Бедствие – очень правильный термин для описания всего происходящего. Мы с Питом хотели получить возможность побыть вдвоем, отдохнуть на неделю от организации доставки и расписания смен персонала в кафе, чтобы по-настоящему сблизиться. А в итоге имеем бедствие.

– Я пыталась связаться с береговой охраной по рации на мостике, но никто не ответил. Мы словно в непроницаемом пузыре. Вы не видели спутниковых телефонов?

– Ничего не работает, – отзывается он, не поднимая глаз. – Это начинает меня по-настоящему пугать.

– Не говорите так. Мы что-то упускаем, не замечаем очевидное.

– Мама говорила, что я всегда ищу сложные решения простых проблем. Не то что мой брат.

Я смотрю на него, и Дэниел встречается со мной взглядом.

– Брат работает ортодонтом, – поясняет он, хмурясь. – В прошлом выступал за футбольную команду колледжа и был волонтером благотворительной столовой при нашей местной церкви. На два дюйма выше меня, открыл три стоматологические клиники в центре города, работает над четвертой. Двое воспитанных детей-отличников и хороший дом с шестью спальнями в пригороде. А я живу в фургоне.

– Вы… живете в фургоне?

– Давайте поднимемся на верхние палубы и попытаемся придумать, как спустить на воду тендер.

Ковры под ногами мягкие, а корабль выглядит надежным и гладко скользит по волнам. Время от времени мне кажется, что я ощущаю слабый аромат чьих-то духов, оставшихся со вчерашнего вечера, – ноты грейпфрута или сандалового дерева, – и это напоминает о том, как быстро все перевернулось с ног на голову.

Мы выходим на палубу, и я спрашиваю:

– Ты много знаешь о кораблях, Дэниел?

– Не очень, не в таких масштабах. Летом я преподаю водные виды спорта, а зимой катаюсь на горных лыжах. Я знаю основы, но «Атлантика» больше похожа на город, чем на лодку.

Возле настила беговой дорожки Дэниел снимает белую стальную панель, чтобы получить доступ к механизму спуска спасательной шлюпки.

– На какое расстояние ее хватит? – Мои слова заглушает ветер, поэтому я повторяю их.

– Шлюпки? Без понятия. Но там есть запасы еды и воды. Мы справимся. Если что-то пойдет не так, прыгнем в шлюпку и уплывем. Как думаешь, мы на морских путях?

– Понятия не имею.

Вижу, как вдалеке проплывает запутавшийся в сетке кусок пластика. В воде он кажется микроскопическим. Мартин, сын Джеммы, потчевал меня интересными фактами об океане с тех пор, как услышал, что я в последний момент решилась на это путешествие. О том, что на карту нанесено сто процентов поверхности Луны, но только пять процентов океанского дна. О том, что яда в одной австралийской коробчатой медузе хватит, чтобы убить тридцать человек. На двенадцатилетие я подарила ему книгу «1001 факт», и большинство упоминаний об океане меня сильно нервируют.

– Если мы на морских путях, то у нас будет шанс поднять тревогу и привлечь чье-нибудь внимание. На этом корабле чертовски много гудков.

– Библиотека? – предлагаю я. – Там могут быть карты или информация о коммерческих морских путях?

Мы идем туда и разделяемся. Дэниел просматривает справочный отдел, а я ищу книги о самой «Атлантике». Целые ряды подсвеченных полок с книгами в твердом переплете и читательские столы с зелеными кожаными креслами и элегантными лампами. Это совсем не похоже на библиотеку возле моего дома – место, где в детстве я искала уют и безопасность по выходным. Та библиотека выглядела невзрачной и плохо финансировалась, но книги читали и перечитывали, их любили. Библиотекари прекрасно разбирались в литературе и были добрыми. По сравнению с той эта библиотека выглядит ненастоящей.

Поворачиваюсь к историческому отделу и замечаю письменный стол в углу.

Он стоит отдельно, придвинутый к окну.

Со всех сторон от него свисают простыни.

Я подзываю Дэниела, и мы вместе подходим ближе.

Занавеска из простыней колышется.

Я приседаю и отодвигаю ее в сторону. Там прячется молодая девушка, завернутая в одеяла.

Глава 6

– Там ребенок? – шепчет Дэниел.

Я наклоняюсь и снова приподнимаю занавеску из простыни.

У девушки огромные глаза. Вьющиеся рыжеватые волосы падают ей на плечи. На вид ей четырнадцать, может, пятнадцать лет. Она так крепко сжимает книгу, что ногти на больших пальцах побелели.

– Все в порядке, – успокаиваю ее я. – Можешь выйти. Ты не одна.

Она что-то бормочет себе под нос.

– Что ты там делаешь, милая?

– Провожу исследование. – Ее голос звучит уверенно. Решительно.

– Исследование?

– Я пытаюсь провести исследование, – теперь уже кислым голосом отвечает она.

– Меня зовут Кэролайн. Каз.

Она выбирается из укрытия под библиотечным столом.

– Кто-нибудь из вас имеет хоть малейшее представление о том, что произошло сегодня на корабле?

– Как тебя зовут?

– Что, черт возьми, со всеми случилось?

– Мы пока не знаем, – отвечает Дэниел.

– Это забрало моих родителей, – сообщает она.

– Что ты имеешь в виду? – уточняю я.

– Они пропали. Мы делили каюту и одновременно пошли спать, а когда я проснулась утром, их уже не было. Ни сообщения, ни записки. В гардеробе нет одежды. Чемоданов тоже нет. Растворились в воздухе.

– Уверена, с ними все в порядке, – говорю я.

– Вы не уверены, – возражает она. – Вы понятия не имеете, что с ними случилось.

У девушки валлийский акцент, и я, очевидно, недооценила ее возраст на несколько лет. От нее слегка пахнет розами, и она мне кого-то напоминает. Возможно, девочку, с которой я училась в школе.

Протягиваю руку.

– Каз Рипли, – снова представляюсь я. – Мы выясним, что произошло.

– Правда? И как же? Я все утро пыталась связаться с береговой охраной, с кем угодно, но безуспешно. – Теперь она тяжело дышит, доводя себя до исступления. – Мой телефон не подключается к сети. Как вы думаете, что не так с этим кораблем?

– Как тебя зовут? – спрашивает Дэниел.

– Меня зовут Франсин, – отвечает она. – Фрэнни.

Дэниел делает глубокий вдох и произносит:

– Фрэнни, я – Дэниел Чо. Я в некотором роде моряк. Привык иметь дело с лодками. Я позабочусь о том, чтобы мы нашли твоих родителей.

Кажется, это ее немного успокаивает. Может, потому, что Дэниел уже бывал на кораблях, а может, потому, что он похож на рядового спасателя.

– Что ты читаешь? – интересуюсь я. – Навигационные книги? Карты?

– Я читала аналитический отчет о событиях, связанных с «Марией Селестой».

Мы с Дэниелом переглядываемся.

– Ты изучала это в старших классах, Фрэнни? – спрашивает Дэниел.

Она прищуривается:

– Мне двадцать один год.

– Двадцать один?! Ты же сказала, что путешествовала с родителями…

– И что? Это должно было стать ярким путешествием в их жизни. Мы отмечали годовщину их серебряной свадьбы, а теперь они оба пропали. Папа нездоров. Вы заметили, что все маленькие лодки и спасательные шлюпки по-прежнему прикреплены к кораблю?

– Заметили, – отвечаю я.

– Так что же здесь произошло?

– Не знаю, – говорю я. – Должно быть, какая-то эвакуация.

– Это когда все забирают свой багаж и заправляют постели перед отбытием? Что за эвакуация такая, Кэролайн?

На мгновение я ощущаю растерянность.

– Каз. Зови меня Каз.

Девушка качает головой и поднимает глаза к потолку, затем снова смотрит на нас:

– Простите. Вы этого не заслужили, я просто немного нервничаю. Ваши телефоны не работают, да?

– Обычное дело в море, – замечает Дэниел. – Мы далеко от вышки, поэтому зависим от корабля.

– Зависим от корабля, – повторяет Фрэнни, и на верхней губе у нее выступают капельки пота. – Вот именно. Мы трое полностью зависим от этого судна.

Я хочу, чтобы появился Пит. Хочу, чтобы все это закончилось.

– Люди выживают неделями и даже месяцами на небольших рыболовных траулерах, – продолжает Дэниел. – Думаю, мы прекрасно продержимся на борту «Атлантики» несколько дней, пока не доберемся до Нью-Йорка.

– О, ясно. Вы думаете, мы всё еще направляемся в Нью-Йорк?

– Прости?

– Посмотри на солнце, Дэниел. И ты, Кэролайн. Прямо сейчас этот корабль направляется на юг. Если мы будем придерживаться этого курса, то первым массивом суши, на который наткнемся, станет шельфовый ледник Антарктиды.

Глава 7

Дэниел выглядывает в окно, почесывая щетину на шее.

– Она права, – заключает он.

– Конечно, я права, – кивает Фрэнни.

У меня учащается дыхание. Нужно сосредоточиться на глубоких вдохах, как это делала мама.

– Никто не управляет кораблем. – Мой голос звучит спокойнее, чем я чувствую себя внутри. – Мы поднялись на мостик, а за штурвалом никого нет. Судно идет на автопилоте.

– Я понимаю в этом кое-что, – добавляет Дэниел.

У меня сразу становится легче на сердце. Мы обе смотрим на него.

– Навигационная система обнаружила плохую погоду, поэтому мы огибаем шторм, вот и все. Мы повернем строго на запад, как только окажемся в безопасных водах.

– Безопасные воды, – пренебрежительно бросает Фрэнни.

– В этом есть смысл, – говорю я, пытаясь убедить себя. – Современный океанский лайнер, подобный этому, автоматически отклонился бы от курса в случае шторма. Конечно, так и было бы. Это логично.

– В этом корабле нет ничего логичного, Кэролайн.

– Зови меня Каз, Фрэнни, пожалуйста. – Только папа называл меня Кэролайн. Он ни разу не сократил мое имя. Мама звала меня «милая Кэролайн», пока не перестала узнавать в лицо. Джем называет меня сестренкой. Пит зовет Кэролайн, только когда флиртует.

– Мою лучшую подругу из Суонси ^[11] зовут Каз. Мы дружим с начальной школы и вместе состояли в клубе скаутов. Так что, если не возражаешь, я буду называть тебя Кэролайн.

– Нам нужно взглянуть на эту проблему с другой стороны и разработать план действий, – вмешивается Дэниел. – Сохраняйте спокойствие и держите себя в руках.

– Я спокойна, – бормочет Фрэнни.

Я начинаю грызть ногти, чего не делала с подросткового возраста. Нам не следует здесь находиться. Мы втроем ходим кругами, и у меня все сжимается в груди.

– Нам нужно что-нибудь съесть, – предлагаю я. – Давайте начнем с этого. Поддержание сил. Бутерброды. С едой в желудке мы будем мыслить яснее.

– Мы, знаешь ли, не твои дети, – возражает девушка.

Умолкнув, я смотрю на нее. Какой обидный комментарий. Но, полагаю, она этого не знает. Лишь горстка людей во всем мире поймет.

– Я работаю в сфере питания, Франсин. У меня небольшое, но популярное кафе. Как владелец бизнеса я отвечаю за работу десятка человек. Так что, хочешь ты поесть или нет?

– Хорошо, ты права, – соглашается она. – Извини.

Испытывая неловкость, мы подходим к главному ресторану «Голд Гриль». Это заведение вмещает одновременно пятьсот человек. В центре зала находится ледяная скульптура статуи Свободы, которая настолько сильно растаяла, что ее едва можно узнать.

– Давайте сядем за тот стол, – предлагаю я, указывая пальцем. – Поставьте тарелки, салфетки, приборы. Я приготовлю что-нибудь поесть.

– У меня непереносимость глютена, – сообщает Фрэнни.

– Нет проблем.

Кухня-камбуз в десять раз больше, чем все мое кафе. Электрические духовки из нержавеющей стали, кухонные принадлежности и сверкающие столешницы. Полы выложены плиткой, а ножи закреплены на магнитных лентах. Холодильники почти пусты, но я готовлю две тарелки сэндвичей и омлет с сыром для Фрэнни. Мы едим в тишине, с одинаково шокированными выражениями лиц. Думаю, потому, что на этом прочном судне мы чувствуем себя в безопасности и в то же время крайне уязвимыми.

– Лучший омлет, который я пробовала за последние годы, – заявляет Фрэнни. – Правда. Я в долгу перед тобой.

В двадцать один год я не была такой уверенной в себе. Двадцать восемь лет назад я едва могла разговаривать с незнакомцами или ездить на поезде в одиночку. Любое представление о вере в себя, которое у меня сейчас есть, накапливалось десятилетиями, понемногу.