Пока я раздумывал, что делать с дедом, Банши уже перелистывала страницы толстой амбарной тетради. Хмурилась и качала головой. Захлопнула ее и чихнула, пустив по комнате облачко пыли.

– Поехали в морг, здесь зря время потратили.

Только мы вышли за порог, как где-то в глубине кладбища раздался выстрел. Просвистела пуля, едва не задев Банши. Всколыхнула ей волосы и чмокнула о кирпичную стену.

– Это по нам?

– Рикошет, скорее всего, – хладнокровно ответила Банши. Она повернулась и ножом подцепила сплющенную о кирпич пулю. – Серебро. Видать, Филиппов, наконец, к заказу приступил.

Будто подтверждая ее слова, началась пальба. Сразу несколько пуль попали в крышу сторожки, раскалывая черепицу. Из темноты в небо в направлении центральных ворот вылетел огненный шар, а за ним, словно наперегонки, коротенькая молния.

– Переждем или проскочим? – спросила Банши, с недовольным видом осматривая подпаленную прядь волос.

– Бодро они лупят, конечно, – проворчал я. Оглянулся на отсветы ружейных вспышек в центре кладбища. – Но вдруг затянется, а нам еще морг искать.

Банши кивнула, и мы пошли к брусчатке. Настороженно озираясь, синхронно пригибались и втягивали шеи, когда мимо нас то осколок гипсовой статуи пролетал, то рикошеты магических заклинаний. И каждый раз казалось, что бойня перемещается и подбирается все ближе к нам.

Я придержал блондинку перед выходом на чуть более широкую аллею и, как оказалось, не зря. Мимо со сведенным судорогой лицом пробежал один из помощников Филиппова. А затем еще один, с дымящимися взъерошенными волосами. Удирали так, будто за ними старуха-колобудра несется.

Я выглянул в сторону гремящего боя и почувствовал легкий жар от светящихся огненных шаров, мелькающих над склепом с двускатной крышей. Жонглируют ими там, что ли?

– А Филипп Филиппыч-то неплох, – с ноткой восхищения прошептала Банши.

– Думаешь, это он?

– Ага, остальные-то уже вне игры, – хмыкнула блондинка. Придерживая мой затылок, она повернула меня в сторону.

В кустах рядом с упавшей и частично разбитой статуей появилась третья рука. Дрожа, она тянулась пальцами к небу, будто мертвяк из-под земли выползает. Не советуясь, мы одновременно двинулись вперед. Банши – сразу к раненому, а я пошел посмотреть, с кем там развлекается Филиппов. Перебежал несколько участков, запутавшись в оградках и лавочках, перескочил через надгробие и подкрался к склепу, за которым лупили магией.

Богатый домик из зеленого мрамора, да еще и с претензией либо на ужасный вкус хозяина, либо на отменное чувство юмора. Вдоль стены стояли три статуи с закосом под античные, которые подпирали крышу. По задумке архитектора должно была быть и четвертая, но крайнее место сейчас пустовало. Там осталась темная в разводах от плесени ниша с вырванными из стены кирпичиками.

Оставшиеся же выглядели практически по классике: голый торс, мощные руки, каменные кубики на животе и кучерявая шевелюра. Собственно, все. Дальше скульптор уже решил выразить собственное прочтение классических форм.

Агрегат между ног смотрел в небо, и был таких размеров, что мог заставить статую Давида нервно перекурить в сторонке. Плюс копыта вместо ног, козлиная бородка острым клинышком и закрученные рожки, сантиметров на десять выпирающие из кучеряшек. И «живые» глаза, выполненные из мелкой разноцветной мозаики, в которых бликовали огненные всполохи.

Обойти склеп было сложно: справа росли колючие заросли перед остроконечным забором, а слева был проход, в котором постоянно что-то свистело. Я полез на крышу. Словно по лесенке, вскарабкался по статуе, ухватившись за рога и используя торчащий мраморный дрын как подножку. Завис на секундочку, встретившись со статуей глазами, вздрогнул от ощущения, что они улыбаются, и рывком втянул себя на крышу.

В этот же момент небо вспыхнуло от раздавшегося взрыва и послышался истеричный, но очень довольный хохот Филиппыча. А за спиной затрещали камни, и крыша чуть поехала в сторону. Я распластался, хватаясь за черепицу, и посмотрел вниз.

Статуя античного черта, по которой я только что вскарабкался, дергаясь, пыталась выдраться из каменной кладки. Рванулась и неуклюже выпала, когда кладка треснула. Черт поднялся, по козлиному встряхнул головой. Огляделся по сторонам, не поднимая взгляда, шумно втянул воздух и резво, будто с цепи сорвался, бросился оббегать склеп – туда, откуда еще слышались смешки. Бежал на четвереньках, бочком, подпрыгивая через каждый метр, явно не справляясь со своей анатомией.

«С таким сложно тягаться, – вздохнул Муха —Это вообще законно?»

«Умом выделяться надо…» – хихикнул Ларс.

«Вы о чем это, мальчики?» – вклинилась Харми, и мужская часть фобосов притихла.

Я не слушал, карабкался по крыше, подбираясь к коньку. С той стороны опять начали палить. Как-то не смешно стало Филиппычу. Перед каждым всполохом и взрывом раздавался уже не хохот, а выкрик профессиональной теннисистки во время тяжелого матча.

Обернулся на Банши, тащившей бездыханное тело охотника к выходу с кладбища. Убедился, что она в порядке, и только тогда выглянул за конек.

«Это прямо как в твоих кинофильмах!» – восторженно выдохнул Муха.

На практически выжженной площадке, в грязи растаявшего снега стоял Филипп Ф. Филиппов – один, без партнеров. Этакий сильно драный Ван Хельсинг: помятая шляпа дымилась, от плаща остались только плечи, зато видна была кожаная жилетка с метательными ножами и серебряной цепочкой от часов. Бакенбарды чуть ли не дыбом стояли.

В руках он держал странного вида жезл – смесь олимпийского факела и трезубца. Вокруг центрального зуба горел огонек, а соседние искрились, будто они под напряжением. И этим жезлом он отбивался от двух зеленых чертей. Палил молнией и огненными кольцами, стараясь не подпускать к себе. И лупил другим концом, моментально (как телескоп) превращавшимся в острое копье, если кто-то прорывался ближе.

Несколько прожженных насквозь или разбитых на осколки чертей уже валялись у него под ногами. Мешали двигаться, замедляли, и он пропускал удары.

«Признаюсь, он оказывается не так уж и плох, – констатировал Ларс – Столько гонора было на балу, а мужик-то крепкий…»

«Согласен,» — мысленно ответил я, любуясь работой мастера.

Он будто бы даже выше ростом стал. Сам крутился, как черт, выдавая лихие пируэты, и своим трезубцем крутил так, что черти держались в сторонке. Жезл Филиппов уже не схлопывал, а постоянно держал в разложенном состоянии.

На этот бой можно было смотреть вечно. Сразу два любых зрелища в одном: и красивый огонь, и чужая работа. Вот только Филлипов уже уставал – движения понемногу замедлялись, огонек начал мерцать, а молнии срывались с небольшой задержкой.

Я уже собрался броситься на помощь, но охотник всех удивил. И меня, и чертей. Пропустил прыгающую тварь мимо себя, отправив ей в спину тройной удар: две молнии, закрученные вокруг огненной стрелы. А потом резко развернулся и сбил второго черта в полете, сломав ему копыто. Догнал, нависнув над корчащимся телом, и двумя руками поднял трезубец вверх.

Завис в таком положении на мгновенье – то ли чтобы я успел прочувствовать всю эпичность момента, то ли накапливая силы. А потом резким взмахом с криком на выдохе воткнул острый конец трезубца в землю, раскалывая чертов череп и загоняя копье глубоко в землю.

Что-то треснуло. Где-то там глубоко под нами что-то пошло не так. Вздрогнула и задрожала земля, перекатываясь на склеп. Черепица мелко задрожала, отдавшись по всему телу дребезжащим массажем.

Филиппов крутил головой, пытаясь понять, что происходит, и продолжал тянуть свой трезубец из земли. Когда наконечник копья выскочил, под ногами у него появилась трещина, стала расти вширь и побежала в сторону склепа. В мою, блин, сторону!

Гул, шедший из-под земли, нарастал. Филиппова шатало, он пытался отскочить, выйти за пределы обваливающейся ямы, но споткнулся и рухнул вниз. Через мгновение выпрыгнул, как ужаленный, ухватился за край обеими руками и попытался выползти. Закричал, извиваясь, а потом со свистом улетел обратно, будто его кто-то сдернул. Только шляпа в воздухе мелькнула.

Трещина все увеличивалась, неслась к склепу, огибая его с двух сторон. Что-то трескалось, ломалось и хрустело, крыша заходила ходуном, пресекая все мои попытки встать и бежать.

И когда у меня это, наконец, получилось, черепица ушла из-под ног. Склеп схлопнулся, а крыша обвалилась, утаскивая меня за собой.

ГЛАВА 4

«Поднимите ему веки, —прогудел в голове голос Ларса. – А то что-то маловато кадров перед глазами пролетело…»

«Это потому что я вовремя ему травку одну в кровь пустила, – отозвалась Харми. – А здоровяк подводный защиту поставил…»

«А точно помогло? Какой-то он дохлый…»

«Сейчас подействует, не гони…»

– Где я? – просипел я. В голове шум, глаза щиплет и жжет от пыли и каменной крошки, спину скрючило, что-то острое давит.

«Не в царстве Аида, это точно, – ответила Харми. – Потерпи, подействует щас…»

Это ее ласковое «щас» резко стрельнуло в спину, будто адреналин влили прямо в костный мозг. Вштырило, да так, как говорил майора Пейна: «Хочешь забыть о своей боли? Почувствуй другую»! Впрыск адреналина ударил в голову, я заскрипел зубами, зарычал и вскочил на ноги.

Ночное звездное небо стало выше метров на пятнадцать.

Неровные стены, обломанные корни и слипшиеся куски расколотой брусчатки по кругу. Стены каменные, частично засыпаны землей, в некоторых местах видна, затянутая паутиной, лепнина. Бантики, кружочки и прочие загогулины на рифленых колоннах. А между ними – привалившиеся к стене ржавые доспехи в полный рост.

Под ногами у меня груда каменного мусора: стены, куски статуй, битая черепица и несколько мраморных гробов с проломленными крышками.

«Тьфу! Хорошо хоть не пещера, просто яма какая-то», – облегченно вздохнул Ларс.

Согласен, яма – метров тридцать в диаметре, может, и больше, свет не повсюду проникает. Вероятно, подвал того склепа, где в охране стояли античные черти.

«Интересно, кого черти охраняли?» – озвучил мои мысли Муха.

Я огляделся по сторонам, всматриваясь во тьму. В дальней части, куда должен был свалиться Филиппов, что-то отсвечивало бледным светом. Оттуда же доносились стоны и хриплое скрипучее дыхание. Кто-то кряхтел и пытался что-то сдвинуть.

Я подобрал осиновый кол, путешествующий со мной, как приклеенный. Но решил им одним не ограничиваться и достал Задиру. Поменял очередность патронов – первым поставил трех «светлячков», потом два зажигательных и напоследок добавил чистое серебро.

«Ну, окей, покажите мне, кто тут босс этой качалки», – подбодрил себя я. Скрестил руки, выставив вперед кол и револьвер, как копы с фонарями делают, и пошел вперед.

Тихо идти не получилось. Сначала хрустнула черепица, потом кирпичик скатился с кучи, увлекая за собой товарищей. Потом хрустнул уже я, неудачно поставив ногу. Провалился и по щиколотку застрял в перекошенной оконной раме.

Впереди что-то дернулось, так резко, что даже ветерок пролетел, сдобренный запахом свежей крови, и зажглись два красных огонька. Близко зажглись. И к земле близко, и между собой, примерно как глаза у человека. Послышалось недовольное рычание, опять резкое движение с красным шлейфом, будто неведомое пока существо отвернулось от меня. Рычание сменилось на чавканье. Жадное, ускоренное чавканье с причмокиванием.

Я выстрелил. И промазал.

Слепящий росчерк, как сигнальная ракета, промчался по яме. У дальней стены я увидел Филиппова – он валялся без сознания рядом с еще одним саркофагом (пока еще с целой крышкой в виде смиренно лежащего рыцаря). А над ним, стоя на коленях, нависала небольшая черная сущность и, судя по сосущим звукам, пила его кровь.