Прислонившись к спине и заполошно дыша, Тимофей вытащил из лядунки патрон и начал перезарядку ружья. Мимо пробежали Кошелев с Ваньками, Блохин и Герасим.

– Бам! Бам! – громыхнули на этаже выстрелы, и, вставив шомпол в цевьё, он побежал по коридору на шум.

– Мы здесь с этими тремя сцепились. – Лёнька кивнул на лежащие трупы персов. – А сбоку из той клетушки четвёртый вылез, ну вот он и стрельнул из пистоля в Гераську. Это уж потом мы злыдня прикололи.

Тимофей надрезал кинжалом мундир на спине драгуна, пуля угодила прямо в хребет, перебив его. Без шансов. На всякий случай он, словно бы надеясь на чудо, потрогал Антонова у шеи и приподнял веко.

– Эх, Герасим, Герасим, ну кто же теперь будет ворчать и вечно ёрничать? Кто устроит свару по поводу очерёдности готовки и потом будет бухтеть у котла? Прощай, братишка. – И он стянул с головы каску.

– Четвёртый уже, – глухо произнёс стоявший рядом Кошелев. – А мы ещё толком в город не зашли.

– Берём – и вниз его понесли, – застёгивая подбородочный ремешок, проговорил глухо Тимофей. – Рядом с Хребтовым пока положим. Потом, как всё закончится, на панихиду за стены вынесем и похороним вместе со всеми.

Колонна прошла по извилистой улице ещё сотню саженей и на перекрёстке с другой улицей встала. С трёх сторон на неё напирали огромные массы неприятеля. Сил прорваться дальше уже не было. Целый час шёл бой на этом перекрёстке. Взвод Копорского занял большое двухэтажное здание и вёл из его окон огонь по домам напротив.

– У меня уже патроны на исходе! – крикнул, перезаряжаясь, Чанов. – Стёпка, есть ещё в мешке?!

– Нет! – откликнулся тот. – Все уж давно раздал!

– Ярыгин Степан! – позвал его Тимофей. – Бери Еланкина, выведешь его за стены к лазарету, потом к патронной повозке лети, набивай мешок и сюда сразу дуй! Давай, давай, родной, некогда телиться! – подтолкнул он Рыжего. – Ещё немного – и у нас одни только штыки с саблями из всего оружия останутся.

Ярыгин подхватил под руку раненого, и они побрели к выходу, а Тимофей выставил ствол ружья из окна и, быстро прицелившись, выжал спусковой крючок. Стрелок из дома напротив взмахнул руками, и его ружьё выпало на улицу.

– Теперь я! – крикнул Блохин и оттёр друга плечом. Хлестнул выстрел штуцера, и он удовлетворённо кивнул головой. – Ещё одного с чердачного продуха хлопнул.

– Сколько у тебя зарядов осталось? – меняя кремень на курке, поинтересовался Гончаров.

– Дюжина, – прошепелявил тот, скусывая кончик нового патрона.

– А у меня пять, – затягивая винт, проговорил со вздохом Тимофей. – Пистольные я не считаю, ими только если в упор.

– Ба-ам! – перекрывая ружейную стрелкотню, громыхнул пушечный выстрел, и вслед за ним с улицы долетели крики и стоны. – Бам! Бам! – ударили следом ещё два.

– Пушки подкатили! – донёсся крик с улицы. – Пушки бьют, братцы! Отходим!

Только что отбитые от перекрёстка ханцы радостно взревели и ринулись всей массой на русских. Те, отбиваясь штыками, попятились назад.

– Наши отступают! – донёсся крик с первого этажа. – Отходим, ребята, пока не отрезали!

Не дождавшись подмоги, обескровленная штурмовая колонна под яростными атаками неприятеля начала откатываться к стене.

– Не бежим! – Подполковник-пехотинец, отступая вместе со своими солдатами, подхватил фузею убитого и теперь тоже работал штыком. Отбил копьё, саблю, заколол двоих и сам получил пулю в грудь. Командование взял на себе майор. Медленно отходя, бросаясь время от времени в контратаки, колонна, сохраняя общий порядок, смогла оттянуться к стене.

– Не сможем уже Макара с Герасимом забрать, никак не пробиться нам к дому! – делая выпад в сторону перса напротив, прокричал Чанов. – Чуть-чуть ведь времени не хватило нам, Иванович! Мы ведь с Ваньками уже и в дом даже забежали, а тут эти нахлынули. Выход нам перекрыли и напирают. Мы еле-еле через ограду смогли перелезть и уже из другого дома на улицу выскочили. На! – Он сделал рывок вперёд и воткнул штык в грудь бородача. Тимофей прикрыл его с одного бока, Лёнька с другого, и, вырвав гранёный клинок из тела, здоровяк отпрыгнул назад.

До стены и прохода в башню было уже недалеко, противник напирал, и русские ряды стояли насмерть, давая уйти своим раненым.

– Братцы, в атаку! Отгоним басурман! – прокричал майор-пехотинец, и солдаты, переколов передних ханских воинов, заставили податься остальных назад. Изо всех соседних улочек к месту боя спешили всё новые толпы. Вот уже и русские под их напором начали обратно пятиться к башне.

– Ваньку Малого ранили! – донёсся слева крик Кошелева. – Отходи, Ванюша! Отходи-и!

– Держите строй! – крикнул Чанову и Лёньке Гончаров и бросился на голос Федота.

Как видно, Резцову просекли бедро, и он, припадая на раненую ногу и отбиваясь от наседавших ханцев, пятился назад.

Медленно, слишком медленно.

Двое обошли его с боков, сверкнули сабли, и Малой Ваня, обливаясь кровью, рухнул на землю.

– Братка-а! – Калюкин вырвался из напиравшей русской шеренги, надеясь прикрыть друга. Бахнул выстрел, и он упал с ним рядом.

– А-а-а! Гады! Убью! – Тимофей в холодной ярости выскочил вперёд и заколол бородача напротив, мушкет назад, и он с хрустом вогнал окровавленный клинок в соседнего ханца. – На! На! На! – мелькал в воздухе его штык. Вот ещё один бородач отскочил назад с окровавленной рукой. Растянутая шеренга солдат подалась вперёд и оттеснила от трупов драгун неприятеля.

– Хватай Мало́го, Васильевич, я Длинного возьму! – крикнул Тимофей и, поднатужившись, перекинул через плечо Калюкина. – Держись, Ванечка, держись! – бормотал он, неся его к башне. – Сейчас наверх занесу тебя, и там уж перевяжем. И Малого тоже перевяжем, авось очнётся.

Глаза заливало солёным, то ли потом, то ли кровью, хрипло дыша и приговаривая, он поднимался шаг за шагом по ступеням. Вот и боковой выход.

– Давай подмогнём! – Двое егерей подхватили его ношу, а он сам, стараясь отдышаться, привалился к стене.

– Сейчас, сейчас я, братцы, его перевязать нужно.

– Чего перевязывать-то?! – перекрикивая шум боя, воскликнул один из егерей. – Всё, кончился твой товарищ, помер.

– Не-ет, не-ет. – Качая головой, Тимофей подполз на коленях к лежащему. Открытые остекленевшие глаза Калюкина смотрели в одну точку, а из уголка рта вытекала струйка крови.

– Ванюша, ну как так-то? – прошептал Гончаров. – Ведь чуть-чуть осталось, отходили же.

– Иваныч, Малой тоже всё. – Весь окровавленный Кошелев опустил убитого рядом с Длинным Ваней. – Там уж сразу понятно всё было, изрубили злыдни.

– Отходим! Быстрее вниз! – крикнул выскочивший из башни Кравцов. – Уходим, Гончаров! На лестницу бегом! Персы напирают, не удержат их долго!

– Я ребят тут, вашбродь, не оставлю. – Тимофей упрямо мотнул головой. – Вместе сюда пришли, вместе и уйдём. Помогай! – крикнул он показавшимся в проходе драгунам. – Лёнька, ко мне! Иван, ты Васильевичу подсоби.

Спуск по шаткой штурмовой лестнице был ещё более трудным, чем подъём по винтовой. Наконец спускавшийся первым Блохин подхватил Калюкина, перекинул его через спину и потащил прочь от стены. Вслед за ними шёл, пошатываясь, и Гончаров. Так же как и они, сотни солдат несли на себе своих товарищей, раненых и убитых, многие сотни их ковыляли, зажимая раны. Сотни так и остались лежать там, где их настигла смерть.

Глава 6. Через ледяные горы

– …Мо́лим Тя́, Преблаги́й Го́споди, помяни́ во Ца́рствии Твое́м правосла́вных во́инов, на бра́ни убие́нных, и приими́ и́х в небе́сный черто́г Тво́й, я́ко му́чеников, изъязвленных, обагренных свое́ю кро́вию, я́ко пострада́вших за Святу́ю Це́рковь Твою́ и за Оте́чество… – слышались молитвенные напевы полковых священников. Батюшки, идя вдоль выложенных на землю рядов погибших, помахивали кадилом. Пахло ладаном.

– Как живые Ванечки наши лежат, – прошептал Блохин. – Пришли вместе, так же вместе и уходят.

– …Водвори́ и́х в со́нме сла́вных страстоте́рпцев, добропобе́дных му́чеников, пра́ведных и все́х святы́х Твои́х. Ами́нь, – заканчивая молитву панихиды, возвысил голос отец Феофан.

Шеренги драгун, где стояли и нижние чины, и господа офицеры, повторяя слова молитвы, перекрестились. Так же как и нарвцы, провожали своих боевых товарищей в последний путь все полки и батальоны осадного русского корпуса. Потери у него были огромные, только из отправленных на штурм четырёхсот шестидесяти трёх нижних чинов Тифлисского мушкетёрского полка назад возвратилось сто девяносто четыре. В остальных полках потери были столь же чувствительны. Но важнее всего был нравственный гнёт, который охватил войска Гудовича. Неудачный штурм, большие потери, холод, лишения, участившиеся болезни и отсутствие хорошего припаса – всё это подрывало боевой дух и силы солдат.

– Хороните! – Самохваловский махнул рукой. – Владимира Францевича и офицеров с этого края кладите.

На укрытые сверху старыми епанчами ряды упали первые комья земли.

– Прощайте, братцы. Царствие небесное вам всем. Вечная память! – прошептал Тимофей и, бросив горсть, размашисто перекрестился.

– Засыпа-ай! – разнеслось по полю, и заработали стоявшие с лопатами солдаты.

– Караул, гото-овьсь! Пли! – Командир первого эскадрона взмахнул саблей.

– Бам! – ударил раскатистый ружейный залп прощального салюта. Размешивая сапогами грязь, в лагерь потянулись вереницы солдат.

– Пойдём, Иванович, – позвал отделе́нного командира Кошелев. – Посидим, помянем ребяток. Нужно ещё в лазарет будет сбегать, хотел я горячего Кольке с Елистраткой передать, там ведь такая суматоха сейчас творится, просто жуть. Не до кормёжки бедолаг, ладно хоть, бадейки с водой выставили. Лазаретные служители с врачами и лекарями раненых беспрестанно пользуют. Ну а те, кто не лежачий и чуть покрепше, самых слабых страдальцев сами водой поят.

– Пойдём, Васильевич, – проговорил со вздохом Тимофей. – Это ты прав, у меня ведь совсем из головы всё вылетело, надо будет за ранеными ребятками нам приглядеть. Им-то ведь вдвойне тяжелее сейчас в лазарете. К врачу напрямую не подойдёшь, значит, нужно будет к лекарям, серебро немного им дадим, чтобы внимание к Елистрату и Кольке было. Глядишь, и поправятся быстрее.

– Это можно, – согласился Кошелев. – У меня в артельной кассе ещё пять рублей с пятиалтынным осталось. А вот едоков сейчас в отделении мало. Спаси, Господи. – И, остановившись, размашисто перекрестился.

Ели в этот раз молча, хмельное на поминовении потреблять было не принято, да и откуда ему было взяться в осадном лагере? С крепостных стен нет-нет да и раздавались пушечные и ружейные выстрелы, русские в ответ не стреляли.

– Куражатся. – Чанов кивнул в сторону Эривани. – Как же, герои, русское войско разбили.

– Не разбили, а отбили, – поправил его Гончаров. – У них потери, небось, никак не меньше нашего, да вот только за стенами они остались сидеть, а мы вот опять в поле.

– Что начальство-то говорит, Тимофей Иванович? – поинтересовался Ярыгин. – Будет ещё один штурм али всё, в Тифлис начнём собираться?

– Да я до большого начальства ведь не допущен, – хмыкнув, ответил Гончаров. – Капитан Самохваловский командование над обоими эскадронами за майора Кетлера принял, пока подполковника Подлуцкого нет. Довёл он до нас только указание генерал-фельдмаршала, чтобы к новому штурму готовиться. А как готовиться, когда в полках половинная убыль людей, а весь осадной припас, что под стенами был брошен, персы сразу спалили? Это теперь надо заново всё войско устраивать, лестницы по новой колотить и плетни с фашинами ладить. Артиллерия все ядра расстреляла, а из патронов у солдат только те, что с собой. А если вдруг опять долгий бой? Не знаю я, братцы, сомневаюсь, что Гудович на новый штурм решится. – Он покачал головой. – Хотя отомстить за ребят не мешало бы. Да и там, в городе, двое наших остались, так ведь и не смогли мы их вынести и честь по чести похоронить.