А потом все проходит так же резко, как и началось, будто сменились кадры. Она снова становится совсем собой, растерянно озирается по сторонам. Но вот мое головокружение никуда не исчезает.

– И что это должно значить? – Усмешка выходит даже почти естественной, хотя перед глазами начинает немного плыть. Размытые отражения в мраморе делаются темнее и резче. Мелькают чаще. Их будто становится больше, чем проходящих мимо людей.

– Да без понятия, – фыркает она, кажется, не совсем осознавая, о чем я вообще спрашиваю.

А я смотрю на нее и думаю…

– Подожди, а сколько я тебя уже знаю? – Она вглядывается в мое лицо очень-очень внимательно.

– Давно, наверное, – говорю я неуверенно, ведь секунду назад задался точно таким же вопросом.

Вдали доносится железный гулкий лязг колес, скрежет тормозов. Тело неосознанно вздрагивает от звука. Нервы у кого-то совсем ни к черту, глицин, что ли, попить?

– Да, точно давно. Безумно давно. Я уверена в этом, только вот… – бормочет она себе под нос. – Будет очень глупо спрашивать— у меня, видимо, что-то с головой, – но, как тебя…

Грохот и лязг тормозящего поезда вместе с резким порывом ветра уносят ее слова. Она судорожно поправляет волосы. Смотрит на меня странно, будто даже беспомощно. У нее все-таки темные глаза.

Поезд приносит с собой запах креозота, влажной сырости и почему-то пепла. Как если бы при торможении могли загореться шпалы.

– Ничего, забудь, не важно, – тараторит она, – до завтра, ладно?

Бросив это, она разворачивается и бежит к вагону, почти мгновенно исчезая в толпе. Я же иду словно на автопилоте, ныряю в проем между двумя тенями на светлом мраморе. Эти тени отражаются друг от друга и не меняются, когда я прохожу между. Думать об этом не хочется.

Туннель начинает светлеть, наполняться лязгом и грохотом. Струи теплого тяжелого воздуха ударяют в лицо и ерошат волосы. Он пахнет пеплом, копотью и огнем. Толпа оживляется. Я подхожу ближе к краю, почти пересекая желтую линию, а в голове все крутится одна навязчивая мысль: «Как ее зовут?»

Я стою и пытаюсь вспомнить, жду поезда, на котором мне нужно уехать, но я не знаю куда. Надо бы и это вспомнить, пока он не прибыл.

«Какого черта я не помню, как ее зовут?!»

Забавно, но ведь она, кажется, тоже хотела спросить мое имя.

Лязг и грохот все ближе, свет все ярче. Алая полоса вспыхивает золотом у самой кромки тьмы. Поезд несется по туннелю механическим фениксом. Голова кружится все сильнее.

«А правда, – думаю я со странным обреченным спокойствием, – как меня зовут?»

Стальная птица с протяжным скрежетом раскрывает свой клюв и издает громкий свистящий крик. Я резко поворачиваюсь на звук, и в то же мгновение меня ослепляет вспышкой бесконечно яркого света.

Я зажмуриваюсь, но он пробирается мне под веки, под кожу, глубже и глубже, до самых костей. Свет болезненно жаркий и яростный, мертвый, ненастоящий свет, он выжжет меня, не оставив даже черной тени на белом мраморе или на серой потрескавшейся земле, ведь единственная его цель – стереть меня без остатка.

Глава 1
Имя мое – свет

И снова свет.

Но на этот раз он был солнечным. По коже разливались мягкие, успокаивающие волны, даря ощущение безопасности, прогоняя неясные отзвуки далекого кошмара. Но я этому не верил. Ни спокойствию, ни кошмару, вообще ничему. На виски неприятно давило, а в ушах стоял противный гул, какой бывает, когда мимо тебя пронесется поезд. Реальность тоже проносилась мимо.

Я подумал о том, не стою ли случайно на путях. Возможно, меня даже уже переехало поездом или реальностью – неважно. Мог ли я не заметить этот момент и очнуться уже призраком? Ну, мне всегда говорили, что я невнимательный.

Вокруг шумел лес, и мысли смешивались с шорохом листьев. Голова казалась совсем пустой, но одновременно невыносимо тяжелой. Хотелось закрыть глаза, зажать уши и от всего этого спрятаться. Только вот от чего? Света было слишком много или меня слишком мало. Земля норовила вывернуться из-под ног, и я не знал, как ее удержать. Закрыв лицо руками, я медленно осел, словно в приступе боли. Хотя мне не было больно. Наверное. Я не понимал.

Услышав чьи-то осторожные шаги, я не переменил позы. Обойдут.

– Эй, – тихо позвал меня незнакомый женский голос, – привет?

Интонация была неуверенной, и я не ответил, потому что тоже был ни в чем не уверен, если нас таких тут двое, мы друг другу ничем не поможем.

– Слышишь меня? – очень мягко и чуть тревожно.

Я кивнул. Мог бы сказать, но слова не шли, мозгу будто никак не удавалось наладить связь с остальным телом, и выговорить даже что-то вроде «да» казалось непосильной задачей. Воспринимались чужие слова тоже странно. Я их сначала слышал, не узнавая, и только после задержки до меня доходил смысл.

– И понимаешь, значит, – выдохнула неизвестная девушка уже спокойнее, но потом снова встревожилась: – Тебе больно?

– Нет, – выдавил я. Слово далось с трудом, словно я говорил на языке, который знал когда-то, но почти забыл.

– Тогда, может быть, откроешь глаза?

Не хотелось. Потому что я знал: когда открою, все окажется реальностью. Что именно все и почему это плохо – я не понимал. Но сидеть так было бы глупо, и я отвел ладони, взглянув перед собой.

Передо мной сидела девушка, ее изумрудно-зеленые глаза смотрели внимательно и чуть тревожно, словно она не знала, чего от меня ждать. Я тоже не знал, чего ждать. От себя. От нее. Нас разделяло расстояние не больше метра, и мы оба по какой-то причине не двигались с мест, так и сидели друг напротив друга.

– Привет? – также неуверенно, как она до этого, сказал я.

Она улыбнулась, откинув за спину длинную косу. Волосы у нее были иссиня-черные, с красивыми переливами, как на вороньих крыльях. В ее одежде – белой рубашке без ворота и темных брюках – меня ничего не смутило, а вот лежащий рядом меч настораживал. Может, она решила, что меч в узорчатых ножнах – идеальное дополнение к сегодняшнему аутфиту?

Но больше меча смутило другое: если девушка сидела на зеленой траве, то я – в кругу выжженной дочерна земли, по которой змеились странные белые линии и символы. Стало неуютно.

– Отлично, ты разговариваешь, – выдохнула она.

Обычно не затыкаюсь. Однако назвать обычным то, что происходило сейчас, язык не повернулся бы даже у меня. Я же, кажется, был в метро и… За этим «и» – грохот, ветер, скрежет колес. Огромный Феникс из железа и света несется сквозь туннельную тьму огненной стрелой прямо мне в сердце. Пробивает навылет, стирает меня без остатка. Дальше ничего.

– А где?..

Но меня перебили.

– Фрея, как он? Живой? Говорит? Понимает? От него исходит божественное сияние? – бодро (или нервно) затараторил еще один женский голос.

– Нормально. Да. Да. Да. Нет, – проговорила Фрея (теперь я хотя бы знал имя зеленоглазой), поднимаясь и оборачиваясь. Я тоже осторожно встал, ноги слушались плохо.

– А жаль. В смысле я надеялась на сияние.

– Тебе вспышки не хватило? – присоединился третий голос, на этот раз мужской.

К нам приблизились две фигуры в белоснежных мантиях с капюшонами, закрывающими лица. Происходящее становилось все более странным, и мне захотелось отойти подальше, но ноги отказались двигаться.

Одна из фигур, миниатюрная и явно женская, споткнулась о полу собственной же мантии.

– Да кто это вообще придумал? – нервно шикнула она себе под нос.

– Ты придумала, Аин, – ответил ей юноша.

– А вдруг без мантий что-то бы пошло не так? Ты видел хоть одну книгу, где призыв проводили без мантий?

– Научную?

– Хватит вам. – Фрея строго посмотрела на них обоих по очереди.

– В любом случае это уже не нужно. – Аин скинула с головы капюшон, и по плечам рассыпались длинные волосы.

Она замерла рядом с Фреей, заинтересованно изучая меня глазами необычного оранжевого, словно ягоды облепихи, цвета. Я рассматривал ее в ответ, потому что внешность Аин оказалась весьма необычной. Белоснежные волосы контрастировали с кожей теплого карамельного цвета. В чертах лица, нежных, словно у эльфийской принцессы, отражался неподдельный интерес, будто я был какой-то диковинкой. Но вскоре она спохватилась.

– Пусть будет светел день твой, – почти пропела Аин это странное, наверное, приветствие, – врата Сторграда распахнуты пред тобой.

И что я должен был на это ответить?

– Спасибо?.. – неуверенно сказал я.

– Пожалуйста, – кивнула Аин, рассеянно заводя мешавшую прядь за ухо.

Я отвлекся на это движение, в голове до сих пор все куда-то плыло, и внимание было ни к черту. Я заметил на ухе Аин кафф из какого-то красного металла, изображавший птицу. Та изгибалась дугой, одно крыло прижав к себе, а другое расправив; хвост птицы спускался чуть ниже мочки уха. Жутко сложная на вид штука, но это – не главное. Главное то, что уши у Аин оказались заостренными. Эльфийскими.

С каждой минутой я понимал все меньше. Версии было две. Первая: я уснул в метро, и какие-то ролевики решили захватить меня с собой в качестве реквизита, а эти ребята не знают, что я не в теме. Или знают, и это часть их плана по уничтожению моих последних нервных клеток. Версия вторая: я сплю. В это очень хотелось верить и не волноваться.

– Он совсем не понимает, что происходит, – сказал юноша, имени которого я еще не знал. Зато он уже кое-что про меня понял.

– Анс, – шикнула на него Аин, будто он сказал что-то грубое. – Сними капюшон уже, выглядишь жутко.

– Разве не в этом смысл? – Но капюшон все же снял.

Анс и Аин точно были близнецами. У него оказались такие же белые, только подстриженные куда короче волосы, смуглая кожа, даже такой же кафф на заостренном ухе. Разве что парень был значительно выше сестры, но сложен так же изящно. И глаза у него были темно-синие и холодные.

На толкиеновских эльфов они не походили, даже если брать «Кольца власти». Может, Dragon age? В его лор^[1] они бы вписались.

– Правда совсем ничего не понимаешь? – спросила Фрея.

Я осторожно кивнул. Мне показалось, что ответ ее расстроит, а я предпочел бы не расстраивать девушку, у которой есть меч.

– Так и должно быть? – спросила она, поднимая этот самый меч с травы и пристегивая к ножнам. Близнецы пожали плечами. – Есть способ проверить, призвали ли мы того, кого нужно?

– Попробуй выйти из пентаграммы призыва, – посоветовал мне Анс.

«Из чего выйти?» – хотел спросить я, но понял, что те линии и символы под моими ногами и были этой самой пентаграммой.

– И что случится, когда я выйду?

– Узнаем, – невозмутимо ответил Анс.

Обнадеживающе. Часть меня хотела устроить скандал и разобраться, что здесь происходит (без скандала разбираться неинтересно), а другая часть хотела плыть по течению и узнать, чем дело кончится. Главное – самому не кончиться в процессе.

Пентаграмма была ужасно сложной, линии сплетались в четкой геометрической последовательности, перерезая окружность, дробя ее на более мелкие элементы, внутрь которых были вписаны неизвестные мне символы. Имена древних богов? Почему-то от одного взгляда на них головная боль усиливалась. Так что я отвернулся, шагнул в сторону, сходя с пентаграммы и… и стукнулся обо что-то головой. Это было то самое гадкое чувство, когда в магазине не замечаешь табличку «осторожно, стекло» и влетаешь в прозрачную дверь. Да, со мной было. И да, это больно. Сейчас же, скорее, некое упругое «ничего» оттолкнуло меня назад. Я поднял озадаченный взгляд на моих… эм, «призывателей», которые так же озадаченно смотрели на меня. Видимо, верного ответа к этой задачке у них не было.

– Получается, это не он? – спросила Фрея, вглядываясь в меня так пристально, словно что-то правда могла понять по моему лицу. – Отправите его обратно? Это вообще можно сделать?

Я все еще не понимал, кем именно не являюсь, но был не против, чтобы меня отправили обратно.