О музыке для новичков можно узнать на так называемых курсах «музыкальной культуры». Это ужасный термин. Научиться «ценить» хорошую музыку – это всё равно что научиться терпеливо изучать личность своего супруга в браке по расчету в поисках хоть каких-то положительных качеств. Конечно, многие такие браки бывают удачными, но только после того, как партнеры приходят к согласию. В наши дни мы не хотим тратить двадцать лет на то, чтобы приспособиться к бетховенской симфонии.

На самом деле мы стремимся к самореализации, не забывая при этом о романтике и эмоциях. Это касается как людей, так и симфоний, сонат и опер. Мы не просто знакомимся с Бетховеном, мы встречаемся с ним на «быстром свидании», поэтому первые впечатления имеют большое значение. В конце концов, человек учится видеть или слышать доброту, скрывающуюся за внешностью. Впрочем, это только поможет, если вы будете немного очарованы во время первого ужина.

Поэтому моя самопровозглашенная задача – познакомить вас с несколькими друзьями, скажем, с Чайковским, и указать на несколько черт, которые могут быть у вас с ним общими, после чего оставить вас наедине. Я не буду рассказывать о том, как следует слушать Пятую симфонию Чайковского, равно как и не буду пытаться рассказать, о чем (если она вообще о чем-либо) эта симфония и как Чайковский ее писал. Это было бы попыткой серьезно писать о музыке, а эта книга, как ни странно, совсем не о музыке. Здесь будет много советов, но ни один из них не будет сформулирован в философских терминах. Философия пытается найти решения, в то время как мы будем просто рассматривать проблемы.

Нет, это книга о жизни, а точнее, о чувствах, вкусах, антипатиях и страстных желаниях нашего внутреннего мира. Когда мы слушаем великую музыку, мы сопоставляем свой жизненный опыт с опытом композитора. Возникающие при этом точки пересечения могут чудесным образом свести нас с теми, кто был настолько добр, чтобы отправить эти музыкальные послания.

Добро пожаловать в огромный, дикий и мудрый мир классической музыки с точки зрения одного серьезного и пожизненного меломана. Оркестр настроился, свет в зале потускнел, и дирижерская палочка дает сигнал к началу романса. Устройтесь поудобнее – вам что-то рассказывают.

Любовь

Гектор Берлиоз и крылья любви

Любовь не может дать представления о музыке, а музыка может дать представление о любви.

Гектор Берлиоз, 1865

та цитата Берлиоза послужила источником вдохновения для создания этой книги, так что давайте начнем нашу «Шокирующую музыку» с того волшебного момента, когда ваши глаза встречаются в переполненном зале и вы слышите тысячу скрипок. Как романтично, а в случае французского композитора Гектора Берлиоза (1803–1869) это утверждение, сформированное опытом всей жизни.

Впервые я услышал музыку Берлиоза в двенадцать лет, после изучения семейной коллекции саундтреков к бродвейским мюзиклам, концертов Джуди Гарленд, Херба Альперта и Сержио Мендеса, ранних «Битлз». Мои занятия на фортепиано включали некоторые двухчастные инвенции И.-С. Баха и пару-другую простеньких менуэтов. С этого момента я начал приобщаться к классической музыке, выудив у отца-музыканта деньги на покупку дешевой серии десятидюймовых виниловых пластинок, которые выходили каждую неделю под названием «Великие композиторы» и содержали буклет с подробным описанием жизни композитора, иногда и его портрет на обложке.

Меня поразило его лицо. Большинство композиторов обычно изображаются с выражением лица, варьирующимся от самодовольства до внутреннего сияния. Эти ребята знали, что они хороши, и мир тоже знал об этом. Из этого я сделал вывод, что талант неизбежно вызывает всеобщее восхищение. (Повзрослев, я понял, что ошибался.) Конечно, под конец Бетховен выглядел немного безумным, но я решил, что это из-за его пагубной страсти к выпивке.

Затем появилась подборка Берлиоза. Ого, подумал я, этот парень немного не в себе: его фамилия заканчивалась на «з». Под этим текстом я увидел портрет работы Гюстава Курбе, написанный в 1850 году, портрет почему-то обладал большей живостью, чем простое фото с натуры: напряженное лицо на темном фоне. Глубоко посаженные глаза смотрят на зрителя настороженно, почти подозрительно. Физиогномическое чутье подсказывало мне, что это был несчастный человек.

«Погодите: этот парень, вероятно, был гением», – рассуждал я. С такими мозгами Берлиоз должен был всегда пребывать в полнейшем восторге. Будучи ребенком эйфорических шестидесятых, я и понятия не имел, что люди должны страдать во имя своего искусства. Насколько я понимал, талант в музыке или искусстве означал, что можно одеваться и вести себя странно и быть вознагражденным деньгами и славой. В чем же была проблема этого француза?

Ответ был на диске. Это была симфония, но не номерная, как Девятая Бетховена, Сорок первая Моцарта или Сто четвертая Гайдна. Вместо этого у нее было название: Фантастическая симфония (Symphonie fantastique), и каждая из ее пяти частей также носила название, начиная с душевного состояния «Мечтания. Страсти» («Rêveries – Passions»). Это было, несомненно, привлекательно для человека на пике буйства гормонов, и мне крайне любопытно было услышать, что Берлиоз скажет по этому поводу.

Игла проигрывателя скользнула в канавку, и музыка зазвучала. Я надеюсь, что каждому хоть раз в жизни выпадет шанс почувствовать связь с творческой личностью, связь, выходящую за рамки простого эстетического восприятия или интеллектуального единения, достигающую чего-то более глубокого: настоящей интуитивной близости, ощущения, что этот человек поет твою песню, как свою собственную. Вступительная часть симфонии настолько пронизана тоской, одиночеством, что отвергала всякий комфорт поддерживающего ритма. Даже аккомпанемент и тот был осторожен.

Берлиоз утверждал, что это начало «выражает ту всепоглощающую печаль, которую испытывает юное сердце, впервые подвергшееся пытке безнадежной любовью». Я еще не испытал этой пытки, но, если она так прекрасна, тогда давайте ее сюда. Симфония стала саундтреком к романтической драме, которую Берлиоз снабдил захватывающим сюжетом, или «программой». На языке сегодняшних таблоидов она могла бы звучать так: «Обезглавленный музыкант поссорился с девушкой-ведьмой во время дьявольской оргии под запрещенными препаратами».

И это только две последние части. Неудивительно, что ее любили в Париже 1830 года. Это была «фантастика» названия, соединенная с фантастическими декорациями и историей любви, которая пошла прахом. Именно этого и добивалось новое поколение композиторов, художников и писателей в начале XIX века. Для них слово «романтический» означало что-то дикое, причудливое и странное. Задолго до того, как подростки завопили и попа́дали в обморок от Элвиса, Берлиоз и другие парижские страстотерпцы, такие как Виктор Гюго и Александр Дюма, рыдали, а Шекспира выворачивало. Поэзия барда бурлила лавой реальной жизни, даже для тех, кто знал английский плохо или не владел им вовсе.

Образ жизни человека в реальности мог перекликаться с этим новым восприятием искусства, и история любовной жизни Берлиоза, как и история его первой симфонии, доказывает, что быть романтиком – не гарантия счастья. В его случае это разыгрывавшиеся на протяжении пятидесяти лет пять пересекающихся любовных историй с несчастливым концом:

Берлиоз – Дорогая, я снова ошибся

1816 год. Берлиоз влюбляется в Эстель (1), свою восемнадцатилетнюю соседку и друга семьи. В этой юношеской страсти для него нет ничего мимолетного, она становится одной из ключевых тем его жизни. На какое-то время у этой привязанности нет реального будущего. Девушка считает его просто симпатичным. Ему всего двенадцать.

1827 год. Берлиоз, нищий студент-музыкант, посещает спектакли «Гамлет» и «Ромео и Джульетта» Шекспира, поставленные приехавшей в Париж английской труппой. Позже Берлиоз назовет это «высшей драмой своей жизни». В двухходовке, меняющей мозг, Шекспир раскрывает истинную природу искусства, а Берлиоз мгновенно влюбляется в ирландскую актрису Гарриет Смитсон (Генриетта Смитсон) (2), играющую Офелию и Джульетту. После «Ромео» он предположительно покидает театр со словами: «Я женюсь на этой женщине и напишу свою величайшую симфонию по этой пьесе». Хорошая история, но неправда. В конце концов, однако, Берлиоз делает и то, и другое.

1827–1830 год. Его одержимость Гарриет приобретает эпические масштабы. Берлиоз ведет себя безрассудно, надоедая своим друзьям. То, как он бесконечно волочится за актрисами, пугает ирландку, и она предупреждает остальных «остерегаться джентльмена со странными глазами».

1830 год. До Берлиоза доходят слухи о том, что Гарриет спит со своим менеджером. После бури эмоций и многочисленных долгих прогулок он за шесть недель пишет «Фантастическую симфонию». Затем он влюбляется в восемнадцатилетнюю пианистку Камиллу Мок (3). Ответная страсть здесь играет важную роль. Они обручились. Берлиоз неохотно уезжает в Италию после получения престижной премии. Влюбленные обмениваются кольцами и клянутся в вечной верности.

1831 год. Берлиозу сообщают, что Камилла выходит замуж за богатого производителя роялей. Он уезжает в Париж с планами, переодевшись в женское платье, застрелить неверную и ее мать, а затем покончить с собой. Но одновременно теряет и платье, и решимость, когда теряет в дороге багаж. План меняется: он прыгает со скалы в море. Но его удается спасти, потому что он шлепнулся в воду рядом с рыбацкой лодкой. Пострадавший, он пишет продолжение «Фантастической симфонии», так отмечая свое возвращение к жизни. Он называет это произведение «Лелио, или Возвращение к жизни».

1832 год. Берлиоз возвращается в Париж из Италии и обнаруживает, что Гарриет тоже в Париже. Он снимает мансарду, где раньше жила актриса. Страсть пробуждается снова. «Фантастическая симфония» и «Лелио» исполняются на концерте в декабре. Печатная программа Симфонии – описание, прилагаемое к музыке, – рассказывает о молодом человеке, передознувшемся из-за безответной любви, но, неправильно рассчитав дозировку, вместо смерти пережил серию кошмаров, в которых всегда присутствовала она: вихрь бала, изоляция, сельская глушь, дорога на собственную казнь и ее превращение в ведьму на шабаше. «Возлюбленная», о которой идет речь, представлена повторяющейся темой – «навязчивой идеей», или idée fixe, – которая, как известно всем присутствующим в зале, является символом самой Гарриет. Она посещает концерт и становится объектом пристального внимания. После этого ее и Берлиоза официально представляют. Через неделю они признаются друг другу в любви.

1833 год. Гарриет становится госпожой Берлиоз после безуспешного сопротивления со стороны семьи композитора: она бедна, протестантка и актриса с прошлым.

1839 год. Как и предполагал, Берлиоз сочиняет свою симфонию «Ромео и Джульетта».

1842 год. Мари Ресио (4), темноглазая, но бездарная певица становится любовницей Берлиоза. Гарриет начинает впадать в усиливаемое парами алкоголя отчаяние.

1844 год. Семья Берлиоза окончательно распадается, «высшая драма» его жизни закончилась. Мари теперь его постоянная спутница.

1854 год. Гарриет умирает после серии инсультов. Лист пишет Берлиозу утешительное письмо с текстом: «Она вдохновила тебя, ты любил ее, ты пел о ней, ее задача выполнена». Берлиоз женится на Мари Ресио.

1862 год. Мари Ресио внезапно умирает от сердечного приступа. Берлиоз влюбляется в загадочную женщину, моложе его вдвое, по имени Амели (5).

1864 год. Берлиоз буквально натыкается на могилу Амели на кладбище Монмартра. Как вы понимаете, это в общем-то неприятный сюрприз. Останки Гарриет необходимо переместить, чтобы освободить место для новой улицы в рамках модернизации Парижа, и Берлиоз становится свидетелем ее эксгумации. Подобно Гамлету, он созерцает теперь уже оторванную голову своей Офелии/Джульетты.