Холли очень не хватает присутствия Алексис в доме. Она добрый до мозга костей и самый самоотверженный человек в ее жизни. И несмотря на это, похоже, что только Холли по ней и скучает. Плакаты о защите прав животных и яркие гобелены, украшавшие голубые стены в ее комнате, заменили зеркалами от пола до потолка, чтобы Лизетт во время занятий могла видеть себя со всех сторон.

Холли тоскует по тем дням, когда Алексис неловко плюхалась к ней на кровать, желая поболтать – а это желание было у нее непроходящим, – и когда заказывала пиццу с колбасой, потому что Холли любила ее больше всего, на импровизированные киновечера, проходившие в спальне Холли, поскольку там стоял большой телевизор. Для сводной сестры Холли всегда была на первом месте. Даже когда в тринадцать лет Алексис пригласили на ночевку к Слоан Перкинс – самой крутой ученице из седьмого класса, она предпочла этой «девчонке что надо» Холли.

Алексис единственная, кто принимает Холли такой, какая она есть. Конечно, она принимает ее, поскольку не знает всего. И никогда не сможет узнать.

Холли со вздохом заходит в свою идеальную розовую комнату. Она раздвигает занавески на окне и прижимается лицом к стеклу. Когда окно открыто, ей слышно, как шумит внизу река Капилано. Это место – рай для любого; для Холли – это тюрьма с красивым видом.

Она понимает, что в ее отношениях с мачехой не все нормально, но у нее никак не получалось подобрать правильные слова, чтобы их описать, пока в этом учебном году она не выбрала в качестве факультатива психологию. Теперь ей стало ясно, что Лизетт страдает нарциссизмом; Алексис для нее помеха, а Холли – пешка в ее руках. Единственное, чему научила ее Лизетт, это что любовь условна. Профессор Люк Филлипс, конечно же, рассказал Холли многое о поведении людей. Холли улыбается при мысли об этом. Это единственные отношения, которые не срежиссировала для нее Лизетт.

Почему Холли не может послать мачеху к чертям? Какое право она имеет диктовать падчерице, на какую работу устраиваться, как себя вести и что говорить? Холли устала быть куклой Барби, трофейной дочкой.

Она натягивает синий слитный купальник под джинсовые шорты и майку, накидывает сверху худи и прихватывает с собой рюкзак. На выходе из дома девушка замечает на столике в прихожей изумрудные сережки Лизетт. Холли сует их себе в карман, наслаждаясь щекочущим нервы волнением оттого, что берет серьги только потому, что у нее есть такая возможность.

У круговой подъездной дорожки она вспыхивает от раздражения.

– Вот черт, Лизетт! – Как маленькая, Холли пинает покрышку мачехиного мерседеса, перекрывшего дорогу белому джипу, подаренному Холли отцом на восемнадцатилетие. Она знает, что, если вернется и попросит Лизетт переставить машину, та только обвинит Холли и скажет, что у нее в юности не было собственной машины – «девушки в наши дни избалованы до невозможности. Не Алексис, конечно, а остальные». Она не будет разговаривать с Холли по меньшей мере весь день и начнет жаловаться на то, что, хотя одна из ее маленьких пташек и вылетела из гнезда, кажется, что в доме все равно не протолкнешься. Сегодня у Холли больше нет ни желания, ни сил принимать на себя еще больше упреков и мучиться по этому поводу чувством вины. Ноша, которую она уже несет, и без того тяжела.

Она вытаскивает из дальнего угла гаража велосипед, решив, что лучше десять минут покрутит педали до Клифсайд-роуд, где живут Голдманы.

Когда Холли поворачивает направо на бульвар Монтрояль, у нее в рюкзаке начинает звонить телефон. Она останавливается, несмотря на то что из-за этого может прибыть к Голдманам с небольшим опозданием.

– Привет, я не могу говорить, – сообщает она Алексис, когда круглое лицо сводной сестры заполняет собой все пространство экрана. Алексис всегда держит телефон слишком близко и не красится с тех пор, как покинула дом два года назад.

– Ты вся мокрая. Чем ты занимаешься?

– Еду на велосипеде на собеседование, чтобы работать няней. Твоя мама устроила. Не спрашивай.

– Няней? Я думала, ты все лето будешь помогать Джону с продвижением.

– Так и есть. Дневная работа, ночная работа.

Алексис качает головой, а потом поворачивается к кому-то позади себя.

И тут Холли понимает, откуда звонит сестра. Она на работе. А за ней стоит Люк. Когда Алексис не смогла никуда устроиться по специальности, Холли вмешалась. Она договорилась о работе для Алексис на неполный день на все лето. Подшивать документы и помогать с исследованиями ее бывшему профессору психологии. Холли пришлось практически умолять Люка и даже больше.

– Пожалуйста. Алексис потрясающая. Суперусердный и старательный работник. Совсем на меня не похожа. Ей нужен настоящий опыт работы, чтобы она смогла когда-нибудь устроиться медсестрой.

– Не знаю, смогу ли я сладить с двумя женщинами из клана Монро, – поддразнил Люк, целуя Холли в плечо, ибо она затащила его к себе в постель, пока папа с Лизетт были где-то в противоположном крыле и пребывали в полном неведении, что профессор находится в доме.

Холли содрогается, чувствуя тяжелый груз вины. Стольких вещей она может добиться лишь одним путем. Алексис до сих пор не имеет никакого понятия об отношениях Холли с Люком. Никто не имеет. Так много секретов. Но связь Холли с профессором рвется. Она получила желаемое. Больше он ей не нужен. Он как развязавшийся шнурок, который у нее нет сил завязывать.

Холли снова сосредотачивается на Алексис.

– Мне сейчас нужно к Голдманам. Твоя мама хочет, чтобы я приглядывала за их ребенком. Папа недавно вступил в клуб «Каньон».

– А, – отвечает Алексис. – Ясно.

– Ну, у них хоть бассейн есть. У тебя все хорошо?

– Да. Хочешь заехать после работы? Или сходим куда-нибудь? В тайский или в кино?

Хочется ли ей? Ей не хочется ехать домой, где Лизетт с отцом будут допрашивать ее с пристрастием о Дэниеле Голдмане и уговаривать ее расспросить его о финансах. А еще ей, наверное, надо порвать сегодня вечером с Люком, покончить с этим.

– Возможно. Я тебе напишу, когда освобожусь, – говорит Холли.

– Ладно. Пей воду. Люблю тебя. Ой, тут доктор Филлипс передает привет.

– Передавай ему тоже. – Холли откашливается. – И я тебя люблю.

Она нажимает отбой, тяжело выдыхает и подъезжает по Клифсайд-роуд к серо-бежевому дому с алюминиевой облицовкой. На крыльце-веранде стоят два плетеных кресла и маленький кованый столик. Это милый простой домик, не то что ее золоченая клетка.

Поставив велосипед на подножку возле баскетбольной сетки, Холли обвязывает худи вокруг талии, поднимает руку и, стиснув зубы, стучит в красную дверь Голдманов.

Дверь с грохотом распахивается, и маленький мальчик, перепрыгивая через баскетбольный мяч, вылетает мимо Холли прямо на улицу, не глядя по сторонам.

Холли инстинктивно бросается за ним и ловит за талию.

– Ей, гонщик, стоп-линия в конце подъездной дорожки.

Мальчуган смотрит на нее ясными голубыми глазами, его лохматые светлые волосы падают ему на лицо. Он широко улыбается, и на его розовых щечках появляются две ямочки. Раз уж ей придется стать няней, то ребенок хотя бы попался прелестный.

Он вбегает обратно в открытую дверь, и оттуда появляется женщина. Она раздергивает рукой мягкие светлые волосы длиной до плеч. Вид у нее слабый и усталый, но улыбка приветливая и доброжелательная. Она не накрашена и не похожа на дам из круга общения Лизетт. У Холли не получается представить, как эта женщина обедает со стайкой мачехиных приятельниц.

– Здравствуй, Холли. Меня зовут Сара, а эту мартышку – Джейкоб.

Джейкоб озорно улыбается Холли.

– Приятно с вами познакомиться.

– Спасибо. Как видишь, Джейкобу нужно еще кое-чему научиться, в том числе как не выбегать прямо на дорогу, – Сара журит сына, но при этом ласково покачивает головой. – И спрашивать, кто там, когда стучат в дверь, если я не успеваю подняться с цокольного этажа наверх. Я как раз была у себя в красной комнате.

– Красной комнате? – Холли на ум приходят какие-то киноужасы с убийством, и ее слегка передергивает. Бывало, она упрашивала Алексис посмотреть снятое по книге Стивена Кинга «Сияние», пока родителей не было дома. А Алексис всегда отвечала: «Только если ты обещаешь, что придешь в комнату ко мне, а не к маме или Джону, когда тебе приснится кошмар». Кошмары снились Холли постоянно, и она всегда забиралась в постель к Алексис.

Она так запуталась в своих мыслях, что не поняла последних слов Сары. Холли снова переключает внимание на стоящую перед ней женщину.

– В общем, я фотограф. Красная комната – это моя фотографическая лаборатория. Джейкоб так ее называет из-за красного освещения. Я как-нибудь тебе покажу, если захочешь. Если тебя вообще интересует фотография.

– Интересует, – отвечает Холли. – Я люблю фотографии из путешествий.

– Хорошо, – произносит Сара. – Я тоже люблю снимки из путешествий, но сейчас я в основном почти не отхожу от дома. Снимаю то, что вижу вокруг. – Она глядит на сына, который дергает ее за руку.

Сара – полная противоположность Лизетт. Глаза скорее теплые, чем холодные, поза больше располагающая, нежели строгая. Она дружелюбна и открыта, только, может, немного напряжена.

– У вас есть аккаунт в «Инстаграме»? – спрашивает Холли, а потом широко улыбается Джейкобу, который, по всей видимости, ждет не дождется, когда же она обратит внимание на него. – Могу поспорить, что ты по-настоящему высоко прыгаешь.

– Смотри! – И Джейкоб сигает вверх.

– Потрясающе!

Сара предостерегает:

– Осторожно, Джейкоб, – а потом снова обращается к Холли: – Я ничего не знаю про «Инстаграм». Но я есть в «Фейсбуке». – Женщина пожимает плечами. – Только и в нем я плохо разбираюсь. Посты, тэги и какие-то эмоджиконы.

Холли сдерживает улыбку.

– Эмотиконы, да. Сначала все это кажется сложным. – Она уже нашла общий язык с этой приземленной мамочкой, которая ничего не смыслит в социальных сетях. – Если вы фотограф, то «Инста» для вас – лучшая платформа. Я могу помочь зарегистрироваться, если захотите.

Сара касается горла.

– Ой, это очень щедрое предложение. Давай посмотрим, как пойдет. Я не работала как профессионал с тех пор, как забеременела Джейкобом. Это было уже так давно. Просто вот так сразу это слишком сложно, понимаешь?

– Конечно. Я прекрасно понимаю, – соглашается Холли. Она одаривает ослепительной улыбкой стоящего между ними энергичного мальчонку. За время их разговора он ни секунды не постоял спокойно. – Покажешь мне, как ты умеешь играть в баскетбол?

– Папа говорит, я мастер обводки! – Он тут же оббегает крыльцо, хватает мяч, попеременно разными руками чеканит им на месте как настоящий профи и останавливается в ожидании похвалы.

– Отлично! – Холли ударяется с ним кулачками, а потом поворачивается к Саре. – Кстати, мой ник в «Инстаграме» звучит как «Холли Гоу Лайтли». Если вдруг захотите найти.

– Как в «Завтраке у Тиффани»? – уточняет Сара.

– Да. Один из моих любимых фильмов.

– Такой забавный. Мне он тоже нравится, – признается Сара.

Холли вытаскивает телефон и поворачивает экраном к Саре, чтобы ей была видна лента: селфи, которые Холли сделала на пляже, в университетском кампусе, и последний любимый снимок, на котором она держит еще не прочитанную книгу «Becoming. Моя история» Мишель Обамы. Ее картина идеальной жизни. На экране телефона она выглядит прекрасно, но в реальности это полный бардак.

– Ух ты! У тебя наметанный глаз. Зайдем в дом?

Холли не поняла, насколько искренен комплимент хозяйки. Сара заводит Джейкоба в дом, а Холли идет следом за ними. Оказавшись внутри, она убирает телефон в рюкзак. Интерьер оформлен в светло-серых и кремовых тонах с оранжевыми и бирюзовыми акцентами в виде диванных подушек и приставных столиков. Здесь присутствует чувство дома, в отличие от ее собственного жилища, которое Лизетт превратила в нечто похожее на специальный раздел дизайнерского журнала.