Лидер повторил мой жест и сообщил:

– Фти!

Ну вот и познакомились, решил я.

Однако нет. Капитан указал поочередно на каждого из членов экипажа и повторил: «Фти!»

Вот и догадывайся, что это: название народа, профессия или просто фамилия. Все члены экипажа были довольно похожи, так что вполне могли быть родственниками.

Ну да ладно. Времени у нас много, так что с языком разберемся. Главное – мы плывем на север. Или – на юг. Не зная здешних созвездий, я понятия не имел, приближаюсь я к цели – или удаляюсь.

Глава двенадцатая
Мирное плавание

Если для меня рисунок здешних созвездий был лишь красивым узором, то для моих новых друзей звездная карта была открытой книгой. Направление они выбирали именно по звездам. Поэтому шли мы в основном ночью. Под парусом или на веслах. Что, кстати, тоже было разумно, потому что жара стояла неслабая, а ночью было относительно прохладно. И работать приятнее, и пресная вода экономится.

Весла, кстати, тоже были интересные. Тонкие и очень крепкие стебли вроде бамбуковых и лопасти из срезов того же «бамбука», но намного шире. Очень легкие и очень удобные. Я пробовал грести (несмотря на протесты команды) и получил большое удовольствие.

Днем мы отдыхали. Парус приводился в горизонтальное положение, чтобы прикрывать лодку от солнца. И каждый занимался чем хотел. Кто-то ловил рыбу, кто-то просто бездельничал. Рыбу моряки ловили традиционными крючками, только не металлическими, а костяными. Я внес в процесс новую технологию: рыбалку с луком, стрелами и супермедведем.

Мишка к этому времени вполне освоился со здешним морем. То есть убедился, что желающие перекусить пришельцем с другой Земли поблизости от нашей посудины не толкутся. И большую часть дня проводил в прохладной соленой ванне. Но поиграть в рыбалку никогда не отказывался.

Выглядело это так. Я высматривал рыбку поближе к поверхности и бил ее стрелой. Плавающий неподалеку Мишка бросался к добыче и лапой выбрасывал ее из воды мне в руки. Я же должен был рыбку поймать. Причем так, чтобы стрела при этом не сломалась.

Неплохое развлечение, а заодно и практика в стрельбе.

Моряков, кстати, очень заинтересовал мой лук. Но я им его не давал. Настаивать они не рисковали.

Превосходным рыболовом оказалась Марфа. Стремительное пике – и в когтях-крючьях бьется трехкилограммовая рыбешка. Но с Марфой возникла проблема. Моя птичка страсть как не любила делиться.

Потому, изловив рыбку, пернатая жадина усаживалась на рею (чтоб никто не достал) и лопала добычу в гордом одиночестве. А потом экипажу приходилось соскребать с паруса вонючий мусор.

Моряки не роптали, но мне это безобразие очень скоро надоело – и я велел Марфе жрать на палубе.

Так она и кушала: сидя на одной ноге (в другой – рыбина) над бортом, расклевывая рыбу и опасливо косясь на всех, кто, по ее мнению, мог покуситься…

Еще я придумал по ночам ловить криль. Сплел из сухожилий мелкую сетку и соорудил что-то вроде сачка.

Словом, с пищей все обстояло неплохо, а вот с изучением языка – не очень. Что-то не ладилось на уровне социально-корневой основы. Я запомнил уже порядка пятисот слов, но не был уверен, что хоть одно из них толкую правильно.

Тем не менее я старательно запоминал, надеясь, что со временем количество перейдет в качество.

Пока я изучал мореходов-фти (я называл их так, ибо так и не узнал другого обращения), те изучали нас. Они с большим интересом присматривались в моему вербальному общению со зверушками.

Когда я в хорошей форме, в вербализации необходимости нет. Вполне хватает передачи образов и пожеланий. Но поскольку больше всего моя команда нужна мне, когда Дар у меня практически на нуле, то для каждого из моих зверей имелся специальный код.

Звуковой: я – словами; Лакомка и Мишка – «символическим» рыканьем. И язык жестов. Например, в варианте Лакомки поднятая лапа – предложение идти, помахивающая – бежать. Лапа с выпущенными когтями – схватить. Если при этом встопорщены усы – охотиться. Если прижаты уши – драться и убивать. Однако во многих случаях Лакомка, Мишка и я понимали друг друга интуитивно. Много лет мы были в одной связке, много лет «читали» мысли и чувства друг друга. Да и мимика животных не менее выразительна, чем человеческая.

Однако были случаи, когда нам требовалось «поговорить». Например, однажды, когда Лакомка захотела сообщить мне нечто, выходящее за рамки утилитарного жизнеобеспечения.

Дело обстояло ночью. Дул ровный ветер, поэтому команда, за исключением старшего, который сидел у кормового весла, бездельничала. Одни вяло переговаривались, другие просто ничего не делали, находясь в том особом состоянии сладкого ленивого безделья, которое доступно только простым и беззаботным людям.

Мишка дрых на корме, а на носу расположились мы с Лакомкой. Океан вокруг был удивительно спокоен. За кормой висела аккуратная половинка луны. Ветер почти не волновал зеркально-черную гладь. Звезды над головой и бескрайний простор создавали удивительное ощущение безвременья и бесконечности. Вода шуршала, огибая легкий корпус лодки. За кормой тянулись светлые «усы». Мне было очень хорошо. Я чувствовал глубокое единение с этим миром и физически ощущал, как Высшее вновь нисходит в меня. Легонько, чуть-чуть… Так Бог, одаривший всех нас, Мастеров, Искателей, Слушающих… даже тех, у кого не было явного Дара, ласково касается наших душ. А мы чувствуем, как Он велик, непознаваем и устрашающ в Своем бесконечном Сущем… И бесконечно добр, потому что позволил нам, пылинкам, плыть в Его Вселенной и чувствовать…

Наверно, подобное состояние испытывали все, кто сейчас находился в лодке: разговоры постепенно умолкли и остался только шелест волн, скрип мачты да всплески прыгающих рыб.

Лакомка приподняла голову, лежавшую у меня на ноге, и мурлыкнула басом. Приглашала поговорить.

Мне жаль было нарушать свою гармонию с миром, но я не стал обижать подругу.

– Ну, что ты хочешь мне рассказать? – спросил я тихонько.

Лакомка «рассказала». Я удивился. Дело в том, что моя кошечка, которая восстанавливалась много быстрее, чем я, уже почти вернула себе эмпатические способности. И решила поделиться со мной своими наблюдениями. Информация действительно была интересной и касалась нашего экипажа.

Лакомка установила и четко разграничила те чувства, которые испытывали моряки к каждому из нас.

К Мишке фти относились почти равнодушно, разве что с небольшой опаской. Примерно так, как относятся к зверю на привязи. Не подходи близко – и останешься цел. Это было нормально. Куда интереснее было то, что понятие «привязи» моряки связывали вовсе не со мной, а с ней, Лакомкой. К ней же они относились очень странно. Со страхом и почти благоговением. И именно Лакомку, а не меня считали лидером нашей группы. Меня просто боялись. Причем больше, чем Мишку. Я был им непонятен. А вот к Лакомке, помимо страха, они испытывали нечто вроде ожидания. Вернее так – Ожидания.

Словом, озадачила меня моя киска. Я, значит, им непонятен, а разумные звери – это нормально?

На следующий день я присмотрелся к поведению моряков и понял, что Лакомка права. Интер-ресная картинка.

Воодушевленный загадкой, я с новыми силами занялся языком фти.

В плавании мы находились уже больше месяца. Несколько раз попадали в приличный шторм, однако наша лодочка показала превосходные мореходные качества. Несмотря на изрядную качку, ни разу не подхватила бортом воду и отлично держалась носом к волне. Хотя последнее было, скорее всего, заслугой капитана. Несколько раз шел дождь, пополняя наши запасы воды. Я немного опасался крупных морских хищников, с которыми мы встречались, когда плыли на плоту. Но опасения не оправдались.

Можно было бы назвать наше плавание идеальным. Я не переставал радоваться, что Судьба свела меня с фти. Всё шло так замечательно, что я уверился: мы без проблем достигнем суши.

Тем более что суша была не так уж далеко. Я понял это, когда появились птицы. Настоящие птицы, а не какие-нибудь птеродоны-птеродактили. Целая ватага местных чаек целый день кружилась над нами, выпрашивая подачки.

Все шло хорошо. Наше плавание, похоже, заканчивалось, и заканчивалось удачно. Однако, как сказано одним мудрецом: ни об одном человеке нельзя сказать, что он прожил счастливую жизнь, пока он не помер своевременной естественной смертью.

Опасность пришла, когда на краю горизонта возникло туманное облачко, которое любой мореплаватель всегда опознает безошибочно. Земля.

Глава тринадцатая
Пираты

Втаких случаях принято говорить: они появились внезапно. Увы, так оно и было. В полдень, когда солнце палит особенно свирепо и единственное желание – спрятаться куда-нибудь в тень и не высовываться. Желательно перед этим искупаться.

Из нашей команды больше всех страдал от жары Мишка. Поэтому он уже часа три плавал где-то неподалеку. Я за него не опасался. Он взрослый мальчик. Способен разобраться, кого может скушать он, а кто – его. В общем, Мишка плавал, а мы: я, Лакомка, Марфа и отважные мореплаватели – пребывали в состоянии: «сиеста».

Вот тут-то они и появились. Три лодки, наподобие нашей, только подлиннее. Без мачт, иначе бы мы их заметили раньше. Вдобавок корпуса чужих лодок были выкрашены какой-то бледно-зеленой краской, так что на фоне морской ряби были практически неразличимы.

Я выпал из дремы от пронзительного вопля нашего капитана.

Храбрый экипаж бросился к веслам, но – поздно. Чужие лодки были уже слишком близко. Моряки бросили весла и схватились за оружие.

Шум и возня разбудили Марфу. Птичка, проснувшись, растопырилась и возмущенно заорала.

Я тоже приподнял голову: поглядеть, что стряслось. Лакомка – не соизволила. Разморенная кошка распласталась толстым черным ковром, размякшая и абсолютно безразличная к людской суете.

Я ее флегмы не разделял, а напротив, оценив ситуацию, очень даже озаботился.

Три лодки. В каждой – десятка по два вооруженных гуманоидов. С виду – соплеменники моих фти. С похожим вооружением. И очень серьезно настроенные.

Мой капитан и здоровенный лысый битюг на носу одной из чужих лодок (я сразу окрестил его Боцманом) обменялись быстрыми репликами. Я понял только общий смысл. Пришельцы желали что-то получить, а наш капитан отнекивался. Но как-то униженно.

В процессе диалога капитан несколько раз поглядывал в нашу с Лакомкой сторону, однако я вмешиваться не спешил. Сначала надо понять, что нужно супротивникам. Может, это местная таможенная служба, а наш капитан торгуется по поводу размера пошлины?

Обстановка постепенно накалялась. Вторая сторона перешла к угрозам. Мол, отдай, что хотим, или мы вас нанижем на такие длинные деревянные палочки с острием на конце.

Кажется, я понял о чем шла речь. Сев на банку, я с интересом поглядел на битюга. У него, похоже, не глаза, а сканер. Углядел ведь надежно спрятанные в рундуке яйца. А, кстати, в чем, собственно, их ценность? Суперяичница для местных гурманов?

Боцман на меня особого внимания не обратил: глянул мельком. Как говорится, сосчитал и забыл. Наверное, потому, что при мне не было копья.

Я взял лук и накинул тетиву. На всякий случай. В возможность драки я не верил. Не хотел верить. Потому что, как было сказано выше, убивать людей Мастеру Исхода категорически противопоказано. Губить чужие души для Одаренного все равно что умирать самому. Незабываемый набор ощущений и полная утрата связи с Высшим. Причем, чем сильнее Дар, тем страшнее «откат». Сейчас моя связь с Высшим была ничтожна, личная Сила еще меньше, так что я, пожалуй, мог бы… Но очень, очень не хотелось.