Пробормотав вслед очередному скрывшемуся таксисту несколько недобрых слов, Рома почесал затылок и поморщился. «Ну и досталось же мне сегодня…» – с горечью подумал он, бережно ощупывая приличных размеров шишку. Затем приложил руку к носу и обрадовался, не обнаружив на пальцах свежей крови: кровотечение наконец-то прекратилось.

Шишка появилась за несколько часов до происшествия, в результате очередной ссоры с отчимом, которая впервые закончилась для Ромы подзатыльником. Семейный конфликт с применением рукоприкладства случился на кухне – в последнее время дядя Саша все чаще возмущался, что не желает видеть загаженную пасынком кухню и столовую, спотыкаться о его разбросанные по коридору ботинки и так далее по списку. Претензии отчима казались Роме просто мелочными придирками, и как он ни старался, так и не смог понять, почему каждый раз, вернувшись с работы, дядя Саша приходит в бешенство.

«Он просто до меня докапывается…» – так Рома объяснял маме природу подобных стычек после их завершения.

Чаще всего ссоры начинались за ужином, во время разглагольствований дяди Саши о том, чего не хватает современным подросткам для нормальной жизни. Игнорировать нравоучения отчима не получалось – чем больше Рома их слушал, тем сильнее начинал раздражаться, а затем наступал момент, когда он не выдерживал, вступал в перепалку и вскоре разговор переходил на повышенные тона. Финал, как правило, был одинаковым: с грохотом оттолкнув стул, Рома покидал столовую, оставив на столе тарелку с недоеденным ужином и чашку с недопитым чаем.

Однако к сегодняшней ссоре обычные инсинуации дяди Саши прямого отношения не имели: ссора была тщательно спланирована и спровоцирована самим Ромой, который решил поставить жирную точку в этих бесконечных разбирательствах. Результат превзошел его ожидания и закончился неожиданным – для всех участников действия – крепким подзатыльником.

Покинув кухню и поднявшись к себе, Рома с грохотом захлопнул дверь в комнату и закрылся на замок. Упав в кресло возле письменного стола, он тупо уставился в щедро забрызганное крупными каплями воды окно, за которым несколько часов без перерыва шел нетипичный для середины марта сильный дождь. Несколько минут он просидел в относительной тишине, лишь с первого этажа доносились обрывки реплик – это мама разговаривала с мужем (о нем, конечно); вскоре за стеной зазвучали мерные звуки пианино, выше-ниже, быстрее-медленнее, – занимающая соседнюю комнату младшая сестра Аня старательно репетировала гаммы: прошлой осенью ей купили настоящее пианино, отдали в музыкальную школу и теперь каждый вечер минимум на два часа жизнь в квартире становилась невыносимой, – Рома ненавидел эти звуки до скрежета зубов и постоянно упрекал маму, говоря ей, что пианино следовало купить цифровое, к которому можно подключать наушники.

– И тогда Анька может играть на нем хоть до одури, – пояснял он ей свою мысль. – Я же пользуюсь наушниками и никому не мешаю.

Когда терпение лопнуло окончательно, Рома начал включать на полную громкость (для чего он приобрел мощную колонку) что-нибудь забористое – например, полюбившийся ему еще с прошлого года дебютный альбом американской инди-рок-группы Imagine Dragons или хорошо подходящее для подобных случаев творчество Rammstein.

Дядя Саша просил его слушать музыку потише, однако Рома эти просьбы решительно игнорировал, и тогда отчим нанес ему ответный удар – однажды Роме захотелось поиграть в видеоигры, но сколько бы он ни нажимал на кнопку пульта, экран его плазменной панели оставался черным. Оказалось, что дядя Саша, так и не получив на свои просьбы желаемый отклик, выдернул из телевизора провод питания и сказал, что вернет его только после того, как Рома пообещает слушать свою музыку тихо.

Не желая остаться без игр, Рома решил сдаться и заткнул уши наушниками. Однако наушники решали только одну из его проблем. Оставалась еще вторая: его ужасно раздражало, что к музыкальным занятиям сестры родители относятся с таким энтузиазмом, отчим так и вовсе был уверен, что, когда Анечка вырастет, она обязательно пойдет по музыкальной части.

– С таким-то талантом одна дорога – в Гнесинку, консерваторию, а дальше – концерты, слава… – фантазировал дядя Саша, планируя блестящее будущее дочери.

А когда Рома заявил родителям, что хочет серьезно заняться автогонками, они ему отказали и даже не пожелали объяснить почему. Просто сказали: нет.

После этого музыкальные упражнения младшей сестры начали раздражать его еще больше – в иные моменты Рома был готов взять из кладовки молоток потяжелее и разбить это чертово пианино на тысячу кусков. И только остатки здравомыслия, с трудом пробиваясь сквозь воздвигнутую им стену ненависти, подсказывали, что так делать нельзя.

«Вот было бы оно цифровое, – вздыхал в такие моменты Рома, – я бы вылил стакан воды куда надо, и все дела…»

Та-та-та-та-та-та-та-та… Та-та-та-та-та-та-та-та… «Сволочь ты мелкая!» – Поднявшись с кресла, Рома подошел к стене и несколько раз сильно стукнул в нее кулаком. Звуки на мгновение стихли, послышался ответный стук, после чего гаммы зазвучали с новой силой.

«Издевается…» – вздохнул Рома, затыкая фортепианные пассажи сестры спасительными наушниками. Нет, все это безнадежно, хоть стены проломи, все останется как есть: сестра будет долбить по клавишам, отчим продолжит устраивать ему сцены, называя пасынка бездарью и лоботрясом, а мама… Мама, хоть и встает на его сторону, особо ничего изменить не может. Просто мама, она такая – когда отчим орет на Рому, защищает сына, а если Рома, кипя от негодования и обиды, жалуется ей, что дядя Саша относится к нему несправедливо, встает на защиту мужа.

Воткнув штекер наушников в телефон, Рома включил первый попавшийся в плейлисте трек, подошел к окну и настежь открыл одну из створок. В комнату ворвался влажный холодный воздух, и через несколько глубоких вдохов и выдохов ему стало немного лучше. Голова все еще гудела, но не из-за полученной затрещины, а из-за того, что после удара он потерял равновесие и неудачно упал назад, крепко приложившись головой об угол холодильника.

«…А здорово, гад, врезал…» – вздохнул Рома, ощупывая растущую на затылке шишку. Песня закончилась, и в наступившей на пару секунд тишине он расслышал тихий стук в дверь.

– Что? – вызывающе спросил Рома и выключил музыку, демонстративно оставив наушники в ушах.

– Открой, пожалуйста, – раздался из коридора голос мамы. Рома прикрыл окно, подошел к двери, щелкнул замком и занял оборонительную позицию возле письменного стола.

Мама с печальным лицом вошла в его комнату.

– Какой у тебя беспорядок… – покачала она головой, посмотрев по сторонам.

– Кому-то мешает? – Голос Ромы звучал громко и по-прежнему вызывающе. Пусть придурок, где бы он сейчас ни был, тоже услышит, как мама терпит фиаско и его просьба «Света, ну сделай же что-нибудь со своим сыном!» ни к чему конструктивному не приведет.

– Голова болит? – спросила мама, решив не обращать сейчас внимания на интонации сына.

– Нет, – сквозь зубы выдавил из себя Рома.

Стоять ему расхотелось, он уселся в кресло и принялся как можно равнодушнее смотреть на маму.

– Давай съездим в травмпункт, – предложила мама миролюбивым тоном. – Травма головы может быть серьезней, чем кажется.

– У меня все в порядке, – не меняя тона, процедил Рома, ожидая, когда она начнет ему говорить о важности семейных ценностей и прочей ерунде, от которой у него в последнее время сводило скулы. – Вы лучше холодильник свой проверьте… – с усмешкой добавил он.

– Хорошо, я вызову врача на дом, – сказала мама.

– Не нужно, – ответил Рома, в планы которого общение с докторами не входило. И, понимая, что маму это не остановит, он добавил: – Завтра сам схожу, если не пройдет.

Светлана тихо вздохнула и покачала головой.

– Ты сделал уроки?

– Нет… сделаю… позже… – Рома заговорил резко, словно расстреливая маму короткими безразличными репликами.

– Я за тебя волнуюсь… Тебе осталось учиться совсем немного, но с таким отношением к занятиям ты не сможешь поступить в нормальный институт. – Светлана в стотысячный раз повторила фразу, которую говорила Роме практически каждый день с тех пор, как тот с тройками по всем основным предметам закончил девятый класс. Обычно Рома отвечал однотипно: «Не переживай, мама, как-нибудь поступлю», однако сегодня он ответил иначе:

– А кто тебе сказал, что я хочу куда-то поступать? – Его голос вновь зазвучал вызывающе, Рома посмотрел на маму исподлобья – в последнее время это стало его любимым приемом во время таких семейных «душеспасительных» разговоров.

– А что же ты собираешься делать? – после небольшой паузы спросила Светлана, никак не ожидавшая подобных слов, да еще сказанных так грубо.

Рома скривил губы и еще раз усмехнулся. Кинув на стол наушники, он развернулся к маме спиной и, наугад раскрыв учебник по литературе, сделал вид, что внимательно его читает.

Немного подождав, Светлана повторила вопрос.

– В армию уйду, – не оборачиваясь, сообщил ей Рома, – и вы наконец-то избавитесь от моего присутствия. А потом… я куда-нибудь уеду и больше никогда, – его голос зазвучал угрожающе, он развернувшись в кресле на сто восемьдесят градусов, оторвался от учебника и уставился маме прямо в глаза, – слышишь, никогда не увижу ни тебя, ни твоего идиота мужа! Потому что вы оба меня достали. Я буду жить так, как я хочу, и в моей жизни ни тебе, ни ему места не будет!

Реплики эти Рома придумал давно, выучил наизусть и даже отрепетировал, но до сих пор не было по-настоящему подходящего случая применить их в деле. Он хорошо понимал, что мама – как и любая другая мама – переживает за будущее своих детей, и был уверен, что такой ответ гарантированно причинит ей боль.

– Почему ты так говоришь? – мягко и спокойно глядя на сына, спросила Светлана. Она очень хотела сказать сыну что-то важное, но слова вдруг закончились, и на глазах выступили слезы. Она отвернулась, но Рома увидел, как мама плачет, и у него защемило сердце, стало нестерпимо больно от мысли, что он так нехорошо с ней поступает; он почувствовал, что хоть удар и достиг цели, но делать так нельзя, ведь мама – единственный человек, который для него так много значит, и если он сейчас встанет, обнимет ее, скажет что-то хорошее, то мама перестанет плакать и все образуется. Еще недавно он так бы и поступил, но сейчас он этого не сделает.

Небрежно бросив учебник, Рома встал из-за стола, снова подошел к окну и нетерпеливо забарабанил пальцами по оконному стеклу.

– Рома! – услышал он голос мамы. – Что же с тобой происходит…

Она сделала шаг вперед, Рома увидел ее отражение в оконном стекле, и желание обнять маму стало еще сильнее. Но он изо всех сил подавил в себе это желание – если сейчас дать волю чувствам, совершить задуманное будет гораздо сложнее.

– Мне надо приготовить уроки на завтра, а ты мне мешаешь, – ледяным тоном произнес Рома, – и оставьте уже меня в покое… Надоели уже со своим лицемерием и демагогией. И еще… – Рома снова повернулся к маме и вновь посмотрел ей прямо в глаза. «Откуда в нем столько ненависти?» – ужаснулась в этот момент Светлана, а ее мятежный сын, выждав несколько секунд, отчеканил последнюю из придуманных им реплик:

– У тебя своя семья, ей занимайся. А ко мне больше не лезь. Понятно?

«А все-таки порядочная я сволочь…» – мелькнула в голове мысль, но тут же исчезла, чтобы не мешать окончательному и безжалостному уничтожению родственных уз, ставших для него невыносимыми.

– Понятно? – повторил Рома.

Чтобы не расклеиться и не наделать столь неуместных сейчас сентиментальных глупостей, он снова повернулся к окну: не стоит маме знать, что не только ей, но и себе он причинил сильную душевную боль. Пусть думает, что ему на все наплевать.

«Уходи, мама… – мысленно попросил Рома, сдерживая охватившее его волнение, – пожалуйста, уходи, ты уже ничего здесь не изменишь…»