– Чжоу Су, – негромко произнесла она, и верный слуга тут же сделал шажок вперед, наклоняя голову и поворачиваясь к императрице правым ухом. – Не забудь проследить за Цао Юанем.

– Слушаюсь, Ваше Величество, – евнух тут же понимающе кивнул, а императрица продолжила свой путь.

Они вышли в сад и пошли по дорожкам мимо стоящих голыми в конце ноября кустов и деревьев. Мин Сянь замерла и с печальной улыбкой посмотрела на унылый пейзаж вокруг – она не любила осень, когда все начинало засыпать и становилось безрадостным. День был сухой, теплый, но она все равно поежилась и глубоко вздохнула от пустоты и отсутствия красок вокруг. Только причудливые камни да редкие вечнозеленые растения наполняли пейзаж красотой.

Ее тихий вздох услышал Чжоу Су. Он покачал головой, отчего его дряблая кожа на шее затряслась, как у индюка. Он знал, что сердце у императрицы нежное, поэтическое, и любое явление природы может ее расстроить.

– Сегодня прохладно, Ваше Величество. Давайте поторопимся к вдовствующей императрице, – сказал он, глядя на застывшую девушку, погруженную в свои мысли.

– Да, – просто отозвалась Мин Сянь, вновь пускаясь в путь. Очень скоро она добралась до дворца своей матушки. Войдя в нагретое жаровнями помещение, она сняла накидку, передавая ее Чжоу Су, а сама прошла в глубину покоев.

Слева от входа на кане^[15] сидела красивая женщина. Время будто было не властно над красотой любимой наложницы императора Мин Дуаня Вэй Жуи – лишь тонкий слой пудры покрывал ее узкое лицо, а черные миндалевидные глаза глядели ясно и строго. Ее красота была такой холодной, как будто ничто на свете не могло согреть эти острые черты лица. Мин Сянь была очень на нее похожа.

Она склонилась в поклоне.

– Дочь приветствует матушку, – произнесла она.

– Поднимись, – махнула рукой вдовствующая императрица. – Присядь рядом со мной. – Она указала на соседнее место на кане, отделенное от нее столиком. – А-Цюй^[16], как прошло утреннее собрание?

Мин Сянь покорно уселась на кан и приняла от служанки пиалу чая.

– Как обычно, матушка, – спокойно сказала она.

– Я слышала, что министр Цао выступил с предложением перенести посмертную табличку простолюдина Мин Сюаня в императорскую усыпальницу. – Мин Сянь взглянула на вдовствующую императрицу и увидела, как раздулись ее ноздри от гнева. С самого детства эти ноздри раздувались в ее адрес постоянно – матушка вечно гневалась на нее, ведь она была «разочарованием императорского рода». Теперь же она обращалась с ней гораздо лучше, и гнев ее направился на давно покойного бывшего наследного принца.

– Это так, – отозвалась Мин Сянь, осушая пиалу и ставя на столик. Расторопная служанка тут же наполнила ее свежим чаем. Она взглянула на нее из-под опущенных ресниц – это была личная служанка Вэй Жуи, вошедшая с ней во двор, занимавшая ныне должность главы прислуги во Внутреннем дворце – тетушка Ли. Она осторожно коснулась горячего фарфора, не глядя на матушку.

Та выжидающе уставилась на нее, ожидая каких-то подробностей. Впрочем, Мин Сянь не считала, что ей следует о чем-то докладывать – раз матушка уже в курсе, что Цао Юань подал такое прошение, значит, новости долетели до нее со всеми деталями быстрее, чем императрица ходит по дворцу. Не дождавшись от нее больше ни слова, вдовствующая императрица разгладила несуществующие складки на одежде и принялась хаять Цао Юаня за неосмотрительность и преступные намерения.

– Он наверняка замыслил недоброе, А-Цюй. Твое наказание слишком мягкое. Возможно, стоит не только отстранить его от утренних собраний, но и вовсе сослать на север. Все должны видеть твою решимость защищать императорскую власть и честь императорской семьи от преступной крови. Твой отец, покойный император, поступил жестко, но справедливо. Никуда не годится, что всего спустя пять лет с его смерти уже зазвучали разговоры об амнистии для этого простолюдина Мин Сюаня. Хватит с него и того, что покойный император даровал ему легкую смерть и позволил похоронить его под одной фамилией с императорской семьей…

Тонкие пальцы Мин Сянь вцепились в хрупкий нагретый фарфор. Матушка продолжала распинаться, бросая все новые упреки Цао Юаню и предрекая новые ужасы. Наконец она как будто выдохлась и со вздохом приняла из рук тетушки Ли свежий чай. Мин Сянь разжала пальцы, опуская пиалу с нетронутым остывшим чаем на столик. Ее ладонь покраснела от жара.

– Впрочем, ничего страшного пока не случилось. Церемония поминовения покойного императора все равно уже в самом разгаре подготовки, – рассудительно произнесла вдовствующая императрица. – Отправлять Цао Юаня в отставку сейчас действительно неразумно.

– Вы правы, матушка, – смиренно произнесла Мин Сянь, опуская голову. Из-за длинных черных ресниц нельзя было разгадать, какая мысль плещется в глубине ее глаз. Вэй Жуи прожила долгий век, но никогда не могла понять, о чем думает ее младшая дочь. Она протянула руку и ласково взяла ладони императрицы в свои.

– А-Цюй, сейчас холодает, одевайся потеплее. Министр Вэй подарил мне песцовую шкуру. – Она отпустила ее руки и махнула тетушке Ли. – Я хочу отдать ее тебе, прикажи сделать из нее накидку. Зимой ты всегда мерзнешь. Ты должна беречь свое императорское тело.

Мин Сянь подняла глаза и посмотрела на мать. Взгляд холодных глаз той на секунду смягчился, что удивило ее – как будто матушка в самом деле была обеспокоена ее здоровьем.

Поневоле она тоже смягчилась.

– Благодарю матушку-императрицу за заботу.

Прибавление титула заставило глаза Вэй Жуи вспыхнуть искоркой удовольствия. Тетушка Ли принесла свернутую шкуру – императрица запустила пальцы в белоснежный мех. «Красивый был зверь», – подумала она с грустью. Она приказала Чжоу Су отправить песцовую шкуру в императорскую мастерскую. После этого Мин Сянь поднялась с места.

– Уже уходишь? – в голос вдовствующей императрицы вернулась нотка надменности, с которой она говорила со всеми вокруг – подчеркивая свое превосходство, но при этом делая это так тонко, что никто бы не смог обвинить ее в высокомерии. С императрицей она так говорила с детства, и та давно к этому привыкла.

– Да, матушка. Множество докладов ждут меня. – Мин Сянь поклонилась и неспешно направилась на выход, как будто эти доклады ждали совсем не ее.

Вдовствующая императрица некоторое время смотрела ей в спину, а потом тяжело вздохнула.

– Она всегда была странным ребенком, – пожаловалась она тетушке Ли, и та тактично промолчала, зная взрывной нрав своей госпожи. – Кажется, что только с виду проявляет уважение, а кому знать, какие мысли бродят в ее голове? У нее ничего нет, а она все равно не хочет полагаться на свою мать. Знай себе кивает, что ей ни скажи. Мы возвели ее на трон, я и мой брат денно и нощно облегчаем ее бремя и помогаем управлять страной. И Сю-эр^[17] тоже. А ей и дела ни до чего нет, знай себе рисует свои проклятые картины.

– Императрица еще молода, – произнесла тетушка Ли, видя, как ухудшается настроение хозяйки.

– И что с того, что молода? – разозлилась та. – В ее годы покойный император уже железной рукой правил Поднебесной. А она? Она совсем не годится для управления, дунет ветер – и она упадет. Каждый способен выступить против ее воли.

– Неужели вы хотите, чтобы императрица взяла власть в свои руки? – осторожно спросила верная служанка.

– Что за ерунду ты болтаешь? – вконец разъярилась вдовствующая императрица, бросая в нее пиалу. Та, пролетев мимо, разбилась о колонну на сотню осколков.

– Ваша служанка виновата, она глупа и ничего не понимает, – тут же отозвалась тетушка Ли. – Я позову прислугу, чтобы убрали осколки, не вставайте пока. – И она засеменила прочь, низко опустив голову.

– В свои руки… – задумчиво произнесла Вэй Жуи, оставшись одна. Она посмотрела на свои изящные пальцы, усыпанные драгоценностями. – Впрочем, хорошо, что она так послушна. Некоторые просто не рождены, чтобы править, а кому-то не дают возможности.

Глава 3
День рождения прежнего императора

Мин Сянь опустилась на колени в своем тяжелом императорском наряде. Множество слоев одежды и головной убор с жемчужными нитями^[18] давили на ее плечи и голову. Взяв в обе руки три палочки благовоний, которые ей поднес Чжоу Су, она совершила три поклона перед посмертной табличкой императора.

За ее спиной послышался шорох одежд – все придворные спешили встать на колени, чтобы поклониться вместе с ней покойному императору Мин Дуаню, получившему храмовое имя Тай-цзун – за мирное время его правления.

Закончив с церемониальными поклонами, Мин Сянь попыталась встать на ноги, но из-за тяжести одежд на плечах ей это не сразу удалось. Чжоу Су тут же подскочил, поддерживая ее под локоть. Императрица поднялась и медленно развернулась к чиновникам, все еще отбивающим небесные поклоны. Она отошла в сторону, давая вдовствующей императрице следующей совершить обряд. Та, одетая в темно-синие одежды и корону феникса, прошествовала мимо нее, высоко неся свою красивую голову. Украдкой бросив на нее взгляд, Мин Сянь подумала, что уж ей, должно быть, корона не в тягость.

Чиновники продолжали кланяться. Мин Сянь застыла, как статуя, слева от посмертной таблички, глядя с возвышения на свой двор. Императрица должна надевать корону феникса, но поскольку никогда еще принцесса, к тому же незамужняя, не вставала во главе государства, Министерство обрядов пришло к решению, что она будет носить императорский головной убор с жемчужными подвесками, мешающими разглядеть что-либо впереди. Зато вниз в нем смотреть было удобно.

В первом ряду на коленях стояли Шан Юй с холодным лицом, министры Вэй и Лю, а также все остальные главы шести Министерств. Правила диктовали, чтобы Шан Юй был на полшага впереди всех – его фигура даже на коленях возвышалась над остальными придворными, подобно скале. Мин Сянь на некоторое мгновение задержала на нем глаза, но в этот момент тот поднялся из очередного небесного поклона и уставился на девушку.

Императрица тут же отвела равнодушный взгляд, переключившись на Цао Юаня. Ей больше не нравилось смотреть в глаза Шан Юю. Они были знакомы без малого пятнадцать лет, но с некоторых пор ей казалось, будто его взгляд наполнен испепеляющим пламенем, осуждающим каждый ее шаг.

Министр обрядов Цао был бледен и как будто спал с лица. Он не поднимал взгляда, уткнувшись в землю, – Мин Сянь могла представить, о чем он думал. Его прошение вызвало такую бурю при дворе, и наверняка министр молился, как бы церемония поскорее завершилась, и он сможет вернуться в свою резиденцию, забиться туда, как мышь в угол, и сидеть тихо-тихо. Императрица могла его понять – все, чего ей, стоящей на противном осеннем ветру во всей этой тяжелой одежде, сейчас хотелось, – это вернуться во Дворец душевной чистоты и отдохнуть. Она еле заметно вздохнула, отворачиваясь к посмертной табличке Тай-цзуна и делая вид, что внимательно наблюдает, как вдовствующая императрица кланяется покойному супругу.

«Да ты больше всех рада, что он умер», – подумала она, глядя на ее скорбное выражение лица. Матушка промокнула глаза краешком рукава и отступила, становясь позади нее. Евнух Чжоу еле заметно кивнул императрице, и та принялась спускаться. Теперь им предстояло пережить путь назад – по ужасной, размытой дождями дороге, – и она наконец сможет насладиться тишиной и покоем.

– Придворным дозволяется вернуться в столицу, – громко крикнул Чжоу Су.

Пройдя мимо склонивших голову чиновников, Мин Сянь направилась к выходу из императорской усыпальницы, где была похоронена вся ее семья. По боковой галерее она прошла к пруду.