В моем салоне все еще чувствовался запах персиков – неизменного парфюма Кирби. И этот запах, словно насмехаясь, заставлял мой мозг воспроизводить картинки прошлого. Мне так и не удалось понять ее тогда, ведь Бабочка была одной из самых загадочных девушек, что я встречал на пути. Она та самая головоломка, которая заставляет напрягаться, спотыкаться, но почему-то по-прежнему провоцирует желание узнать ее. Добраться до того самого, к чему она никого не подпускала.

Кирби была другой, именно поэтому в прошлом я позволил ей подойти так близко.

Девушка, которую я заметил в первый же день ее появления в школе, девушка, из-за которой я стал чаще захаживать к Трейси, и девушка, которая понимала Рэя Уилсона гораздо лучше остальных.

Ее образ постоянно всплывал в моей голове. Длинные светлые волосы, легкими волнами спадающие на ее плечи и грудь. Прямой нос с вздернутым, закругленным кончиком, холодные голубые глаза в обрамлении пушистых ресниц, на которых стало больше туши, чем было раньше. И очерченные пухлые губы, покрытые полупрозрачным розовым блеском.

Я готов поклясться, что он был со вкусом персика, поставил бы свою новую тачку на это. И внезапно возжелал этого до тоскливого скрипа в груди. Я хотел вернуться в прошлое и снова ощутить этот вкус на губах.

Нет.

Не хотел бы.

Подавив огонь, который снова вспыхнул в моей груди, я отодвинул ногой спортивную сумку и попытался вспомнить, что там говорил Даллас.

Мне просто нужно довести до конца то, что я не смог сделать тогда, ведь ей было всего семнадцать, а у меня за спиной висел багаж из проблем, которых накопилось слишком много для девятнадцати лет. И это напряжение в животе при одном лишь взгляде на нее пройдут.

Просто желание. Самое примитивное. В этом не было чего-то особенного.

Я всегда быстро терял интерес даже к самым дорогим игрушкам.

Пора заканчивать с этим дерьмом, ставить галочку в списке и переходить к следующей девушке.

– Она кое-что задолжала мне.

– Не сказала, в какие кусты выбросила твои трусы? – изумился Мэйфилд.

Кретин.

Снова вспышка смеха.

– Ха-ха, я о сексе. Я должен трахнуть ее, чтобы закрыть для себя главу. Секс все решит, расставит по местам.

– Однажды у меня была подобная проблема, и я тоже думал, что секс все решит, – поделился Макс.

– И чем это кончилось?

Пауэлл вскинул руку, показывая обручальное кольцо и улыбаясь уголком губ. Боже, да он выглядел как сбежавший из психиатрической клиники извращенец.

Раньше Макс был машиной для убийств, а теперь строит свою жизнь вокруг девчонки, которая без конца мелькает в программе спортивных новостей. И это вовсе не попытка задеть Митчелл. Она умная, смешная и интересная. Но что может быть ценнее свободы? Отношения, а брак тем более – это кандалы на лодыжках, это постоянные ограничения и необходимость мириться с желаниями другого человека. Это постоянная кража персонального пространства. А я не любил, когда нарушались мои личные границы, именно поэтому никогда не оставался на ночь, даже когда кувыркался с Блу.

– Мне это не грозит. Просто нужно найти к ней подход и покончить со всем этим.

– Можешь спеть для нее, – предложил Даллас.

– Шутишь?

– Серьезно, многие цыпочки тают от этого. Исполни ее любимую песню.

– Я не хочу выглядеть идиотом. Это же полнейшая тупость.

– Это не тупость! – вдруг возразил Макс, и все уставились на него.

Блэквуд пропустил гол от Мэйфилда, но даже не поморщился, ведь смотрел на Пауэлла.

– Ты… делал такое дерьмо? – спросил он.

– Черт, Зверь…

– Пел для Перри?

Макс дернул подбородком, и этого было достаточно, чтобы игровая едва не взорвалась от хохота.

– Придурки, – бросил он и направился в раздевалку за спортивной сумкой, ведь уже собирался уходить.

Парни поспешили за ним. Я взял свои вещи и тоже пошел к выходу, посмеиваясь над другом.

– И что это было, Зверь?

– Ничего, забейте.

– А сопровождение ты нанимал или без музыки?

– Нет, он взял гитару!

– Представляю лицо Митчелл. Интересно, как долго она ходила к психологу после этого?

– Кретины, – буркнул он.

Я попрощался с Максом и Далласом и сел в машину. Улыбка не покидала моего лица, пока «Ровер» Пауэлла не скрылся из виду.

И только я собирался выезжать, зазвонил телефон.

Звонок был по фейстайму, и я просто не мог не принять его. Сердце моментально оттаяло, но вместе с тем в груди возникла тяжесть.

Я увидел большие синие глаза, светлые кудри, разбросанные по плечам и спадающие на лоб, широкую улыбку и не мог не улыбнуться в ответ.

– Привет, Ласточка.

Глава 10

Кирби

В обеденный перерыв я договорилась встретиться в кафе с Перри. Как только я вышла из лифта высотки, где работала, мой телефон зазвонил.

Опять. В десятый раз за это утро.

Мама.

Я сбросила ее звонок и нервными движениями расстегнула верхнюю пуговицу блузки. Звонок повторился. На секунду в моей голове промелькнула мысль заблокировать собственную мать, но, пересилив негодование, разрастающееся в груди, я решила все же ответить. Вдруг у нее произошло что-то серьезное: она порвала с Риком или смертельно больна, я ведь не прощу себе потом, если не отвечу.

И только я собиралась нажать на кнопку, как передо мной возникло нечто настолько ужасное, что я мгновенно оцепенела. Давление усилилось, и весь мир сконцентрировался на ее лице.

Я задержалась на занятиях по плаванию. Рик попросил Трейси забрать меня у спортивного центра, ведь тот находился в сорока минутах езды от дома. Время было позднее, из-за пасмурного неба на улице было темно.

Конечно, забирать меня из центра не входило в планы сводной сестры, ведь та хотела успеть на вечеринку к Берту Гамильтону. Именно поэтому я не удивилась тому, что она перестала со мной разговаривать.

Я смотрела на проносящиеся мимо автомобили и сбегающие по стеклу маленькие капли дождя и конденсата от густого тумана. Впереди ожидала лесистая местность и мост, ведущий в Сиэтл. Дорога была слабо освещена, именно поэтому многие люди предпочитали ездить другим путем.

Перед самым мостом Трейси вдруг остановилась и бросила на меня ненавистный взгляд:

– Выходи.

– Что?

– Я сказала, пошла вон из машины!

Я оторопела на секунды, пытаясь понять, говорит она серьезно или шутит.

Господи боже мой, конечно, серьезно, она хотела оставить меня практически в безлюдном и слабоосвещенном месте, в непроглядный туман и накрапывающий дождь, ночью, когда по обе стороны дороги был только лес.

– Трейси, что не так?

– Скажешь мне, какого черта Уилсон печется о тебе?

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Он сказал не приближаться к тебе, оставить в покое. Если ты, маленькая сучка, вознамерилась залезть в наши с ним отношения, то я уничтожу тебя на хрен! От тебя мокрого места не останется, поняла?

– Я не знаю, почему он сказал это. Клянусь!

Но я знала. И говорила ему, что он повесит на мою спину мишень. Но даже тогда я не восприняла его слова всерьез. А после нашего последнего разговора мне казалось, он забудет о моем существовании.

– Тупая-тупая дрянь! После вашего появления моя жизнь превратилась в ад! Мой отец больше не бывает дома, задавшись целью оттрахать твою мамашу во всех штатах страны. Она забрала его у меня, а теперь и ты вздумала лезть в мою жизнь и настраивать против меня моих друзей. Я не допущу этого. Выходи из машины!

Мне хотелось многое сказать Холстед, но язык прилип к нёбу, ведь страх остаться здесь одной пересиливал возмущение и ярость.

– Трейси…

– Пошла вон! – закричала она.

– Но как я доберусь домой? Здесь практически не ловит связь.

– Это не мои проблемы, проваливай, пока я не сбросила тебя с моста, – огрызнулась она, пронизывая меня разъяренным взглядом.

Я еще несколько секунд смотрела на сводную сестру, а затем решила:

– Пошла к черту! – Я вышла из машины и с силой захлопнула дверцу. Она все равно выставит меня, поэтому я не хотела молчать. – Ты жалкая обиженная девчонка, которая проела мозг каждому вокруг себя. Твой отец отдалился не из-за моей матери, а из-за тебя, потому что находиться с тобой в одном помещении – самая настоящая пытка! – Я тяжело дышала, вглядываясь в побагровевшее лицо Трейси, чувство вины мгновенно сжало мою голову, но я не могла остановиться. – Так может теперь он просто не в силах даже смотреть на тебя? Ведь знает, что ты виновата в смерти матери.

Трейси было восемь, когда это случилось. Избалованная Холстед истерила из-за очередной игрушки, которой не оказалось в детском магазине. Ее маме пришлось отстегнуть ремень и повернуться к дочери. Мистер Холстед отвлекся всего на секунду, скользкая дорога и встречный автомобиль стали черным днем для этой семьи. Я знала это, как и знала, что Трейси винит себя в ее смерти.

Из глаз Холстед покатились слезы, но она поспешно стерла их со щек.

– Лучше не возвращайся. Я превращу твою жизнь в ад, – надломленным голосом сказала она, а затем резко надавила на педаль газа и скрылась в ночи, оставляя меня одну.

Я пожалела о своих словах сразу же. Я ведь не такой человек. Но времени на раздумья у меня не было, нужно было придумать, как вернуться домой.

– Привет, Кирби, – ухмыльнулась Холстед, как и прежде высокомерно оглядывая меня с ног до головы. – Ты почти не изменилась. Мама скучает по тебе.

В моей руке снова зазвонил телефон, вместе с этим на экране высветилось сообщение:

Кирби, Трейси хочет с тобой встретиться.

– Мама? – удивилась я, пряча телефон. – Продолжаешь делать вид, что вы счастливая семейка?

Ее губы дернулись.

– Нам нужно поговорить.

– С чего это?

– У меня… стряслось кое-что.

– И? Это мои проблемы?

Трейси нахмурилась.

– Нет, но…

– Вот и славно. Я опаздываю на встречу с подругой. Понятия не имею, как ты нашла меня, ведь даже мама не знала о моем новом месте работы, но сделай милость, проваливай и не возвращайся.

– Кирби! – Трейси обхватила мою руку. Ее взгляд потяжелел, и на секунды я снова оказалась в прошлом. Снова чувствовала страх перед сводной сестрой. – Ты должна мне!

С того момента, как я получила странное сообщение, прошло чуть больше недели. Я переживала, а теперь наконец поняла, в чем дело – в город приехала психопатка Холстед. Это она пытается запугать меня, как и раньше.

Я резко вырвалась из ее цепкой хватки.

– Ни черта я тебе не должна! Ты заслужила все, что произошло с тобой, даже больше. А теперь проваливай.

Я поспешила в кафе и уже через час сидела на удобном диванчике и прожигала взглядом аппетитный кусочек медового торта.

В голове не укладывалось.

– Так у нее нет причин заявляться к тебе сейчас? – осторожно спросила Митчелл.

Знаю, она решила, что я тронулась, ведь уже пятнадцать минут молча смотрела на пирожное.

– Ни единой. Я покинула Сиэтл и больше не виделась с ней. Понятия не имею, что она делала, но все это очень странно.

– Может, она желает искупить свою вину?

– Трейси? Чтобы искупить вину, нужно прежде всего чувствовать себя виноватой. Холстед не способна на эти чувства.

Она вообще не была способна ни на что, кроме ненависти и злости. Так я думала, пока однажды, проходя мимо ее комнаты, не услышала судорожные всхлипы. А затем последовал голос мамы:

– …жизнь так несправедлива. Но твоей вины в этом нет…

И заглянув в комнату, я обомлела, замечая, как Трейси вдруг бросается на мою маму и крепко обнимает ее.

Так я и узнала, что у стервы школы все же было сердце, а вот мое в тот день получило первый глубокий порез. Ведь с того дня отношение мамы к Трейси изменилось, она стала проявлять к ней больше сочувствия, а сама Холстед полностью поменяла тактику поведения. Ее единственной целью была я.

– Тогда другой вариант. Ты говорила, что она тронутая, может, она появилась в городе неспроста?

– На что ты намекаешь?

– На то, что она может представлять опасность для тебя.