Близко не подхожу, но встаю так, чтобы меня было видно. Мало ли какие там разговоры. Меньше знаешь, лучше спишь. Не хочу слышать, о чем там базар. Ну его нафиг, не отмыться потом. В Лешкином клубе странностей много. Порой глаза посетителей как-то не пьяно блестят. Не мое это дело, я ж на дверях просто стою.

Из двери вышел сутулый, опасного вида громила. «Рожа просит кирпича» – это вот про него. Кто даст ему денег по доброй воле и в здравом уме? Для этого экспертом физиогномики быть даже не нужно. Инстинкты подсказывали, что быковать не дадут. Такого хрен напугаешь, зря мы пришли.

Эта очевидная истина дошла и до Лешки. Жаль, что так поздно. Не знал к кому шел?

Он будто оправдывался, жестикулировал и отступал ближе ко мне. Я бы охотно пятился тоже, но стыдно же будет. Ведь здоровый бугай.

Выдвинув челюсть, громила презрительно сплюнул и замахнулся. Скорее дать затрещину, а не ударить, и горе-кредитор предпочел отступить.

Лешку надо спасать, раз уж приехал. Хотя разумнее было бы бесславно свалить. Здесь ничего нам не светит. Я не герой.

Плохо, что Лешка об этом не знал, поэтому юркнул за спину ко мне, как за щит. Неприятель уступал в габаритах, но кратно превосходил в объективной угрозе. На завтрак студентиков поди ест.

Оценив мимику и степень агрессии, я отчетливо понял, что разговора не будет. Чувак зол, опытен и точно боец. Шеи нет, нос кривой, уши сломаны, как у борцов, а рот хищно блестит златой фиксой в зубах. Не сомневаюсь, что костяшки кулаков в набитых мозолях. И хорошо, если без наколотых звезд на плечах.

Ну зачем это мне? Финку в сердце за Лешкины тёрки? О терках с братвой речи не шло. Меня пригласили «бицухой светить»!

Вот, посветил, теперь можно бежать? Я ж просто качок, а это киллер, не меньше. И наверняка бригада за ним.

– Чего ждешь?! – пискнул из-за плеча Лешка, толкая вперед.

Я что, ему пёс? Но выбора, собственно, уже как бы нет. От прямого в голову ушел быстрым уклоном и влепил в подреберье, кажущийся таким пустым и мелким, кулак. Кастет всё же нужен, сейчас бы помог.

Удар левой по печени – это очень серьезно, если попасть. А я хорошо так туда приложил. Другой бы свалился, а этот не крякнул, лишь зло засопел.

Мне попытались пройти в ноги, но я успел отскочить, ударив локтем. По ушам видно, что с ним бороться нельзя. Его бы держать на дистанции, чтобы в брюхо перо не поймать.

Встретил джебом, добавил еще. Размашисто бьет, но всё в пустоту. От бокового удара я ушел нырком вправо и выпрямился крюком снизу вверх через руку. Три года боксу отдал всё ж не зря.

Удар прошел, но, к сожаленью, не в челюсть. А на отходе получил уже я.

Бах!

В голове помутнело. Как он достал? Всё же мои мышцы не для динамичного боя. Сила есть, а резкости нет. На тренировках нагрузки не те.

Пошатнувшись, я схватив его за рубашку, потянул на себя. Зацепив ногой, сделал подсечку, пытаясь свалить. К несчастью, ткань треснула, и получил страшный удар головой.

Бах!

В мозгах будто взорвалась граната. Под адреналином боль не почувствовал, но сразу поплыл. Мир потерял ясность, и враг рванулся ко мне пытаясь добить.

Я подыграл, изобразив потрясение. На него сразу купились и получили сполна. Мой встречный удар справа прошел. Враг, как подкошенный, рухнул на землю. Заземлил!

– Добей! – взвизгнул Лешка, и уже сам попытался добавить ногой.

– Ты дурак? Валим быстрей! – остановил его я.

Это только нокдаун. Рвать надо когти, пока еще можно. Чувак-то не прост, с нас потом спросят, если будем жестить.

Тот уже пытался подняться, и понемногу в себя приходил. Теперь он потерял интерес к ближнему бою, но, злобно щерясь, полез рукой за спину. Там за ремнем у него что-то есть. И очень сомневаюсь, что документы. Перо или, не дай бог, ствол?

– В машину! В машину! – крикнул я, толкая Лешку перед собой.

Уговаривать его уже не пришлось. Адреналин делает очень проворным, дав так нужную резвость ногам. Что там бандюга достал, я уже не увидел. Некогда было смотреть.

Дверцы хлопнули, Лешка ударил по газам и, взревев, «девятка» прыгнула с места. Ночная улица была совершенно пуста, иначе непременно бы кого-нибудь сбил. Поле боя осталось за врагом, что даже лучше. Пусть считает, что победил.

Наша возня и побег разбудили всех местных собак. Их оказалось неожиданно много, тявкали из каждой дыры. Откуда их столько? В окнах вокруг начал вспыхивать свет.

«Я хотел бы остаться с тобой,

Просто остаться с тобой,

Но высокая в небе звезда зовет меня в путь…»

– Кто, блин, это был? – приглушил громкость я.

– Да это…

– Стоп! Не втягивай в это гавно. Мне как-то похер.

– В больничку? – спросил Лешка, втянув голову в плечи. – Не загоняйся, нормуль будет всё. Вопрос твой решим, а шмотки новые купим.

Я молча кивнул, поворачивая к себе зеркало заднего вида. От рубашки остались лохмотья, хоть приоденусь. А вот что там с лицом? Справа всё онемело и вообще как-то странно. Присмотревшись, увидел, что скулы нет совсем. Она провалилась, а правый глаз опустился. Но хорошо, что вообще еще есть.

Ночной город пролетели, как на ракете. У больницы заартачившийся было охранник поднял шлагбаум, как только я опустил боковое стекло. Лица-то на мне нет, урод там какой-то. Не то чтоб загнался, но Юлька… Почему я подумал о ней?

– Скула сломана. Операцию сделаем утром, – сухо объявил врач после осмотра.

Я с облегчением выдохнул. Похоже, травма обычна. Выглядит страшнее, чем она есть. Хорошо, что не выбили глаз. А скула… Интересно, как ее будут править? Разберут-соберут? Зальют в морду гипс?

– А без операции нельзя? – спросил я, представляя в деталях этот жуткий процесс.

– Мазями? Можно, – кивнул он. – Но в зеркало на себя лучше тогда не смотреть.

– А если потом как-нибудь?

– И потом тоже можно. Но операция тогда будет другая. Ломать же сложнее, так что решай.

Спалось плохо. После бессонной ночи сделали укол и повезли на мерзко дребезжащей каталке. В боксе резко пахнет лекарством. Склонившись надо мной, врачи обсуждали новую серию «Спрута»: итальяночки, мафия, Плачидо. Под животрепещущую, видимо, тему в мою лицевую кость вогнали крючок.

Я напрягся, приготовившись познать всю глубину адских мук, но ощутил лишь толчок. С громким и сухим щелчком скула встала на место.

И это вот всё?

Слегка разочарованный, я безмятежно уснул, уверенный, что в Болгарию теперь всё же поеду. Снилась Долина Роз, Шипка, Слынчев Бряг и памятник солдату Алёше, который протягивал ключи от «девятки». Возьму, раз дают.

Я потянулся, но пальцы схватили один только воздух – горячий и влажный, словно в парной.

И снова на пляже, но уже в тени пальмы. Солнце ползло по ясному небу, отвоевывая у нее сантиметры. Зрелище бескрайнего моря в обрамлении отвесных скал гипнотизировало и расслабляло. Ну красота, разве нет?

В прошлый раз я решил, что это мне снилось. Такой осознанный сон, где можно делать всё что угодно, до того, как перетечет в полудрему. Тогда это слегка испугало. Но раз проснулся, то уже всё в порядке. Тогда зачем спешить просыпаться? Здесь ни лёшек, ни юлек, ни свирепых громил с золотыми зубами. Тут хорошо, никакой суеты.

Вот бы безмятежно смотреть и забыться, растворившись в мерном ритме лениво шепчущих волн. Пропасть в пенящихся гребнях, стать самим океаном – без мыслей и грёз. Или обернуться этой раскидистой пальмой. Рассвет и закат, прилив и отлив, шторм и слепящее солнце – ей всё равно. Она бесстрастна и, значит, счастлива, не ведая наших проблем. Ни боли и мыслей. Растет здесь и всё.

Крохотная, но злая козявка куснула лодыжку, возвращая здоровый скепсис и ясность. Боль здесь всё-таки есть. Разве она бывает во сне? С ним что-то не так, уж слишком реально тут всё.

Обычно, как только сон осознаем, все независимые активности в нем исчезают. Действие тормозит, останавливается и застывает марионеткой. По инерции, проснувшийся разум еще пытается передвигать персонажей, чтобы поймать ускользающий мир. Но там теперь бездушные куклы, глаза бессмысленны и совершенно пусты.

На всякий случай я попробовал декорации чуть изменить. Напряг воображение и долго тужился, но всё было тщетно. Прибрежную гальку не удалось превратить ни в знойную стриптизершу из бара, ни в выигрышный лотерейный билет. Окружение выглядело слишком отчетливо, а чувство голода поднимало реальность над философией. Тут даже щипок не развеет мираж.

Может, аттракцион здесь такой? Почему бы и нет?

В уме возник образ угрюмых рабочих в синих спецовках. Сеанс закончился и, прислонив к горизонту стремянку, они закатывают море в рулон. Спустят воду, сметут с цементного пола горячий песок, поймают чаек, вынесут пальмы и выключат солнце. Банер с небом скатают в рулон и отвезут в соседний ангар другому клиенту, который там ждет.

В фантазиях ум наслаждался бездействием, оттягивая момент, когда станет страшно. Скоро возникнут тревожные мысли, а потом и вопросы. Сейчас поводов для паники нет. Они появятся, когда пройдет время. Что, если уже не вернуться к себе?

Час-два, максимум сутки, потом мне придется что-то здесь делать. Решать, искать, выживать в незнакомом мирке. Его реальность пугала, поскольку нельзя ее объяснить. Он же чужой.

А если здесь никого больше нет? Одиночество делает нас беззащитным и жалким. Мир не заметит, как ты исчезнешь. Нет точек опоры, никто не спасет.

Эта мысль подстегнула воображение, добавив в идиллию жуткую сцену: в ней я сижу в шалаше. Ночь и гроза, льет сильный тропический дождь. Несчастный, больной, изможденный старик вырезает раковиной еще один крестик. Их на бревне тысячи, прошел еще день. Уже и не вспомнить в котором рассудок покинул его…

Черт! Встряхнув головой, я поднялся с песка, решив разведать округу. Фантазии мне вряд ли помогут. Стоит признать, что творится какая-то хрень. Так или иначе, придется в ней разбираться. Понять – как, зачем, почему? Вряд ли рассосется сама.

Я по обезьяньи ловко вскарабкался на пальму, благо та росла не совсем вертикально. Приглядевшись к обманчивому хаосу пляжа, обнаружил на песке геометрические фигуры и линии, которые хорошо видны сверху. Чертеж окружен небольшим валом, отсыпанным по периметру, и напоминал пентаграмму. Выглядело это довольно зловеще, суля приключения и много проблем.

Спустившись, я обнаружил в центре еще теплые угли. Открытие намекало на недавнее таинство местного культа. Видимо, фанаты фигурных геоглифов Наски. Можно предположить, что меня вызвал сюда ритуал.

Но тогда туземцы должны быть где-то здесь. Поди там гадают, насколько я вкусен. Интересно, какой расы племя? И какой это век?

Небо не пересекали инверсионные следы авиации, а горизонт выглядел неестественно чистым от мачт прогулочных яхт. Нет даже мусора, без которого море уже не представить. Ни пустых пивных банок, ни окурков, ни рваных пакетов или остатков еды. За исключением расчерченной зоны пляж выглядел нетронутым и заповедным. Звери наверняка здесь какие-то есть.

Беспокойно осматриваясь, я услышал вдруг голос. Или мне показалось? Еще один глюк?

Море лениво лизало берег прибоем, нашёптывая свои древние тайны. Услышать за шумом волн слабый звук было трудно, но я, пусть и не сразу, всё же смог. Голос был женским. Мелодичный и нежный, едва уловимый, он завораживал и манил, как песня сирен из древнегреческих мифов. Жаль, слова разобрать пока невозможно, да и вряд ли пойму их язык.

Я прислушался, пытаясь определить направление. Казалось, что волны и ветер стали сильнее, будто специально заглушая тот звук. Похоже, он все же из джунглей, а без мачете мне будет сложно, густая растительность точно стена. А в ней наверняка ядовитые насекомые, змеи и черт знает, что там еще. Казалось, заросли разглядывают гостя тысячами внимательных фасетчатых глаз, которые исчезают за миг до того, как их разглядишь.