– Ха! Ты видишь то же самое, что и большинство молодых рыцарей, хотя уже не новичок. А я в первую очередь заметил, что у нас нет никакой организации. Официально нами должен руководить Генрих Лев, но этого восемнадцатилетнего сопляка до сих пор нигде не видно, то ли у короля совета просит, то ли у себя в родовом замке отсиживается. Вот вокруг и неразбериха. Каждый день в город приходят новые отряды. В окрестностях уже больше сорока тысяч воинов, а единого руководства как не было, так и нет. А венеды, мой друг, тем временем сами перешли в наступление. Так что как бы моему отряду не попасть под удар противника. Вот что меня смущает. Завтра в дорогу, а что впереди, неизвестно. С севера от берега Венедского моря приходят только слухи о сожжённых деревнях и замках, а все отряды, которые туда отправляются, исчезают.

– А куда смотрят власти Гамбурга?

– Им не до того. Архиепископ постоянно проповедует, а его отряды охраняют священников и принадлежащие церкви земли. Городская стража и бургомистр пытаются обеспечить безопасность местных жителей, которые уже боятся выходить на улицу и мечтают о том, чтобы крестоносцы поскорее покинули их славный город. А нашим доблестным имперским дворянам вообще ни до чего нет дела. За стенами Гамбурга они раскинули шатры, ведут себя, словно разбойники с большой дороги, да и между собой дерутся. В общем, если в ближайшее время не появится тот, кто возглавит все силы, которые скопились в Гамбурге и вокруг него, плохо нам придётся. Впрочем, может быть, в других местах, где собираются крестоносцы, дела обстоят лучше и бардак творится только у нас.

– Наверное, так и есть, – сказал Седрик. – Когда я покидал королевский двор, то слышал, что Конрад собирает свои войска в Хильдесхейме и там царит порядок. Альбрехт Медведь назначил местом своей ставки Магдебург, а Конрад Церингенский будет наступать от Бардовика.

– А насчёт франков что слышно?

– Они уже вышли и начнут своё наступление на венедов через земли лужичан и Бранденбург.

– Да-а-а… – протянул Уттенхайм. – Силища собирается против язычников огромная. Но нам с тобой это пока ничего не даёт. Завтра в путь-дорогу, и я уверен, что мы обязательно встретимся с вражескими летучими отрядами.

– Ничего, – ухмыльнулся Седрик, – если язычников будет много, оторвёмся, а мелкую группу порубим на куски.

Уттенхайм нахмурился. Опытный рыцарь успел отвыкнуть от своего молодого друга, который, на его взгляд, был чересчур честен и горяч. Но он решил больше ничего не объяснять Седрику, а спровадить его из таверны, чтобы он не мешал ему отдыхать.

– Кстати, а где твои вещи и лошадь? – спросил юношу командир.

– Оставил на заднем дворе, – ответил Зальх.

– Её же украдут.

– Там мой оруженосец.

– Вот как, у тебя появился оруженосец? – удивился Уттенхайм.

– Да, шваб Танкред Фельбен, чрезвычайно серьёзный шестнадцатилетний юноша. Прилип ко мне при дворе короля. Вот я его с собой и взял.

– Понятно. Только ты зря паренька одного оставил, и тебе лучше отправиться в расположение отряда. Там сейчас за старшего десятник Мильх, ты его должен помнить. Так что ступай, Седрик, отдохни с дороги и смени свою парадную одежду на походную.

– А ты останешься здесь?

– Ага! Посижу ещё немного.

– Тогда до завтра?

– Да, Седрик. Утром встретимся.

Зальх покинул таверну и вместе с оруженосцем отправился в отряд Уттенхайма, расположившийся на одном из постоялых дворов неподалеку. Старый десятник Мильх, опытный воин и очень набожный человек, встретил Седрика с радостью, ибо уважал его за серьёзность взглядов и ровный подход к жизни. Он определил рыцаря и оруженосца на постой, и ночь для Седрика прошла спокойно.

Утром Зальха разбудил сам командир, который был совершенно трезв и готов к походу, хотя тёмные круги под глазами рыцаря свидетельствовали, что в таверне он просидел долго. Седрик и Танкред позавтракали, собрали свои вещи, упаковали их в походные сумки, и вскоре отряд Уттенхайма, а это полсотни профессиональных головорезов преимущественно из Фландрии и Франконии, выступил в путь.

Возле северных ворот Гамбурга воинов уже ожидали священнослужители, Максимилиан Улекс и пять монахов-цистерцианцев в сопровождении десятка рыцарей-тамплиеров. Доверенное лицо архиепископа Адальберта познакомило Уттенхайма и Зальха с командиром рыцарей храма Соломона благородным Карлом Женье, благословило их, и отряд выехал на дорогу.

Путешествие началось славно. День был тёплым, грунтовый тракт после весенних дождей уже просох, вокруг Гамбурга было спокойно, и сытые лошади легко несли своих седоков на север. В размеренном движении прошло несколько часов. Город давно скрылся из вида, а время перевалило за полдень. Отряд сделал привал в придорожной деревушке, когда в неё влетело несколько всадников, если судить по гербам на одинаковых тёмных плащах, дружинники саксонского герцога Генриха Льва. Лошади воинов тяжело дышали и были покрыты пеной, а седоки постоянно оглядывались назад и держали наготове оружие – пики и мечи. Уттенхайм окликнул их, и дружинники приблизились. Рядом с Людвигом встал Седрик, и почти сразу появился Женье. Командир архиепископского отряда положил руку на свой клинок и, снизу вверх глядя на воинов герцога, строгим тоном спросил:

– Кто старший?

Дружинники, сплошь деревенские мужики от тридцати до сорока лет, замялись, переглянулись, и один из них ответил:

– Ваша милость, а нету старшего, убили его.

– Кто?

– Язычники.

– Эй ты, разговорчивый! Иди-ка сюда, потолкуем.

Воин герцога спешился и, продолжая озираться, приблизился к рыцарям. Поклонившись Уттенхайму, представился:

– Меня зовут Бомм, ваша милость.

– Из какого вы отряда? – спросил Людвиг.

– Лёгкая кавалерия барона Сигурда Плитерсдорфа, его конюхи, которых он послал на войну.

– Кто вами командовал?

– Рыцарь Хайнрих Мероде.

– Расскажи, что с вами случилось.

– Второго дня выступили из Гамбурга. Было велено проехаться по дорогам до развалин Ольденбурга и вернуться назад. Только далеко мы не уехали. В нескольких милях от этой деревушки на нас налетели язычники, страшные, в чёрных круглых шапках, на рослых конях и с луками. Рыцаря нашего, Царствие ему Небесное, – Бомм перекрестился, – сразу стрелой в глаз свалили, и тогда десятники велели отступать. Ну, мы и помчались обратно к Гамбургу. Язычники за нами, и мы от них только перед самой околицей оторвались.

– То есть вы никого из врагов так и не убили?

– Не-а, – мотнул косматой головой кавалерист. – Мы с пиками и мечами, а язычники с луками, будто слепни вокруг вьются. Куда нам супротив них…

– А сколько в вашем отряде было людей?

– Четыре десятка и ещё два человека.

– А язычников против вас сколько вышло?

– Ой, много, ваша милость, не сосчитать.

– Кто-нибудь из вас местные дороги знает?

– Нет. Мы все из-под Мюнстера. У нас проводники были, но никто не уцелел.

– Понятно. Сейчас отдохните, а потом продолжайте путь в Гамбург. Там обо всём доложите своим старшим командирам.

– Это уж как водится, ваша милость. Мы порядок знаем, да и войска графа неподалёку.

Бомм снова суетливо поклонился и отошёл от рыцарей, а Уттенхайм кинул косой взгляд на стоящих в стороне невозмутимых цистерцианцев, затем посмотрел на Женье и Зальха:

– Что скажете, господа?

Первым ответил тамплиер, сухопарый мужчина с несколько болезненным желтоватым лицом и в белом форменном плаще своего ордена:

– Скорее всего, венедов было немного, не более двух десятков, и они нам не противники. Даже если их целая сотня, то я и мои люди не отвернут. У нас есть приказ сопроводить святых отцов в Данию, где они… – Тамплиер осёкся. – Впрочем, это не важно. Мы продолжаем путь.

– Я тоже считаю, что венедов бояться не стоит, – поддержал франка Зальх. – Нас больше шестидесяти, а рядом не только патруль, который мы встретили, но и другие наши отряды. Наверняка венеды сами опасаются, как бы им в ловушку не попасть, а иначе они гнали бы беглецов до самой деревни. Правда, осторожность не повредит, поэтому предлагаю всем воинам надеть броню, оружие держать под рукой и немного изменить маршрут. Давайте сделаем небольшой крюк и обойдём место, где лёгкая кавалерия встретилась с язычниками.

Уттенхайм кивнул:

– Принимается.

– Я не против, – согласился с предложением Седрика французский рыцарь.

По команде Уттенхайма воины стали облачаться в броню. Зальх исключением не был и достал своё снаряжение. Он натянул отличную кольчугу с длинными рукавами и капюшоном с мягкой подбивкой, перетянул пояс широким ремнём, на котором находился его превосходный франкский меч, стоивший рыцарю двухмесячного жалованья, надел на голову войлочную шапочку, а глухой стальной шлем с прорезями для глаз и рта повесил на специальное крепление седла рядом с треугольным щитом.

Людвиг фон Уттенхайм отдал новую команду, и отряд, в центре которого находились монахи, оставив деревушку и кавалеристов барона Плитерсдорфа, покинул тракт. Воины двинулись кружным путём, забирая влево, поближе к берегу Северного моря. Они ехали узкими лесными тропами подальше от человеческих поселений, вокруг которых наверняка крутились дозорные группы венедов, и воинам архиепископа везло. День прошёл без приключений, хотя вдалеке над лесом виднелись тёмные клубы дыма, словно это горели германские поселения. Граница Дании приблизилась, и уже к вечеру следующего дня германцы должны были увидеть валы Даневирке, некогда построенные викингами для защиты от саксов.

На ночь были выставлены усиленные караулы, но путешественников никто не беспокоил. Рано утром они немного расслабились, снова выехали на окружённый лесами тракт, и это было ошибкой. Судя по всему, венеды держали дорогу под присмотром на всем её протяжении, и через час после того, как германцы выбрались из лесных чащоб, они обнаружили первого язычника.

– Вижу врага! – прокричал передовой воин и, привстав на стременах, указал рукой вперёд.

Зальх вытянул голову и разглядел на дороге одинокого славянского воина на вороном жеребце. Он был молод, не старше двадцати лет, может, ровесник Зальха, и держался уверенно, подбоченясь, бесцеремонно разглядывая германских кавалеристов и тамплиеров. Одет был в лёгкую кожаную одежду, на голове – лихо заломленная набок круглая чёрная шапка, а из вооружения имел короткий степной лук, который вместе с тулом для стрел висел за спиной, и кривую саблю на боку. С левой стороны седла, где у Седрика находился щит, у язычника приторочена смотанная в кольцо верёвка.

«Странный венед, – подумал Зальх, – никогда таких не видел. Может, прусс или дикарь с востока? Да, скорее всего так и есть».

– Взять его! – услышал Седрик окрик Уттенхайма, и передовой десяток германцев понёсся на одинокого славянина.

Тот остался совершенно спокоен. Он ловко развернул коня, гикнул и, пересекая поляну, понёсся в ближайший лес.

«Уйдёт!» – промелькнула в голове Седрика мысль, и он оказался прав. Славянин, более быстрый и юркий, легко оторвался от погони и скрылся в зелёной листве. Германцы за ним не последовали и вскоре вернулись на тракт.

– Продолжаем движение! – отдал новый приказ Людвиг фон Уттенхайм. – Всем смотреть по сторонам! Впереди немало лесов и дикари могут устроить нам засаду! Прикрывать святых отцов! От строя не отрываться! Всем держаться кучно!