– Я должен проследить, чтобы наполнили водой пустые помпы, – сказал Нимфидий. – Мои люди нуждаются в отдыхе, так что необходимо провести смену пожарной бригады, а для этого надо вернуться на Эсквилин, в Четвертый район.

– А мне надо осмотреть Палатин, – сообщил я. – Так что возвращайтесь без меня, я иду дальше.

Нимфидий и не подумал меня отговаривать, просто дал совет:

– Только иди не один, возьми с собой кого-нибудь из преторианских трибунов. Субрий Флавий сейчас возле фургонов, я его позову.

Мне совсем не хотелось возвращаться к фургонам и окровавленным одеялам, поэтому я остался стоять на месте.

Вскоре подошел Субрий. Он казался крупным – широкое лицо, широкие плечи, да и торс тоже, – но при этом полным его никак нельзя было назвать. Хотя защитная одежда вигилов и всех, кто принимал участие в тушении пожара, мешала оценить их габариты.

– Буду тебя сопровождать, цезарь, – сказал он. – Куда желаешь направиться?

– На Форум и Палатин, – без колебаний ответил я.

Субрий нахмурился:

– Это путь в самое сердце пожара.

– Я должен увидеть, насколько он распространился.

Трибун устало вздохнул и указал направление рукой:

– Тогда нам туда.

И снова мы шли мимо горящих домов против течения толпы из обезумевших от страха людей.

Рев огня становился все громче, – казалось, он высасывает из города весь воздух. Едкий дым стал гуще, нос и рот пришлось закрыть платком, но глаза оставались незащищенными и постоянно слезились.

Видимость из-за дыма была как в сумерки, но я мог разглядеть, как одни люди помогали тем, кто слабее их, и тащили на плечах стариков и инвалидов, но были и те, кто расталкивал всех на своем пути. Одни несли узлы со своими пожитками, другие волокли явно награбленное добро.

А потом мы – я даже не успел толком понять как – оказались на Форуме. Пожар сюда еще не добрался. Дома из мрамора стояли на приличном расстоянии друг от друга, и это замедляло огонь, но он все равно подбирался все ближе.

Из проема в крыше храма Весты взметнулся столп огня, и я сразу понял, что это не священный огонь. Я просто стоял и смотрел.

Это было самое сердце Рима, и ему грозила погибель. Центр Рима… Я отвечал за него и обязан был его защитить. Только я один, как Великий понтифик^[16], знал истинное священное имя Рима^[17].

Это имя нигде не было записано, действующий понтифик шепотом называл его своему преемнику. И пока священное имя Рима известно, город жив и сможет восстать из пепла.

Но если что-то случится со мной, если я исчезну в этом огне, – Рим погибнет вместе со мной.

Тигеллин был прав, когда настаивал на том, чтобы я не подвергал себя опасности… Но опасность грозила моей жизни повсюду. Тихая, проведенная в одиночестве ночь во дворце тоже могла быть угрозой для моей жизни.

Погибнуть, вступив в открытый бой со злом, куда благороднее, чем быть позорно убитым в коридорах императорского дворца, как Калигула.

Не в силах дальше смотреть на вырвавшийся из храма Весты огонь, я отвернулся и скомандовал Субрию:

– Идем туда!

И направился в сторону Форума.

Мы прошли мимо храма Божественного Юлия и далее мимо арки Августа, ростры и курии. Все было нетронутым, только мрамор потемнел от сажи и пепла.

И Капитолийский холм впереди тоже с виду никак не пострадал от пожара.

Слева – Палатин. Я указал на ведущую вверх крутую тропу.

Субрий отрицательно покачал головой.

– Тогда оставайся здесь и жди меня, – сказал я.

Трибун понимал, что не имеет права указывать мне, как поступить, поэтому только чуть приподнял руку, делая вид, будто пытается меня остановить, а я быстро пошел дальше.

Дышать становилось все труднее, но я не мог повернуть назад, я должен был увидеть все своими глазами.

На этой стороне холма было еще тихо, но другой его склон смотрел прямо на Большой цирк, где и начался пожар, и там он пока не утолил свой аппетит.

Я поднялся на вершину и увидел своего врага: его жадные языки порой поднимались чуть ли не вровень с вершиной Палатина. Горячие волны воздуха вынудили меня отступить – идти дальше было бы безумием. Громко стонали и трещали гибнущие дома, столпы пламени скручивались и покачивались, будто исполнявшие какую-то мистическую пляску смерти танцоры.

Эта картина завораживала своей потусторонней красотой.

Порыв ветра отбросил занавес дыма, и я увидел, как мой Проходной дом плюется огненными искрами.

Там, в павильоне, возле фонтана с каскадами воды, я устраивал долгие неспешные встречи со своими друзьями-поэтами. Теперь вода в фонтане превратилась в пар, а колонны павильона раскачивались и словно покрылись волдырями. Потом, слава богам, занавес дыма снова скрыл от моих глаз эту картину.

Надо было возвращаться: дома стояли слишком близко друг к другу, и огонь, прыгая по ним, мог довольно быстро добраться до вершины холма, и тогда я очутился бы в ловушке.

Я не раздумывая побежал обратно вниз по склону. Жар огня толкал в спину, – казалось, сами демоны хохочут мне вдогонку.

Субрий стоял там, где я его оставил, и нетерпеливо переминался с ноги на ногу.

– Он пришел в движение, – рассказал я. – Скоро ринется в атаку, так что давай переправимся на другой берег Тибра, в мой дом на Ватикане. Эту ночь я проведу там.

Крайне аккуратно выбирая дорогу, для чего пришлось обойти Марсово поле, которое еще не было захвачено пожаром, мы наконец перешли через Тибр.

Пожар не добрался до моей резиденции на Ватикане^[18] да и вряд ли мог дотянуться до нее через Тибр.

– Сначала передохни и поешь, – сказал я Субрию, – а уж потом возвращайся на Эсквилин и доложи обо всем Нимфидию. Скажи ему, что я вернусь утром.

Рабы быстро приготовили и подали сытную еду для трибуна, а я тем временем успел коротко рассказать слугам об увиденном и заверил, что им ничто не угрожает.

Субрий ел медленно и был немногословен, – возможно, он и по натуре был молчуном, но не исключаю, что увиденное за день просто лишило его всякого желания говорить. В любом случае я для себя высоко оценил его молчание.

Когда провожал его в обратный путь, на этом берегу Тибра было еще светло. Глупо было бы предупреждать его о том, что лучше держаться подальше от северных районов города, поэтому я просто сказал:

– Спасибо тебе.

Субрий кивнул и без лишних слов ушел.

А я заказал себе легкой еды и направился в спальню. Когда принесли хлеб и немного фиников, я понял, что совсем не хочу есть.

Смыв с себя сажу, грязь и пот, улегся на кровать. Несмотря на то что я весь день был в защитной одежде, волосы у меня опалились, а кожа на руках и ногах покраснела от жара и покрылась волдырями.

Но все это не имело никакого значения. Мой город подвергся разрушению, а я почти ничего не смог предпринять, чтобы хоть как-то защитить его. Только боги могли положить этому конец.

Прошедший день преподал мне урок: между литературой и реальностью лежит огромная пропасть. Одно дело – петь о гибнущей Трое, воображая гнев Приама и страдания людей. И совершенно другое – столкнуться со смертью в реальности, увидеть лишенных крова людей, к которым я мог физически прикоснуться. Это были мои люди, и я вдыхал запах их смерти.

IV

Рассвета как такового не было – огонь всю ночь подсвечивал небосвод всеми оттенками желто-красного цвета. Но под утро небо на востоке все же окрасилось естественным светом наступающего дня.

Я не спал, то есть спал, но это состояние нельзя было назвать просто сном. В моих видениях пожар смешивался с воспоминаниями о том, что я видел, и разделить эти картины при всем желании было невозможно.

Я с трудом выбрался из кровати: руки и ноги еще болели от ожогов. Для себя решил: как только соберусь, сразу вернусь на Эсквилин.

Пошел четвертый день пожара. Куда он успел распространиться за прошедшую ночь? Размазанные по небу красные полосы перечеркивали все надежды на то, что пожар каким-то чудом прекратился.

И где были люди, которые бежали из города в сельскую местность? Всех необходимо отыскать и понять, сколько их. Им надо помочь.

Я распорядился, чтобы рабы приготовили территорию для размещения беженцев из Рима, и немедля отправился в путь.

Шел один, без охраны, так что мог пройти через город неопознанным и лично оценить ситуацию.

Выйдя на Марсово поле – там еще не чувствовалась угроза пожара, – понял, что общественные дома на этой территории тоже можно будет использовать как убежища для пострадавших. Если, конечно, ситуация не изменится в худшую сторону.

Над головой нависали облака дыма, пожар медленно, но верно тянул свои клешни через Виа Лата^[19].

Я предусмотрительно держался северной стороны города, миновал Квиринал^[20] и Виминал^[21] и только к полудню наконец добрался до Эсквилина.

С высоты открывался жуткий вид на полыхающий в городе огонь, и даже можно было услышать рев и грохот обрушающихся домов.

Нимфидий собрал своих людей на вершине холма, все они были готовы надеть защитную одежду и снова ринуться в бой с огнем. Увидев меня, он приблизился и помог избавиться от тяжелого снаряжения.

– Субрий доложил о том, как все прошло, – сказал он. – И о том, что ты поднимался на Палатин, где мог запросто сгореть заживо. Там сейчас все объято огнем, – во всяком случае, так мы оцениваем сложившуюся обстановку. Только безумец решится пойти на то, чтобы увидеть все это собственными глазами. И огонь уже добрался до одного края Форума.

– Знаю, – кивнул я. – Видел вчера, как он набросился на храм Весты.

Нимфидий скривился:

– Набросился… Теперь ты понял. Да, огонь – живая тварь: он думает, подкрадывается к своей жертве, а затем набрасывается и убивает. Он следует собственной воле и, возможно, даже планирует свои действия.

– Значит, мы должны быть умнее. Надо его перехитрить.

– Мы стараемся, но покуда он нас переигрывает. Где бы мы ни устраивали противопожарную полосу, он перепрыгивает через нее, оставляя нас в дураках. Клянусь, эта тварь наверняка над нами смеется.

– Но на другом берегу Тибра пока еще безопасно, мы можем туда перенаправить потоки беженцев.

– Если они нас послушают. Люди в панике, надо как-то всех собрать, ведь многие нашли укрытие в гробницах вдоль дорог за границами города. – Нимфидий перекинул через плечо защитный кожаный плащ и спросил: – Снова с нами пойдешь?

– Нет, не сегодня, – ответил я.

– Тогда завтра?

Что это? Он оценивает мою решимость или скрытой лестью склоняет к мысли о том, что без моего участия в тушении пожара вигилам не обойтись?

– Надеюсь, к завтрашнему дню вам уже не потребуется выдвигаться в город, – сказал я.

Нимфидий рассмеялся:

– Надежда и результат не гуляют рука об руку. – Он поправил плащ на плече и добавил: – А ты должен больше думать о своей безопасности.

– К огню приближаться я больше не стану.

– Я сейчас не об огне. Просто хочу сказать, что не следует тебе бегать по городу без охраны. Ты ведь один, без стражников, сюда пришел?

– Да, но я держался подальше от огня.

– Повторю: я сейчас не об огне. Я – о наемных убийцах! Сегодня утром тебя легко мог убить любой наемник. О боги, цезарь, ты совсем лишен чувства опасности?! Тебя легко опознать, и при этом ты ходишь безо всякой охраны.

– Не думаю, что есть много желающих меня убить, – усмехнулся я.

Только члены моей семьи могли этого желать, но никак не мои люди, не римляне.

– Хватит одного такого желающего!

– Да, ты прав, – признал я. – Одиночка легко с этим справится.

– И речь сейчас даже не о тебе. Всегда найдется тот, кто предпочтет остаться в тени. Так, некий твой враг может быть лишен рассудка и не будет понимать, что делает, но кинжал в его руке всегда несет смерть. Точно так же, как кинжал в руке самого расчетливого и трезвого врага.