, слишком долго проживший в американских губерниях, насквозь был пропитан скепсисом. Из внутреннего кармана извлёк амулет и отдал Тышкевичу.

– Списан по сроку службы, но работает вполне. Можете оставить у себя, штабс-ротмистр. Подзарядите. А ещё лучше – сами осваивайте плетение правды. Замечательно полезная вещь в нашем деле.

Как и большинство амулетов России, этот был выполнен из чёрного оникса. Шарик размером в копейку в железной оправе.

– Мерси. Вы, вижу, более ничего предпринимать не намерены.

– Только по прямому приказу, ибо не вижу смысла затевать бучу. Но вы, Виктор Сергеевич, моложе и решительнее. Дерзайте, коль надумаете.

– В чём же я способен проявить дерзость?