Ура! Осталось только одно лето мучений, и больше никто не будет звать меня Лягушонком… Даже меньше, ведь почти месяц из этого лета я проведу у бабушки Маши в Подольске. Она меня всегда ждет и очень сильно любит. А какие она пончики печет, пальчики не только оближешь, но и покусаешь… Впервые мысли о пончиках вызвали не веселое урчание в желудке, а что-то похожее на тошноту.

Ура! Только месяц мучений. Ура… Но радость совсем не чувствовалась, наоборот, хотелось реветь и голосить что есть мочи: «Димочка! Пожалуйста, не переезжай!» Я, конечно, не кричала, гордыня, перемешанная со страхом быть не принятой, не давала действовать столь импульсивно и жалко. Во мне всегда было слишком много гордыни.

В это последнее лето нашего совместного проживания Дима усиленно работал, днем в салоне связи менеджером, по вечерам еще, бывало, вагоны разгружал. А еще плавание, красивые девушки, друзья-товарищи. В связи с таким плотным графиком встретить «ненаглядного» брата в квартире было большой удачей. Поэтому я, любившая дрыхнуть до потери пульса, вдруг почему-то стала рано вставать по утрам. Это была единственная возможность хоть как-то с ним пересечься.

– Доброе утро, Сэр Брюки Со Стрелками, собираешься на очередной трудовой подвиг?

Дима, даже не взглянув на меня, вскинул руку в приветственном жесте и продолжил жевать бутерброд, что-то выискивая в своем телефоне.

Я же на него во все глаза смотрела, а непонятные эмоции теснили грудь, приятно оседая жаром внизу живота.

– Дим, напомни мне, где ты работаешь? Точно телефоны продаешь? Гляди, клиенты задохнутся. В ванну невозможно зайти, так благоухает парфюмом, что с ног сшибает.

Насыпала в свою любимую чашку с изображенным на боку улыбающимся солнцем растворимого кофе, залила наполовину кипятком.

– Лягушонок, иди куда шла, не порти людям аппетит.

А взглядом так и не удостоил. Зря я с утра пораньше прыщи замазывала.

Ну и ладно, переживем. Полезла в холодильник за молоком.

– Прости, но когда у других аппетит портится, у меня поднимается.

– Правильно, поешь немного, замори червячка, а то тощая, как доска.

Что поделать, поправиться иногда бывает намного сложнее, чем похудеть. И лишь значительно позже я поняла, какой ценный подарок мне преподнесла природа в виде такой конституции тела. Я могу есть сколько угодно, что угодно, когда угодно, не боясь при этом поправиться.

– А на твоем месте, Мистер Парфюма Много Не Бывает, точнее, Сэр Сногсшибательная Вонючка, ой, блин, прости, Пахучка, я бы не увлекалась сильно едой… Мне кажется, ты склонен к полноте. – Не знаю, зачем сказала, я многое говорила, да и говорю до сих пор, не подумав, лишь бы последнее слово за мной осталось.

Ткнула сводного братца в плечо, палец будто острая иголка уколола.

– Это мышцы, – абсолютно спокойно ответил Дима и отхлебнул из кружки кофе. Конечно, его ведь не кололи иголки. – Не переживай за меня, Лягушонок, я знаю, как можно сжечь лишние калории.

В животе случился жаркий переворот, а перед глазами снова возникла картина, которую я увидела недавно на балконе дачи Ковалевых. Податливо изогнутое женское тело, жадные мужские руки сводного бога, мощные точки, сопровождаемые тихими завываниями и сдавленным уханьем.

– От такого сжигания калорий, Мистер Люблю Всех Девчонок Без Разбора, всякая зараза бывает, а еще дети случаются…

– Далеко не всех… Вот тут ты неправа, я очень привередлив, выбираю самых красивых. Но вообще, я плавание имел в виду.

Плавание, как же… Чуть не застонала, плавать у него тоже великолепно получалось. Я видела Диму в бассейне, и на речку, бывало, мы всей семьей выезжали. По морям тоже катались. Правда, последнее время сводный предпочитал барахтаться по волнам в компании друзей, а не семьи. Плавающий Дима – впечатляющее зрелище. Особенно когда он из воды выходил: высокий, плечистый, с блестящими каплями на загорелой коже, весь лучащийся здоровьем и животной притягательностью. Не только я, влюбленная дурочка, вся женская половина пляжа не могла оторвать от него взгляд.

– Гляди не переутомись, чемпион.

Димка бросил на меня хмурый взгляд.

– Что за мода рано с утра приставать с разными глупостями и портить настроение?

– Я могла бы и вечером портить, да ты слишком поздно домой приходишь.

Димка фыркнул смехом, подавился кофе, а я как заботливая сестренка со всей дури стукнула его по спине. Ладонь проткнула тысяча маленьких обжигающих иголок.

– Дети, вы опять ссоритесь?!

На кухню походкой вразвалочку вошла мама. Она сейчас напоминала большой грузный бочонок. Точно девочка родится, всю красоту мамину забрала эта беременность.

– Нет, мам, совсем не ссоримся… обычное наше состояние.

– Инн, скоро Дима переедет.

Сердце болезненно сжалось в груди.

– Скатертью дорожка. – А губы скривились в беспечной улыбке.

Когда мне больно, я всегда улыбаюсь, вот такой врожденный дефект мимических мышц.

– Заскучаешь же, не с кем будет цапаться.

– У меня скоро сестренка появится.

Мама завозилась у плиты, наливая себе чая.

– Она пока подрастет, пока говорить научиться, пока тебе начнет достойно отвечать…

– Не переживайте, я буду иногда заходить, новую сестренку понянчить, так что, Лягушонок, сможешь меня еще пожалить, а пока яда поднакопи.

Дима, весь такой внушительный и статный, встал со стула, приблизился, вызывая целую волну непонятных ощущений, быстро щелкнул меня по носу и пошел к раковине споласкивать чашку.

«Обещаешь?!» – хотелось спросить, заглядывая в синие глаза, чтобы точно удостовериться в правдивости его слов. Но разве божеству задают вопросы, можно только довольствоваться тем общением, которое тебе перепадает, даже если это щелчок по носу.

Сэр Идеальный сполоснул чашку, насухо вытер ее полотенцем и поставил в строго определенном месте, где вот уж столько лет стояла именно его чашка. Чертов педант. Мою же солнечную чашку можно было обнаружить в любом месте квартиры. Я не такая скучная и предсказуемая, как некоторые.

– До вечера…

– Дим, Инна не поедет сегодня с нами на дачу, у нее танцы и занятия с репетитором, присмотри за ней, пожалуйста.

– Мама, я не маленькая, – тут же недовольно зашипела я, – что за мной присматривать, тем более Мистер Зануда с утра до вечера занят.

– Теть Наташ, я буду поздно, – лишь сказал Димка, – но проконтролирую, чтобы Инна не засиживалась перед компьютером до двух ночи.

Конечно, в няньки он мне не нанимался, хотя и неоднократно приходилось вытаскивать шалопутную сводную сестру из различных передряг, чего только история с деревом стоит.

Мистер Великолепный вышел из кухни. Словно солнце закатилось, сразу стало вдруг темно и уныло.

– Инна, пока мы будем на даче, убери квартиру, помой ванну с туалетом, кафель вокруг ванны хорошенько средствами протри, мне сейчас нельзя химией дышать, потом разбери одежду в своем шкафу, все запихано непонятно как. Еще разберись с обувью в коридоре. Обувь, которую не носишь, протри и убери в кладовку.

Театрально схватилась за голову.

– А потом можно на бал?!

– Какой бал, – улыбалась родительница, – чтобы в девять дома была.

– Мам, ты перепутала, ты Зазнайке злая мачеха, его должна гнобить, а меня холить и лелеять.

Мама весело засмеялась, из коридора тоже послышался смешок, кажется, мне удалось позабавить старшего брата.

– Царевна-лягушка, слушай, что мама говорит. И еще заодно мою обувь протри. Давай, Золушка, работай, я вечером приду, проверю.

Показала ему язык, хотя Мистер Совершенство не видел, он в коридоре прихорашивался, зато мама заметила и пригрозила мне кулаком.

В самом деле, как же я буду жить, смогу ли я жить без этих милых утренних пикировок, без его сногсшибательного во всех смыслах присутствия.

Нет, я честно выполнила почти все, что сказала мама: позанималась танцами, убралась в доме, кафель почистила (не от души, но сойдет), разобрала свои вещи, сходила к репетитору и даже, как просил Сэр Бесподобный, помыла не только свою, но и его обувь. В восемь часов позвонила родительнице отчитаться. Сказала, что давно пришла домой и теперь примерной девочкой читаю очень интересное произведение нашего всемирно известного классика Льва Николаевича Толстого «Война и мир». Наврала, конечно, читать я не собиралась. Наоборот, на сегодня у меня была назначена важная операция по избавлению себя от лягушачьей шкурки. С этой целью я нацепила обтягивающий алый топик да низко сидящие джинсы, оставляющие открытым пупок, разгладила утюжком свои рыжие лохмы, и они языками огненного пламени заскакали по плечам. Потом тщательно замаскировала тональным кремом прыщики, накрасила глаза и обвела губы кремово-розовой помадой. Пожалуй, я даже ничего стала выглядеть. Кажется, начала помаленьку обращаться. На павлина еще не тянула, но на ворону с павлиньими перьями точно смахивала. Тощая, конечно, однако же сиськи имеются, талия и бедра тоже. Зря Мистер Совершенство обзывал меня доской. Может и доска, но фигурно вырезанная.

– Ну ты даешь, подруга! – присвистнул мой дружок Колька Кравцов, которому из пузыря почти удалось превратиться в прекрасного белобрысого принца. Прыщики только немного портили картину. Но, кажется, он тоже их чем-то замазал. – Инка, да ты красотка! Пойдем, удивим одноклассников.

***

Мистер Совершенство

Я помню как сейчас тот вечер, все до мелочей перед глазами. Пришел домой поздно, перво-наперво в глаза бросилась прибранная обувная полка. Удивительно, Инна даже мою обувь вытерла, хоть я и не надеялся особо, сказал, чтобы Лягушонка немного позлить. В квартире тоже царил полный порядок, а еще подозрительная тишина.

– Инна, – позвал я, – у нас есть что-нибудь поесть?! Последний раз ел часов в двенадцать.

Тишина и темнота. Может, заснула уже? Дрыхнуть Инна всегда любила, мелкой могла до полудня спать. Хотя сейчас стала почему-то рано вставать, своими шуточками мне нервы мотать.

Быстро разулся и направился прямиком в ее комнату. Темнота. Щелкнул выключателем. Лягушонка не было дома. Куда-то ускакала на своих оглоблях, хотя детское время уже давно закончилось.

В ее комнате всегда бардак, но сегодня особенный… Кажется, перед тем как отправиться из дома, сестренка прихорашивалась, примеряла, что на себя надеть. На кровати валялись наряды, которые не подошли, на письменном столе – в беспорядке косметика, утюжок для волос, который ей недавно подарили, чтобы она могла выпрямлять свои необузданные лохмы, еще разнообразные приспособления для маникюра и макияжа. А ведь мачеха велела ей прибраться у себя в комнате, причем, судя по чистым полкам, маму она послушалась, но потом, собираясь, тайфун по имени «Лягушонок» снова превратил комнату в последствия постапокалипсиса.

Моему врожденному аккуратисту просто претила такая ее врожденная привычка оставлять за собой хаос, вносить путаницу в вещи, жизнь, мысли и чувства.

Я в няньки не нанимался. Пусть что хочет, то и делает. Она уже взрослая. Почти… Блин, но ведь утром зачем-то пообещал мачехе проследить, чтобы Лягушонок вовремя отправилась спать. Только несносная Иннушка ускакала не в постель, а, судя по всему, на свидание с каким-то прынцем недоделанным, поэтому, видимо, так хаотично прихорашивалась. Конечно, сиськи же выросли. Надо посмотреть, чё там за принц нарисовался, поговорить, чтобы не обижал сводную бестолочь.

Эти мысли почему-то не понравились. Какие могут быть принцы без моего ведома?! И вообще, ей еще рано женихаться! Пусть лучше уроки учит.

Достал телефон, нашел ее номер в записной книжке: надо выяснить, где находится эта рыжая несуразица. Ужасно хотелось есть, нет, даже жрать, а голодный я обычно злющий, словно черт, поэтому, когда Инна соизволила ответить, рявкнул так, что наверно услышали не только соседи сверху, снизу и сбоку, но и с другой стороны двора.

– Ты где?!

– Танцую… – невозмутимо ответила Рыжая.

– А кто тебе разрешал танцевать?!

– О, Мистер Хочу Быть Всемогущим, извини, забыла у тебя разрешения спросить.