– Верное замечание. Только прошу, Лягушонок, мы не на болоте, прыгать пока не надо. Давай так договоримся, сейчас ты постараешься медленно, не отпуская рук со ствола, поставить ногу на ветку, которая ниже.

– Когда я смотрю вниз, у меня голова кружится. – В девичьем голосе снова появились панические нотки.

– А ты вниз не смотри, на ветку смотри…

– За веткой низ, – недовольно бурчала рыжая вредина.

– За веткой вторая ветка, потом еще одна ветка, а там уже я вишу… Так что давай двигай своими жердями.

– Я не могу, – жалобно хныкала рыжая, – боюсь.

– Похоже, ты смелая только языком чесать… Давай, черт тебя возьми, действуй! Держась за ствол, попробуй опустить ногу на нижнюю ветку, крепко становись ногами и потом постепенно перемещай руки. Ничего сложного, просто очень высоко. Лягушонок, ну, помоги мне. Инна, покажи, что ты действительно смелая, что можешь не только взобраться, но и спуститься с этого чертова дерева.

Тараканы в ее несносной голове задумались… Она молчала, ничего не отвечая.

– Инусь, – впервые назвал ее так ласково, – ты же очень смелая девочка. Если честно, меня эта черта всегда в тебе восхищала, ведь я немного трусливый… и, наверное, слишком зависим от мнения окружающих.

Кажется, мне удалось найти правильные слова, так называемой сестренке понравились мои признания. Приятно знать, что ты хоть в чем-то превосходишь Мистера Совершенство. Инна вдруг послушалась, потянулась ногой к ветке.

– Лягушонок, чуть ниже, и пока не отпускай руками верхнюю ветку.

Нога сорвалась, и сводная, тихо вскрикнув, повисла на двух руках на самой верхушке липы. У меня сердце ухнуло, ушло в пятки, свалилось вниз с дерева, откуда в любой момент могла упасть эта рыжая нелепость.

– Без паники! – кричал я. – Ищи ступнями ветку, она совсем рядом, но теперь чуть выше твоих ступней.

Ноги в белых кроссовках стали неловко дергаться в воздухе, пытаясь нащупать ветку.

А мое сердце продолжало ухать и падать вниз.

Я поступил неправильно, слишком самонадеянно, я не имел права взывать к ее храбрости, подвергая опасности жизнь и здоровье. Надо было дождаться приезда МЧС, пусть бы они возились с маленькими рыжими лягушками, перепутавшими дерево с болотом. В конце концов, они профессионалы.

Инна переместилась на ветку ниже и снова панически ухватилась за ствол липы. Выдохнул. Черт, она ведь могла разбиться или покалечиться. На лбу даже пот выступил.

– У меня руки дрожат, – пожаловалось Лягушонок.

У меня тоже дрожат, впрочем, не только руки, каждая прожилка в теле трясется… Но признаваться в своей слабости не стал.

– Давай так, закрой глаза и сосчитай до десяти. Разве тебя мама не учила, что, прежде чем куда-то забираться, сначала нужно подумать, как будешь оттуда спускаться.

– Мистер Совершенство, ты слишком много болтаешь.

– Не слушай.

– Ты меня сбиваешь, я не могу до десяти досчитать.

От наших привычных препирательств страх немного отступил, я наконец-то выдохнул и тоже досчитал до десяти.

– Инна, что будем делать?! Дождемся эмчеэсников или попробуем сами спуститься?

Лягушонок замерла.

– Попробуем сами, – наконец произнесла она. Все-таки Инна действительно смелая девочка. – Когда ты рядом, мне не так страшно.

Усмехнулся, прозвучало почти как признание в любви. Теперь и мне нужно было принять решение, рисковать или посмешить соседей поселка клоунадой с МЧС.

– Хорошо, – наконец ответил я, – давай еще попробуем спуститься на одну ветку вниз. Действуешь так же, сначала ставишь ноги – и только потом отпускаешь руки.

Мне всегда нравилось восхищать людей, а не смешить.

Второй спуск сводной сестренке удался без эксцессов. Холодный пот на моей спине начал постепенно высыхать. Два маленьких шага навстречу земле были уже сделаны.

– Молодец, умница. – Постарался говорить спокойно, даже ласково, трепку я ей после спуска устрою.

Теперь нас отделяла всего одна ветка, я даже слышал ее тяжелое дыхание, но паника отпустила, причем не только Лягушонка. Ведь когда она повисла на руках на высоте почти четырехэтажного дома, я конкретно трухнул.

– Знаешь, Инн, ты действительно смелая девочка, но в следующий раз спускаться надо с открытыми глазами.

– Просто от твоего великолепия глаза заслепило, – тут же нашлась с ответом рыжая вредина.

Засмеялся; даже в таком положении, едва не погибнув, она умудрялась язвить.

– Лягушонок, теперь давай я на одну ветку вниз спущусь, а потом ты еще разок повторишь свои акробатические этюды.

– Ой, молодцы мои, спустились немножко, – вновь запричитала вернувшаяся бабушка Тоня. – Родители уже едут. Спрашивают, что делать с МЧС, надо вызывать?!

Фраза «родители уже едут» прозвучала зловеще…

Лягушонок даже помрачнела, подумав, сколько нравоучений предстоит ей выслушать.

– Позвони им еще раз, бабушка, скажи, что мы сами справимся. Да, Инна?! Спустимся самостоятельно?!

– Спустимся, – твердо сказала она.

Так, постепенно, ветка за веткой, мы и пробирались вниз. На середине дерева уже полностью успокоился: теперь даже если и сорвется, насмерть не разобьется. Да и ветки тут потолще… Инну тоже, наверное, отпустило, она уже перебиралась с ветки на ветку без всякой паники, словно резвая обезьянка. А внизу слышался счастливый бабушкин голос:

– Ну, слава богу, спускаются, голуби мои! Пойду Наташу обрадую.

Какие голуби, бешеные лягушки. У меня чуть сердце не разорвалось, чуть удар не хватил в восемнадцать-то лет.

Я уже благополучно достиг земли. Фух, наконец-то горизонтальная, твердая поверхность. Дававшая сил волна адреналина схлынула, оставив после себя подгибающиеся ноги и мелко подрагивающее тело. Прислонился к стволу дерева.

Теперь можно и трепку устроить. Вскоре на землю ступила нога моей «любимой», мать ее так, сводной сестренки. Встретил ее я уже во всеоружии, злющий как черт, выпустивший на свободу свое раздражение и страх.

– Ты что, идиотка?! Какого хрена туда полезла?! – гаркнул я так, что, наверное, услышал весь дачный поселок, а на многострадальной липе колыхнулись листья.

Инна, после ласкового сюсюканья на дереве не ожидавшая такого «теплого» приема, даже дернулась.

– Что, Мистер Совершенство, испугался, штаны намочил?

Она еще смеет быть нахальной. Но, как всегда, в самую точку попала, испугался за нее, бестолочь, что пострадает из-за своей глупости и моей самонадеянности.

Конечно, поначалу я не пришел в восторг от появления в моей жизни такой рыжей несносной сестренки, да и сейчас не особо рад, но как бы я смотрел в глаза нашим родителям и самому себе, если бы с Инной что-то случилось? Да и привык уже с ней постоянно мелко цапаться. Порой наши препирательства даже забавляли.

– Я тебя сейчас придушу.

С вытянутыми вперед руками двинулся к Инне.

Рыжая сделала шаг назад, но ноги, видимо, ее тоже плохо слушались: плюхнулась попой на землю.

– Зачем тогда спасал, если душить собираешься?! – насупилась рыжая вредина.

– Не до смерти придушу! – кричал все еще бушующий во мне страх.

– Я и так безбашенная, а от нехватки кислорода вообще могу дурочкой стать.

Опять иронизирует, но мне абсолютно, вот ни капельки не смешно.

– Я спросил, какого хера ты туда полезла?!

– Н-не знаю…

– Что значит «не знаю»?! Ты сидела-сидела и от скуки решила, почему бы мне не залезть на ту большую липу?! Так?!

– Нет, не так! – Лицо с бледными конопушками стало сумрачным.

– Поспорила, может, с кем-то?!

– Нет, мне было больно, – выдала вдруг она, – и я подумала, возможно, на высоте боль пройдет.

– Как больно?! Почему больно?! И каким образом дерево связано с избавлением от боли?! Что за новый метод?! Я не понимаю… Тебя кто-то обидел?!

Попал, лицо рыжей скривила непонятная страдальческая гримаса. Инна вдруг подскочила и, как тогда на стадионе, бросилась ко мне в объятья. О нет… только этого мне не хватало. Я не хочу быть по-настоящему старшим братом. Особенно ей. Худенькие плечи начали вздрагивать, а футболка на моей груди стала мокрой от слез.

– Я сегодня его видела!

– Кого видела?! Черта?! Поэтому с испуга на дерево залезла?!

– Отца своего настоящего. Он сказал, что зря Наташка аборт не сделала, н-некрасивая вышла, и совсем не захотел со мной разговаривать.

Даже опешил, впал в ступор, не зная, что говорить. Рыжую, конечно, красавицей не назовешь… Но, блин, какой взрослый человек скажет такое ребенку, тем более ребенку, в котором течет твоя собственная кровь. Кажется, ее папенька еще та сволочь.

Неловко погладил вздрагивающую кудрявую голову…

– Послушай, тебя в школе как только не называют, а ты не обращаешь внимания. Я сколько раз, – неловко кашлянул, – самолично травил тебя по поводу внешности и всего остального. Так чего ты сейчас расстроилась?! Из-за слов совершенно незнакомого человека, которого видела первый раз и который не хотел твоего рождения. Ты из-за этого мудака надумала прыгнуть с дерева?!

– Нет-нет, – запротестовала она, – не собиралась я ничего подобного делать. Я маму очень люблю и не хочу ее расстраивать.

Невольно усмехнулся:

– Оригинальный способ, мама очень обрадовалась, когда узнала, что ты залезла на эту чертову липу да и повисла там.

– Я не думала, что испугаюсь.

– Знаешь, в чем твоя проблема, Лягушонок?! Ты слишком мало думаешь и делаешь все, что взбредет в голову. Инна, забудь об этой встрече. Послушай, любить надо тех, кто этого достоин. А твой папаша только плевка в свою сторону заслуживает и больше ничего.

***

Лягушонок

Любить надо достойных… В глазах Мистера Совершенство я к таковым (как и мой непутевый родитель) не относилась. Меня он никогда не любил, никогда не разрешал приблизиться, только терпел как что-то надоедливое, но неизбежное, вроде шума чайника поутру или плохой погоды за окном.

Приехавшая буквально через полчаса мама сначала загребла меня в свои объятья, сдавила так, что заболели ребра, потом стала щупать, спрашивая, все ли со мной в порядке, а после утвердительного ответа принялась покрывать торопливыми лихорадочными поцелуями мое лицо. Затем, несмотря на свои убеждения против физических наказаний детей, так дала по рукой заднице , что я от боли и обиды (ведь все это происходило на глазах у Мистера Зазнайки) чуть не полезла обратно на липу. Выпустив пар, мама снова начала обниматься и целоваться, а у меня по щекам непрестанно текли слезы, запоздалые сожаления и страх выходили из организма.

– Инна, ну почему ты туда залезла? Зачем?! Я не понимаю?!

Горло перехватило спазмом, не хотелось еще больше расстраивать маму, рассказывая о неприятном инциденте с моим ненастоящим биологическим отцом. Зарыдала пуще прежнего, и теперь уже я стала покрывать торопливыми, немного подлизывающимися поцелуями мамины мокрые от слез щеки.

– У, девочки мои, совсем сырость развели, – сокрушался дядя Саша.

А мы с мамой продолжали обниматься и плакать безутешными царевнами Несмеянами.

– Инна изобрела новый способ врачевания душевных ран, – раздался ироничный голос Мистера Совершенство, – «страхотерапия» называется. Очень креативная девочка растет.

– Инуся, что случилось?

Стоящие комом в горле разбитые девичьи иллюзии душили, не давая говорить. Мама, сообразив, что без свидетелей я буду более откровенной, потащила меня в дом. И там долго-долго пытала. Конечно, я не выдержала, рассказала ей о придуманной мной сказке, в которую почему-то поверила, хотя не наивная девочка ведь была, о сказке, которую изгваздали нелицеприятной правдой и замуровали глыбами человеческой низости.

Мама меня больше не ругала, прислонила к себе, обняла и стала укачивать, словно маленькую девочку, ласково поглаживая мои кучерявые волосы.