Их идиллия была почти безоблачной. Пусть за пределами дома царил хаос, но пока рядом Илья, всё как-то сглаживалось. Платону выбили домашний арест. Златон с Дианой поженились (а не такая уж и плохая девочка, если присмотреться), Таисия забеременела. Столько событий, и дурных, и радостных, что у Агаты порой голова шла кругом.

Серп продолжал писать. Иногда с явно скрытыми угрозами (наверное, открытую не пропустили бы арбитры), иногда – с обещаниями, что вот-вот он вырвется на волю и их жизнь наладится. Нет, даже не так.

«Всё будет как раньше», – обещал Серп, и Агату передергивало.

Её бывший муж так и не понял, что «как раньше» пугает Агату до чертиков. Ей не надо ни как раньше, ни по-новому. Ей вообще больше не нужен Серп Адрон. Она излечилась от его яда, что пропускала через себя последние тридцать с лишним лет.

Письма она комкала и рвала, оставляя без ответа. Читала – но только для того, чтобы понимать, что творится в голове у Серпа. Чтобы иметь возможность забить тревогу в случае необходимости. Конечно же, она не сомневалась, что в «Теневерсе» он бессилен, но дурное предчувствие не покидало.

Он из мертвых умудрился вернуться. Что ему какая-то тюрьма?..

Да и, если уж говорить начистоту, она до последнего верила, что Серп одумается. Признает свои ошибки. Поймет, как много боли причинил семье. Извинится.

Должен же в него хоть кто-то верить?

Впрочем, каждое новое письмо уничтожало толику её надежды.

Платон, лишившись орочьей магии, совсем замкнулся. Запертый в семейном особняке (сугубо его выбор, никто не заставлял возвращаться в дом детства!), он отдалился от семьи окончательно. Агата готовила ему еженедельно, присылала по целому холодильнику еды, подкладывала милые записочки. Порывалась позвонить или договориться о встрече, но Макаров запретил.

– Отстань ты от парня, – хмыкал Илья. – Он, может быть, медитирует там целыми днями и постигает дзен? Поверь, ему мамка с нравоучениями сейчас меньше всего нужна.

– Я не собираюсь его ничему учить! – спорила Агата.

– Ну, конечно. Ты даже в письмах своих постоянно пишешь «лечись, надо выздоравливать», «не перетруждайся, тебе вредны чрезмерные физические нагрузки», «позвони братьям, они волнуются». Ты думаешь, парень не в курсе, что ему нужно? Он ученый, уж разберется, как выжить. Агат, не морщись. Платон сам просил тебя дать ему время и не вмешиваться.

– Знаешь, легко говорить. Были бы у тебя свои дети – ты бы меня понял, – отбрила Агата и тут же пожалела о своих словах.

За что она винит Илью? За то, что потратил годы на работу и чувства к ней, потому и не завел семью?

– Прости! Прости, пожалуйста, – мотнула волосами она и кинулась обнимать своего мужчину. – Я не хотела тебя обидеть.

Но во взгляде Макарова уже появилось что-то печальное. Он отстранился, глянул на неё, склонив голову набок.

– Незачем извиняться. Ты права, Агат. Своих детей у меня нет, но… никогда не поздно начать.

– Что ты имеешь в виду?

Почему-то почудилось, что он добавит: «Я ухожу от тебя к молодой и красивой, а главное – бездетной; мы наделаем кучу отпрысков, а ты вечно бегай со своими великовозрастными детинами».

Наверное, в этом даже будет горькая толика правды. Ну какому мужчине понравится вечно быть задвинутым в дальний угол? Они ведь хотят внимания и ласки, а не обсуждать чужих сыновей.

Но Илья даже сейчас умудрился поставить её в тупик.

– Ну, допустим, как ты смотришь на то, чтобы через пару лет задуматься о продолжении рода?

– Кому задуматься? Мне?

– А кому ещё вынашивать наших общих детей? – фыркнул Макаров, приобняв её за талию.

– Но я же уже…

Она хотела сказать «немолода», хоть это и не было правдой. Внутренне Агата всегда любила повторять, что в её возрасте другие орчанки только-только рожают или выходят замуж. Но одно дело – какие-то там другие. А совсем иное – она, уже воспитавшая троих сыновей и умудрившаяся прожить в браке целую вечность.

Она до недавнего времени вообще думала на себе крест поставить. Всё, хватит, нагулялась, можно и о вечном подумать.

Если бы не появился Илья – неизвестно, дошли бы её «свидания» с мужчинами до какой-то логичной развязки. Скорее всего, Агата просто отказывала бы каждому следующему «ухажеру», не желая впутываться в новые отношения.

Она бы и Илье отказала… просто он не спрашивал.

С недавних пор еще и спину на нервной почве прихватило. Ничего критичного, но когда в тебе кипит орочья кровь – вдвойне обидно мазать поясницу обезболивающими натирками.

Как будто ты – древняя рухлядь, а не молодая женщина, только-только вкусившая прелести свободной жизни.

Иными словами, какие ей общие дети?

Но Илья оставался непреклонен.

– Агат, не делай такие глаза, как будто я тебе что-то неприличное предложил. Я никуда не тороплюсь. Но почему бы и не попробовать? Годика через два-три, например?

– Но мы же… я же… ты же…

Она совсем потеряла дар речи, предложение Макарова произвело на неё слишком уж сильный эффект.

– У-у-у, понятно. Кажется, я умудрился тебя ошарашить. Ладно, – махнул тот рукой, – обещаю не приставать со своими фантазиями… некоторое время.

Звучало многообещающе.

В тот день они не стали развивать тему Платона, но через какое-то время всё же крупно повздорили. Агата никак не могла принять заточение среднего сына, а Илья категорически просил отстать от парня. Слово за слово, и случился первый в их почти семейной жизни скандал.

Они, конечно, быстро помирились, но стало очевидно – если так продолжится, то вечно взвинченная Агата потеряет не только сына, но и любимого мужчину.

Тогда-то Илья и купил им путевку в европейскую водолечебницу. Он не предлагал отдохнуть, а ставил Агату перед фактом – понимал, наверное, что сейчас её нужно взять и увезти подальше, иначе она навечно застрянет в своих переживаниях.

– Две недели вдали от цивилизации, ты как раз спиной займешься, я на лыжах покатаюсь, там недалеко оборудованы склоны.

– А как же Платон?.. – всё же спросила она и добавила, объясняясь: – Я же ему готовлю…

– Наделай заморозки. Парень справится, я уверен. Не оголодает.

Агата хотела поначалу отказаться, но внезапно задумалась, как сильно она устала постоянно тревожиться за сыновей. Это же невозможно. Ни на секунду её не отпускало волнение, причем зачастую беспочвенное.

Она беспокоилась и за Дитриха с Таисией, которая вынашивала орка, а потому беременность изначально была непредсказуемой. И за Златона с Дианой, которые ушли с головой в работу (вот им как раз пора подумать о детях!). Разумеется, за Платона – больше, чем за всех. Материнское сердце постоянно было неспокойно.

Только вот чем помогут её тревоги?

Наоборот, если раньше сыновья отвечали с готовностью, то сейчас всё чаще повторяли: «Мам, всё у нас нормально, перестань». Как будто даже им надоела её вечная опека.

– Да, ты прав, – признав поражение, согласилась Агата. – Наготовлю заморозки, и можно отдохнуть. Я сто лет никуда не ездила.

Собирались впопыхах. Поездка вышла спонтанная, как и сборы. Пришлось готовить набегу, искать чемоданы, писать Плану очередное письмо к горе контейнеров с едой. Мобильный телефон она с собой, конечно, взяла, но связь в горах не ловила – поэтому на две недели Агата потеряла любое общение с миром.

А когда вернулась…

Столько всего произошло!

Как минимум, Серп сбежал из «Теневерса». Нет, даже не так. Для начала Серп… умер. Сыновья сознательно не стали сообщать Агате, когда ему стало хуже. Дитрих, узнавший от докторов о нестабильном положении отца, даже не позвонил ей. Потому что понимал: тогда она никуда не уедет.

Она не смогла бы отдыхать, зная, что где-то доживает последние дни её пусть и бывший, но некогда любимый муж. Всё же их многое связывало, у них общие дети. Какая уж тут водолечебница?

Увы, это оказалось очередной уловкой Серпа Адрона. Разумеется, он и не думал погибать. Кто бы сомневался. Один дьявол знал, что задумал этот орк на сей раз – и чем бы всё обернулось, если бы его вовремя не поймали.

С поимкой вообще произошла какая-то мутная история, к которой оказался причастен Нику Альбеску. Вампир, до боли знакомый Агате (а ведь когда-то именно его ритуал «Сопереживание» вернул мир в их семью), умудрился не только отыскать её бывшего супруга, но и предложить ему рабский контракт.

– А если Альбеску его отпустит? – испугалась Агата, услышав, на кого согласился работать Серп.

– У Альбеску договор с арбитрами. Я не имею права разглашать условия, но в случае Серпа, если Нику захочет от него отказаться – то должен будет передать обратно с рук на руки темной юстиции, – мрачно усмехнулся Макаров. – И что касается твоего бывшего мужа, можно сказать так: лучше бы ему оставаться в «Теневерсе». Там спокойнее. Как минимум, физических наказаний тюремщики стараются не применять, да и срок отсидки ограничен. Он же теперь вечный раб. Если, конечно, Нику его сразу не прибил. Не интересовался, если честно, как он там.

Агата хотела бы опечалиться судьбой бывшего мужа, но внезапно поняла, что не может. Она окончательно перегорела к Серпу. Вся вера в его «исцеление» рухнула обломками к ногам.

Она понимала: если бы побег Серпа увенчался успехом, он бы отомстил и сыновьям, и ей. За каждый день взаперти, за то, что Агата не писала ему ответных писем. Он бы превратил их жизнь в сущий кошмар, если бы смог. Потому – пусть получает то, что заслужил.

Сколько лет она оправдывала его перед сыновьями. Сколько лет надеялась на то, что Серп одумается.

События навалились комом – Платон разгромил половину поместья темным ритуалом, который умудрился провести прямиком под домашним арестом! И это при том, что все доктора, которые его смотрели, в один голос утверждали, что аура по швам трещит от истощения.

Выехавшая на выброс темной магии оперативная группа увезла ее сына прямиком в «Теневерс».

– Илья, мой мальчик не мог этого сделать. Он даже истинную форму принять не может, какой еще темный ритуал? Вы что там, все с ума посходили?! – кричала она, колотя кулаками в грудь Макарова.

Ведь только-только все начало налаживаться, и вот на тебе – новый удар. Она не могла винить в этом никого, кроме себя. Не уберегла, не досмотрела. Собственное чувство вины было столь всеобъемлющим и всепоглощающим, что уже не вмещалось в сердце, выливаясь наружу и выплескиваясь на того, кто был рядом – Илью.

– Агата, успокойся. Тут даже я ничего не могу сделать, – твердо и сухо отвечал он. – Да и не хочу, если честно. Твой сын перешел все границы. Ты ведь не хочешь получить на выходе второго Серпа? Так что пусть посидит, подумает. Для его же блага.

Да как он смеет так говорить? Ведь речь не о каком-то безликом преступнике, речь о ее сыне.

– Какое еще к лешему благо в этой вашей тюрьме?! – не сдавалась она. – Ты сам говорил, что раз никто не пострадал, это не может считаться серьезным проступком…

– Это будь он нормальной нечистью – не считалось бы. А он под домашним арестом, с запретом определенных действий. Тут вступают уже другие нормы права.

– Нормальной… хочешь сказать, что мой сын – ненормальный? – Она кипела так, что по коже волнами проходила зелень, грозя перейти в боевую форму. Еще чуть-чуть, и она совсем перестанет себя контролировать.

– Я хочу сказать, что ему нужно научиться отвечать за свои поступки. У всего есть своя цена. Он не сказал, для чего устроил такой огромный выброс темной энергии, на сотрудничество не пошел, каких-либо доказательств чрезвычайности ситуации или того, что была угроза жизни, вынуждающая это сделать – также не сообщил.

– Но наверняка же что-то такое было! – Агата вскинулась, зацепившись за эту мысль. Точно! У Платона просто не было другого выхода. Они просто не знают, почему он это сделал, а когда узнают – то тут же его отпустят.

– В таком случае, молчать – это тоже его выбор, и он за него платит, – резонно заметил Макаров.