Я вернулся в свое инвалидное кресло у стола, а отставной полковник присел напротив. Вновь появилась Катенька, которая поставила на стол две кружки чая и печенюжки для дорогого гостя. Мы дождались пока останемся одни и осторожно сделали по паре глоточков горячего напитка. А затем, понимая, что Лавров просто так в гости не ходит, ибо мы с ним хоть и знакомы, но не друзья, я спросил его:

– Иван Иваныч, давай начистоту. Ради чего ты решил меня навестить? Работа есть?

– Нет, – Лавров качнул головой. – Скорее деловое предложение.

– А именно.

– Ты ведь знаешь, что я теперь работаю на Павелецкого?

– Да, конечно, ведь это не секрет.

– Так вот, пару лет назад мой самый главный шеф решил вложиться деньгами в науку, организовал несколько научных центров, и я стал начальником СБ на одном из объектов, который занимается физикой. Работа непыльная, платят отлично, и коллектив меня уважает. К ученым я не лезу, на мне только охрана. Но вчера руководитель проекта попросил меня срочно найти человека, который бы согласился поучаствовать в весьма серьезном эксперименте. Времени мало, искать кандидата некогда, а поскольку требуется не бомж с улицы и не наркоман, а нормальный адекватный человек с хорошими и не пропитыми мозгами и приобретенным в течение жизни дефектом или неизлечимой болезнью, то выбирать особо не из кого. Вот я и заехал на старое место службы. И первым, кому решил предложить этот вариант, был ты. Вкратце, такие вот дела.

– Это что же получается, – в моем голосе была легкая обида, – меня как подопытного кролика будут использовать? Зачем мне это нужно, Иваныч? Ты меня за дурака держишь? Да, я инвалид и это на всю жизнь. Да, я никому не нужен. Да, все хорошее осталось позади. Но я все прекрасно понимаю, и не хочу участвовать ни в каких экспериментах.

Как ни странно, Лавров ничуть не смутился, а спокойно выслушал меня, одним большим глотком допил чай, закинул в рот печенюжку, прожевал ее и, дождавшись, пока я перестану изливать на него свое неудовольствие, продолжил:

– Ты ведь не знаешь, от чего отказываешься, так что не торопись. Эксперимент бомба, прорыв в науке, и ты можешь прославиться. Но это чепуха. Главное, есть возможность полностью восстановить свое здоровье. Понимаешь, полностью? Отрастить руку и отремонтировать позвоночник. Одна минута, и ты снова здоров.

– Этого не может быть. Фантастика. Нелепица.

– Возможно, ты прав. Однако меня уверили в том, что все именно так.

– И причем здесь физика и здоровье? По-моему это совершенно противоположные направления.

– Соглашайся на эксперимент, и ты все узнаешь. Рискни. Тебе ведь один хрен, по большому счету, терять нечего.

«Действительно, нечего, – подумал я. – Мне уже ничего не светит, и моя жизнь закончится в этой самой комнате. Одна радость – интернет, и общение с людьми на разных форумах, от исторических и политических, до литературных и философских. Но это всего лишь имитация жизни, а не сама жизнь. Согласиться или нет? Не знаю, поскольку предложение слишком неожиданное, а я привык сидеть в своей уютной комнатке, и вырваться за ее стены не стремлюсь».

– Эксперимент опасный? – спросил я Лаврова.

– Буду откровенен. Ученые говорят, что дело простое, но я им почему-то не верю. Так что за твое здоровье, какое в тебе еще осталось, ручаться не стану.

– Что я буду должен сделать?

– Подробности позже, а если кратко, то нужно будет пройти полное медицинское обследование, раздеться, войти в какой-то механизм и через тридцать-сорок секунд выйти. Потом снова обследование, несколько дней за тобой будут наблюдать, и ты свободен.

– И все?

– Да. Вошел и вышел. Если эксперимент удастся, станешь здоровым и знаменитым, а нет, значит, получишь немного денег, которые сможешь потратить по собственному усмотрению, и вернешься обратно.

– И много денег?

– Достаточно, чтобы новый ноутбук купить, – Иван Иваныч кивнул на мой потрепанный аппарат.

– Ясно. Если я соглашусь, меня отсюда выпустят? Проблем не будет?

– Выпустят, конечно. Какие уж тут проблемы. Ты ведь не секретоноситель и не особо важная персона. К государственным тайнам не допущен. Справки свои составляешь на основе сетевых данных и официально являешься полноценным гражданином, который имеет паспорт и может в любой момент покинуть стены этого гостеприимного места. Только идти тебе некуда и не к кому, потому ты и сидишь здесь, словно сыч, и за бывших сослуживцев, которые тебя даже не навещают, черновую работу делаешь.

– А ехать далеко?

– Полчаса и мы на месте.

– Бумаги какие-нибудь подписывать надо?

– Пока нет, а там посмотрим, – Лавров помедлил и кивнул на выход: – Итак, ты со мной или мне другого кандидата поискать?

Ответ вырвался сам собой:

– Согласен. Еду с тобой. Рискну здоровьем. Ха-ха!

Я невесело посмеялся. Мы с Иван Иванычем обговорили некоторые мелочи, ударили по рукам, и спустя двадцать пять минут, погрузившись в новенький «хаммер», я ехал в исследовательский центр господина Павелецкого. Вопросов в голове была тьма-тьмущая. Но Лавров отмалчивался или говорил, что подробности будут на месте. Настаивать было бессмысленно, и я замолчал. Смотрел на пролетающий за окном заснеженный придорожный лес, и думал о том, что вот ведь как странно жизнь повернулась. Три года я сидел в доме инвалидов, и меня не тянуло выбраться наружу, а сейчас, как-то резко, пришло понимание того, что мой внутренний мир не ограничен одним лишь личным горем. Есть мать-природа, которая живет не по писанным, а по своим собственным законам, и хорошо бы было, после того как эксперимент закончится, выбраться куда-нибудь на реку или на крайний случай в зимний сад.

За размышлениями дорога пролетела совершенно незаметно. Машина свернула с главной трассы, проехала через ухоженный лесок, въехала за тяжелые железные ворота, которые охранялись вооруженными охранниками, и остановилась перед серым четырехэтажным зданием. Здесь нас уже ожидали. Для меня приготовили инвалидное кресло. Два крепких мужика в черной униформе помогли мне выбраться из салона и пересесть в мое новое транспортное средство, а затем вкатили его в просторный холл.

Иван Иваныч куда-то исчез, а передо мной предстал молодой длинноволосый брюнет в темно-зеленом халате, который представился как Миша. После чего он перехватил меня у встречающих и покатил к лифту. Все делалось сноровисто, быстро и четко. Слова, жесты, мимика, ничего лишнего. Ни дать и не взять, будто в нормальной воинской части, где слово дисциплина не пустой звук, оказался. Впрочем, я не удивлялся. Серьезная контора, в которой все на западный манер. Никаких личных отношений, перекуров и посиделок. На работе только работа, и это понятно. Павелецкий, хоть и ворюга, обокравший добрую треть страны, дармоедов при себе не держал и расхлябанности не терпел, особенно там, куда он вкладывал деньги.

Лифт доставил нас с Мишей на четвертый этаж, и меня вкатили в рабочий кабинет местного начальника, на двери которого висела табличка, извещающая о том, что здесь заседает руководитель проекта Румянцев К.В. Коротко и лаконично. В приемной никого, а внутри все строго и функционально: отделанные под красное дерево стены, большое окно, на стене плоский сорокадюймовый экран, напротив дубовый стол, пара кожаных кресел и в одном из них полный лысоватый мужик, по виду мой ровесник, в шерстяном свитере и потертых брюках. По виду, типичный тюфяк, удел которого быть на побегушках у тех, кто сильнее него характером. Но первое впечатление бывает обманчиво, это общеизвестный факт. И поймав взгляд Румянцева, я пришел к выводу, что передо мной очень волевой, упрямый и жесткий человек – руководитель и лидер.

– Добрый день Вадим Андреевич, – поприветствовал он мою скромную персону и представился: – Меня зовут Константин Викторович, а фамилия моя Румянцев. Кто вы, мне известно, Иван Иваныч о вас хорошо отзывался, а на основе вашего досье можно не один боевик или хороший детектив написать. Впечатляет. Кавказ. Таджикистан. Работа в аналитическом отделе ФСБ, а затем эта глупая авария, после которой вы не сломались.

«А Лавров-то, подлец, – мельком скользнула в голове мысль. – Даже досье на меня имеет, и предоставил его частному лицу. Впрочем, по сегодняшним временам, когда покупается и продается все, включая государственные тайны, это обычное дело, а он отставник, который хочет хорошо кушать и иметь на кармане разноцветные бумажки с портретами иностранных президентов. Ладно, переходим к разговору, надо же узнать, что здесь происходит, и лучше сделать это раньше, чем позже».

– Рад знакомству, – рассматривая Румянцева, произнес я и, отдавая инициативу ученому, замолчал.

Руководитель проекта цыкнул зубом, смерил меня долгим оценивающим взглядом и спросил:

– Иван Иваныч объяснял, чем занимается наш исследовательский центр, и ради чего вас пригласили?

– В самых общих чертах. Никакой конкретики и я рассчитываю на то, что разъяснения получу здесь и сейчас.

– Это само собой, разъяснения будут. Однако для понимания всего того, что мы собираемся сделать, надо знать физику. У вас, кстати, как с этим делом?

– Плохо.

– Так я и думал. Но это не критично. Вы человек умный, поэтому быстро разберетесь, в чем дело. Тем более что имеется видеоролик, который приготовили для широкой общественности, так сказать, в целях популяризации науки. Посмотрите его позже, а пока объясню вам, чем мы занимаемся, на доступном уровне.

В руках Румянцева появился пульт и загорелся настенный экран, на котором было изображение нашей галактики. В центре ядро, а вокруг него спирали, в одной из которых, ближе к хвосту, наша Солнечная система.

– Красиво, – разглядывая застывшее изображение, сказал я и вновь обернулся к ученому.

– Это точно, – согласился руководитель проекта, устало вздохнул и начал небольшую лекцию: – Сто лет назад, великий английский ученый-физик Эрнест Резерфорд создал теорию планетарного ядра, суть которой состоит в том, что Солнце это ядро, вокруг которого вращаются планеты. И в центре галактики так же есть ядро, вокруг которого вращаются звезды. Следовательно, все очень просто и понятно. Мы живем в однополярном мире, и наша необъятная Вселенная лишь песчинка в вакууме внешнего космоса. Это преподается в школах и институтах и на этом базируется фундаментальная наука. Однако Резерфорд, его ученики и внесший в теорию англичанина дополнение о квантах датчанин Бор, ошибались. Давно уже доказано, что кроме нашей Вселенной существуют многие другие. Американцы ведут исследования и уже насчитали во внешнем космосе более двухсот звездных скоплений идентичных нашей галактике.

– Интересно.

– Да. И это только начало. Несмотря на тупики, догматизм, непререкаемость авторитетов, нехватку профессиональных кадров и не престижность профессии ученого, наука не стоит на месте. Ведутся исследования, ставятся опыты и есть результаты, которые неоспоримо свидетельствуют о том, что Вселенная совсем не так проста, как кажется. Она многомерна и асимметрична. И одновременно с этим является единым и неделимым целым. Хотя и состоит из нескольких параллельных пространств, в каждом из которых свои внутренние законы, временные потоки и собственная таблица периодических элементов. Так что Резерфорд с Бором и учениками, а вместе с ними такой мастодонт науки как Энштейн, мягко выражаясь, были не правы.

– И как это касается проводимых вами опытов?

– Сейчас, не торопитесь. – Щелчок пульта. Картинка на экране стала четче и ярче. Часть звезд пропала, и остались только основные рукава галактики. – Что вы видите Вадим Андреевич?

Хм! Что я видел? Натуральный фашистский крест.

– Правосторонняя свастика, – сказал я.

– Правильно. Свастика, которая напоминает славянские знаки Коловрат, Яровик и Чароврат. А теперь?

Снова картинка изменилась, и я произнес:

– Тоже самое, только в левую сторону. Лучи свастики идут против часовой стрелки.

– Так. И еще разок.

Опять смена изображения и символ смотрит лучами вправо, но они смещены совсем не так, как на первом рисунке.

– Ну и зачем вы мне это показываете? – в легком недоумении я посмотрел на ученого.