И тут наконец до меня доходит. Они ждали меня. Одну. Что хотели сделать – даже думать не хочу. Но точно не ожидали, что меня проводят. Как только узнали, где я живу? Достали личное дело? Думаю об этом каким-то краем сознания, а сама испуганно замираю.

– Гуляете? – Белый улыбается во все свои тридцать два.

– Гуляем.

– Так и мы гуляем, – Тимур снова навешивает на меня свою руку. – Тогда расход? Вы по своим делам, мы по своим.

Макар молчит, а потом нехотя подтверждает:

– Расход.

Я некстати вспоминаю, что так говорит Ник, когда в зале появляется менеджер. Эта мысль кажется настолько неуместной, что я даже теряюсь. Кир берет меня под руку и тянет вперед. Я перебираю ногами, но мало что соображаю. Тогда, пять лет назад, Макар бил не сильно. А сейчас? Бил бы? Или как он хотел отомстить?

Выходим на освещенную часть дороги, ребята сжимаются вокруг меня плотнее. И, как ни странно, дают мне этим дополнительный заряд. Я наконец включаюсь и прихожу в себя. Размыкаю непослушные губы:

– Спасибо.

Ребята переглядываются.

Гильдия говорит:

– Мы же сказали, своих не бросаем, киса.

– Так я не ваша.

– Ой, заткнись уже, – произносит Дима, и они смеются.

– Слушайте, вы не должны были.

Бус фыркает:

– Ну, мы, наверное, сами будем решать? Давай, Мальвина, двигай, поздно уже.

Я проверяю часы на телефоне, почти пять вечера. А значит, отец скоро будет дома. Я мгновенно сникаю.

– Малая, все в порядке? Не боись, мы прикроем.

– Вы не должны, – ворчу я.

– Упрямая, – констатирует Тимур.

Кир берет меня за шею сзади, чуть сжимает и говорит:

– Ша. Разноглазка, шагай. Нет времени реально.

Я замолкаю, потому что его прикосновение к моей коже запускает волну мурашек по всему телу. Пытаюсь с ними бороться и на это бросаю все силы. Торможу эмоциональные процессы и даже пытаюсь контролировать ток крови. Потому что мои щеки теплеют, а я не хочу краснеть при всех.

Доходим до моего подъезда, и я разворачиваюсь, окидываю взглядом всех четверых:

– Спасибо, что проводили.

– Дверь открывай, – произносит Малой.

– Я дальше сама.

– Дальше мы будем решать, – говорит Кир угрюмо, – что ты сама, а что нет.

– Совсем обалдели?

Белый проверяет карманы моей куртки и находит ключи:

– Не поняла еще?

Прикладывает к домофону ключ-таблетку и открывает дверь. Приподнимает брови и взмахивает рукой в приглашающем жесте.

Я стою. Смотрю на него. Потом на остальных. Оберегают меня? Серьезно? После двух дней? Я не дура, чтобы в такое поверить. Наверняка они чего-то от меня хотят. Унизить? Может быть. Этого все хотят.

Но я захожу. Потому что я – железная леди.

Когда вызываем лифт, приезжает маленький. Набиваемся плотно. И я снова концентрируюсь на том, что мое левое плечо прижимается к груди Кирилла. Даже сквозь обе наши куртки меня прошибает ток. Ненавижу свою реакцию на него.

Двери открываются на пятнадцатом, и я выхожу. А парни остаются в лифте. Я смотрю на них и молчу. Они тоже.

И когда двери закрываются, Бус успевает кинуть:

– Пока, малая.

– Пока, – отвечаю растерянно.

Что это было? Почему они меня проводили? Почему защитили? Эти вопросы мечутся в моей голове до того, как я открываю входную дверь. После – меня занимает совсем другое.

– Лана! – кричит отец с кухни.

Я выдыхаю. Терпи. Просто терпи.

Разуваюсь и иду на голос.

– Да, пап?

– Что за проблема сегодня была в школе?

Он сидит, сложив руки перед собой на столе, прямо перед бутылкой. Я зажимаюсь. Мышцы спины сводит спазмом. По рукам – мурашки. Потому что я боюсь.

– Ничего. Просто повздорили с параллельным.

– Ваша классная сказала, что это ты начала.

– Наверное, она ошиблась, – я вру и сама себе не верю.

– Не думаю.

– И кому ты веришь?

– Себе, Лана. Себе, – жестко высекает отец.

И я каменею. Потому что знаю этот тон. Он будет меня бить.

Глава 12

На первом уроке физры я уже сижу в зале, когда все только начинают подтягиваться в школу. Никого из моих одноклассников еще нет, а я уже переоделась и бездумно листаю социальные сети, сидя на низкой скамейке. Смотрю фотографии чужой счастливой жизни. Даже странно, что я ей не завидую. Вряд ли я вообще что-то чувствую, все эмоции давно атрофировались. Или заперты так далеко, что я уже и не помню, где лежат ключи.

Из тренерской выходит Косатон и измеряет меня удивленным взглядом:

– Кицаева?

– Доброе утро.

– Ты чего так рано?

Я криво улыбаюсь:

– Тяга к знаниям.

– Тебе в этом не жарко будет? – учитель кивает на мою форму. Спортивные штаны и лонгслив.

– Способствует похудению, – вяло отзываюсь я.

Сил сегодня нет ни на что. Особенно на вранье. Но физрук принимает все за чистую монету:

– Вот вы, девчонки, сумасшедшие, все худеть вам надо. Еле дышит, а все туда же.

– Нормально я дышу. Да вы не переживайте, я же шучу. Просто все остальное в стирке.

Да, так куда правдоподобнее. Молодец, Лана, заставила мозги работать.

– Ну смотри мне.

– Смотрю, Константин Антонович. Смотрю.

Я снова утыкаюсь в свой телефон, надеясь, что он поймет намек. Он понимает. И опять скрывается в тренерской. А я надеваю наушники и отгораживаюсь от происходящего. Зал потихоньку заполняется одноклассниками, но я их начисто игнорирую. Даже Ваняева. Мне просто нужно отдохнуть.

– Здорово, Мальвина, – пробивается через музыку голос Буса.

Вынимаю один наушник и чуть поворачиваю голову:

– Привет.

– Как дела?

– Лучше всех.

– А чего такая грустная?

– Это я так веселюсь.

Он хмыкает:

– Хреново ты веселишься. Хочешь, научу?

– В следующую субботу научите. Буду конспектировать.

С другой стороны приземляется Белый и забирает у меня из рук наушник. Пару секунд слушает и с улыбкой говорит:

– Зачет!

– У вас вообще нет понятия личного пространства? – я ворчу, но на самом деле странным образом рада видеть этих парней.

– Очень даже есть. – Это Малой присаживается на пол напротив меня. – Но у нас другой принцип, все мое – твое. Слыхала такое?

– Что, прям все?

– Ага.

– И девушки тоже? – я прищуриваюсь, а Антон давится смешком.

– Кир, Мальвина кусается. Говорит, нарушаем личное пространство.

– Переживет.

Кирилл, как всегда, немногословен. Он садится на пол напротив Малого, привалившись спиной к моим ногам. От этой неожиданной тактильности я буквально теряю дар речи. Но ненадолго.

– Это что? – говорю грубо.

– Доказательство того, что у тебя нет личного пространства, – ржет Дима.

И я чувствую, как Кир легонько вздрагивает. Догадываюсь, что смеется. И на душе как-то теплеет. В окружении этих парней я чувствую себя какой-то укротительницей тигров. Или заклинательницей змей. Чувствую, что я есть. Потому что свое присутствие в этой жизни я ощущаю не всегда. Удивительные эмоции, не потеряться бы только в них.

Какое-то время еще сидим так. Я не шевелюсь, не говорю, только слушаю их беспечную болтовню. В какой-то момент ловлю злой взгляд Дунаевой. Оскаливаюсь в ее сторону радостно и с вызовом. Если здесь есть что-то ее, так пусть подойдет и отнимет.

А потом Бус снова закидывает мне на плечо свою смуглую жилистую руку, и я вдруг шиплю от боли сквозь сжатые зубы. Вчетвером они вцепляются в меня внимательными взглядами.

– Че ты сделал? – спрашивает Малой.

Тимур выглядит растерянным:

– Да я просто руку положил на плечо.

Я беру под контроль свои реакции, но уже поздно. Поэтому приходится снова врать:

– Да все в порядке, я просто вчера спину потянула.

– Хочешь, я посмотрю? Я на футбол ходил, я с растяжениями на ты, нас там тренер учил, что надо делать, – предлагает Белый.

– Нет! Нет, не нужно, все нормально. Пройдет.

Кир смотрит на меня, повернувшись вполоборота. Молча. Я трусливо отвожу взгляд.

Спасает меня Косатон. Свистит и велит всем строиться. С облегчением перевожу дух. Встаю и иду в конец шеренги. За это меня тоже всегда трепали. Что я низкая. Это потом уже я выучила более приятные определения – маленькая, миниатюрная, изящная.

Урок мы начинаем с разминки, упражнений на общую физическую подготовку, а в конце снова играем в баскетбол. С Дунаевой одновременно на поле мы больше не оказываемся, Косатон отслеживает. В своей длинной форме я действительно к концу вся взмокаю. Но когда нас отпускают переодеваться, в раздевалку я не тороплюсь. Помогаю собрать мячи и коврики, пристаю к физруку с каким-то дурацким вопросом про нормативы.

Так что все девчонки уже готовы, когда я появляюсь в раздевалке. Я увлеченно перебираю свои вещи и жду, когда они выйдут. И только тогда скидываю мокрые шмотки. Теряю бдительность и разворачиваюсь спиной к выходу, натягивая джинсы. Что дверь открылась, я слышу не сразу. Понимаю это по сквозняку, который холодит голую исполосованную спину.

Разворачиваюсь и вижу Кирилла. Зубы сжаты до перекатывающихся желваков. В глазах – гневная бездна. Вдруг думаю, что, когда он злится, его радужка меняет цвет. А может, дело в зрачках, которые расширяются. Он заходит и прикрывает за собой дверь.

Я не пытаюсь прикрыться, все самое стыдное он уже видел. Ощущения мерзкие. Как будто меня секли в его присутствии. Щеки становятся горячими. Но покраснеть при нем уже не кажется мне таким ужасным. На глаза наворачиваются злые слезы. Кто его просил приходить?! Внутри все воет и ревет в истерике. Но я только снова поворачиваюсь к нему спиной, чтобы взять майку. Хотел смотреть? Пожалуйста! Пусть любуется!

Надеваю белую майку-борцовку, сверху натягиваю толстовку с капюшоном. Из одного глаза выскальзывает непослушная слеза. Беглянка. Сердито вытираю щеку рукавом. Достаю из рюкзака черный карандаш, жирно подвожу глаза, глядя в зеркало.

Кир все это время молчит. Я аккуратно убираю вещи. Вешаю портфель на плечо и подхожу к Разгильдееву. Останавливаюсь совсем близко. Его гнев почти жжется. Но больнее мне уже не может быть. Задираю голову, чтобы посмотреть ему в глаза.

– На алгебру идешь? – говорю с вызовом.

– А ты?

– Я не прогуливаю.

Он кивает. Произносит:

– Ну, тогда пошли.

– Правильно говорить «пойдем».

– А я вообще, – он облизывает нижнюю губу, – неправильный.

– Я тоже.

– Знаю, Разноглазка.

Кир открывает дверь и пропускает меня вперед. Расправляю плечи и твердо шагаю по коридору с бугрящимся линолеумом. Кирилл идет рядом, приноравливаясь к моему темпу. А сзади, я не вижу, но чувствую – остальные трое.

Я чувствую себя униженной и вместе с тем почему-то очень сильной. Особенно когда за моей изувеченной спиной – дьявольская четверка.

Глава 13

Кир

Это полная жесть. Сижу на алгебре и ни слова не понимаю. Математичка жужжит монотонно, как раздражающая муха, хочется ее заткнуть. Мешает думать. Но мозги, по правде, и без нее еле ворочаются. Смотрю перед собой – на Мальвину в черной толстовке и не могу выкинуть из головы картинку, которую увидел в раздевалке. Меня затопили такие злость и боль, как будто все внутренности пропустили через мясорубку. А потом сложили обратно и зашили. И мне теперь как-то с этим жить.

Узкая изящная спина с выступающими позвонками. Нежная кожа в мурашках. И бордовые полосы, покрывающие ее. Два кровоподтека. Наверняка от пряжки. Полосы пройдут через пару дней. Синяки чуть позже. Я знаю, я с такими ходил.

Дурочка, надеялась, никто не поймет. Как будто это она первая придумала переодеваться на физру раньше всех и позже всех. Ходить с длинным рукавом. До конца сам не понимаю, зачем за ней пошел. Конечно, если бы у меня было хоть какое-то понятие о личном пространстве, я бы не стал заходить в раздевалку. Но я не мог не проверить. Вот такой уж я дебил.