Павел только развернулся, чтобы ехать в свою квартиру, как позвонила мать. Почему-то он был готов к этому звонку. Но сказала она самым обычным тоном:

– Пашенька, ты не заедешь сейчас к нам? Стол обеденный я сама не могу сложить, а у отца руки совсем не работают. Да и спать он уже лег. Выпил. Много ли ему теперь надо.

– Конечно, – сказал Павел и повернул на дорогу к дому родителей.

И что ему сразу стало ясно: мать врет. Этот большой обеденный стол именно она всегда раскладывает и складывает. Отец тут вообще не при делах. А она не просто его упомянула, она назвала две причины его недееспособности: руки не работают – раз, спит, потому что выпил, – два. А две причины очень простого повода – это уже замороченная хитрость. Паша и сам иногда клиенту может накидать несколько причин несделанной работы, чтобы не называть одну, настоящую. С Пифагором у Паши дела, конечно, швах, но в хитрости он не новичок.

Короче, приехал. В квартире привычный, уютный храп отца раздается, а мать ведет сына под локоток на кухню. И там наливает большой бокал красного вина и ставит тарелку с половиной торта, не меньше. И сразу приступает к разговору, причем стоит посреди кухни, как будто доклад собралась прочитать:

– Поговорить я с тобой, Пашенька, хочу. Как-никак ты почти невесту в дом привел. Сразу скажу: девушка очень красивая, такую редко встретишь. И неглупая, и вести себя умеет.

– Так в чем дело, мамаша? – уже с раздражением говорит Павел. – Я никакой, как ты всему свету сообщила, но не слепой и не глухой. Я про Лиду сам все вижу и знаю. А сейчас я бы уже к своему дому подъезжал, купив в магазине хорошее красное вино и «Пражский» торт. Ты уж извини, я не такой воспитанный, как Лида, но «Пражский» намного вкуснее твоей самодеятельной выпечки.

– Не злись, сыночек. Может, я неправильно разговор начала. Но он на самом деле очень серьезный. Скажи мне, что ты знаешь о Лиде? Но еще раз прошу: не надо злиться. Речь о твоей жизни, которая для меня важнее собственной.

– Все знаю. После школы устроилась работать кассиршей в нашем магазине. А была отличницей, но сразу пошла зарабатывать, потому что семье денег не хватает. Как очень многим. Ну и пашет, своим постоянно везет продукты и лекарства.

– Каким своим, ты не в курсе?

– Да меня это не колышет, мама. Какой бы ни была ее родня, я ее увезу оттуда – и все. Начнется только наша жизнь. И опять извиняюсь, но ты в нее тоже лезть не будешь. Гости. Тортики. Здрасте, как дела… И это весь контакт.

– Вот это у тебя может совсем не получиться, деточка. Я имею в виду только вашу, на двоих, распрекрасную жизнь. Мать Лиды – инвалид пока второй группы, но на грани полной беспомощности. Разрушаются суставы и позвоночник. Я с очень знающим человеком говорила. А у младшей сестры Дины – ДЦП. Если ты не в курсе, что это такое, то это страшная, неизлечимая болезнь. У нее такая стадия, что только инвалидное кресло, ни поесть самой, ни, извиняюсь, подтереться. Полный уход. Дорогие лекарства. И при этом такие люди все понимают: психика едет от страданий и паники. Да, есть еще отец, он алкоголик и почти всегда безработный.

Павел очень долго не отвечал: информация убийственная, конечно. Но молчал он не поэтому: искал железобетонный довод в пользу того, что им с Лидой просто необходимо жить вместе.

– Жуть, конечно, – наконец произнес он. – Но кто сейчас не больной. С кем ни поговоришь, не поймешь, как он жив до сих пор. Мама, мы будем, как сможем, помогать ее больным родственникам, но главными есть и всегда будут наши отношения, собственные проблемы и радости.

Он выпалил это и на секунду был счастлив от того, что так здорово сказал и все разрулил.

– Дурачок, – спокойно произнесла мать. – Ты не понял, что твоя Лида безумно добрая? Ключевое слово – безумно. Она никогда не бросит больных, беспомощных родственников ради тебя, здорового, как бы ни любила. Она будет торчать у них, горшки выносить. И это не самое главное. Еще она обожает детей и говорит, что их должно быть столько, сколько получится.

– Ну и что? – немного упавшим голосом спросил Паша. – Лида – красивая, здоровая, сильная, веселая. Такие дети любому мужику будут в радость.

– Плохо, Пашенька, что ты толком не учился в школе, умных книг не читал. Потому и не узнал, какой рок, бывает, скрывается за словом «генетика». Это наследственность. У Лиды мать очень больна, отец вообще никудышный, просто его болезни никто не искал. Все, что он может сделать хорошего для близких, – это быстрее помереть. А у матери документально подтвержденное тяжелое врожденное заболевание… Сестра Лиды унаследовала гены матери, но уже в совсем ужасной форме. Ты говоришь, Лида красивая и здоровая. Да, так бывает. Любой генетик подтвердит. Это типа брака у генетически больных людей. Вдруг рождается практически совершенный ребенок. А вот у того, что красивая здоровая Лида рожать начнет таких, как ее сестра и мать, вероятность очень высокая. А какой она человек, ты сам знаешь: аборт на ранней стадии не сделает и уж совершенно точно – не откажется от ребенка, если калеку родит. И любить свое больное дитя будет больше тебя, а если ты слово против скажешь – станешь для нее врагом, убийцей. Знаю я таких добрых и красивых. Паша, я давно веду это расследование. С тех пор, как узнала, что ты с Лидой всерьез встречаешься. Просто такие вещи надо знать. По ночам книги нужные читаю и спать совсем не могу. Как представлю, что ты живешь в доме маленьких инвалидиков, копейку на себя боишься потратить, недоедаешь, недосыпаешь… Сердце мое рвется. Ничего сейчас не говори. Просто наведайся как-нибудь днем без Лиды в их квартиру. Лучше один раз увидеть, как говорится.

Паша ехал домой и чувствовал себя так, будто ему в мозг вылили канистру бензина и кинули зажженную спичку. Купил по дороге водки, «Пражский» торт уже ни фига не хотелось. Дома выпил все залпом, не помогло ни на копейку. Спать не мог. Первый раз в жизни заболело его здоровое сердце, да так сильно, как будто в него нож для разделки мяса воткнули по самую рукоятку. Еще и повернули там. Проблема была в том, что мать в главном права. Вообще-то у него нет ни одного повода упрекнуть ее в нечестности в главном. Так… Соврет иногда по мелочи, чтобы себе задачу облегчить. А в серьезном – наоборот: она ему всегда открывала тяжелую, неприятную правду. Чтобы он был готов к трудностям.

Но для него речь вовсе не о том, что у Лиды могут родиться больные дети и они вдруг станут ему неприятны, да еще он копейку на себя не потратит и голодать начнет… Это уже перебор и бред материнской любви, неправильно понятой. Не хотелось настолько оскорблять мать, но в случае чего Паша так ей и скажет. Это она местами безумна, а не Лида. А если на самом деле представить, что у них с Лидой родятся нездоровые детки, сейчас вроде все могут лечить, во-первых. И Паша хитрый, это во-вторых. Он знает много приемов, как стать богаче. И на свете огромное количество людей, которые намного более дураки, чем он. Тут нет проблемы. А первое и самое главное: он своего ребенка – любого, самого больного – полюбит всем сердцем и никогда не бросит. И это матери придется принять, если она сама не хочет потерять сына навсегда.

Но проблема есть, она совсем в другом. Если на самом деле на раннем сроке определят неизлечимое заболевание ребенка, такое, что он какое-то время будет не жить, а только мучиться, Лида никогда не убьет его в своей утробе. Она будет стараться отдавать ему свою жизнь. А если Паша не сможет отдавать свою, полностью, как она, – Лида может его возненавидеть. Или ребенок родится и будет только долго умирать, разрывая им сердца, требуя ежесекундного ухода, а она ни за что не согласится отдать его в хороший хоспис, к профессионалам, которые могут снимать мучения. Она просто Пашу выгонит, если он про такое заикнется. А единственная логика в том, что всю свою жизнь и силы можно и часто нужно отдавать за надежду на спасение родного ребенка. Если надежды точно нет – это какое-то коллективное самоубийство. И где взять силы на такое «счастье»? И если бы такой проблемы длиной, возможно, во всю жизнь, не существовало, искренняя Лида давно бы ему рассказала о болезнях своих близких. Но она ему не верит до конца, она готова к подлости и предательству. А если так, то человек увидит подлость с предательством там, где их сроду нет. Паша любит Лиду, но не готов постоянно доказывать, что он не враг. Он этого не вынесет, и ему не хватит ума, чтобы все окончательно объяснить.

Права мать и в том, что надо посмотреть на родственников Лиды, может, все не так безнадежно, тягостно, уродливо. Понятно, что непростая жизнь, но как у многих. И замужество Лиды в чем-то поможет этим бедолагам. Разве для Паши не главное – радовать, успокаивать любимую… Заставить ее верить ему. Что-то для этой родни сделать – это выход уже сам по себе. Надо ехать туда.

На следующий день Павел заглянул в окно магазина, где работала Лида, увидел ее за кассой и поехал по адресу ее семьи.

В коридоре этажа, где жила Лида, было еще четыре квартиры. Паша позвонил во все, кроме нужной. Открыли ему двери в двух. Он помахал своими корочками и громко сказал, что пришел от «Водоканала» только взглянуть, в каком состоянии водяные счетчики. Может, нужно поменять. Заглянул в два туалета, постоял там по секунде, вышел, никуда не глядя, и сообщил собственникам, что у них все замечательно. Затем позвонил в квартиру Лиды. Не открывали ему долго, затем на пороге появилась очень худая женщина, которая двигалась с трудом, явно преодолевая боль, и сказала:

– Да, я слышала, вы счетчики смотрите. Я просто долго иду открывать. Проходите, смотрите.

Паша заглянул в туалет, вышел в прихожую. Сообщил, что все в порядке. Тут на пороге комнаты нарисовался папаша, дохнул крепким перегаром, как Змей Горыныч. А потом в прихожую выехала на инвалидном кресле девушка лет четырнадцати-пятнадцати. В руках она держала мобильный телефон, хороший, «Самсунг» последней версии, не то что у Лиды. У нее было бледное, худое, измученное, несчастное лицо. Но поразило Пашу даже не это. Взгляд! Подозрительный, ждущий только беды, преступления и обмана.

– Покажите мне свое удостоверение, – сказала она.

Паша старательно стал рыться в карманах, потом очень натурально огорчился и сказал:

– Ох, кажется, оставил у ваших соседей. Пойду поищу. Но к вам вернуться уже некогда, у меня план, тем более у вас все нормально.

Он уже открывал входную дверь, а девочка щелкнула камерой телефона. Ежу понятно, что он попал в большую неприятность. И все же была надежда, что все обойдется. Больная девочка, лишенная развлечений, все фотографирует. Из этого не обязательно последует что-то плохое именно для Паши. Он верил в удачу хитрецов. Это ведь его главный шанс.

А через три минуты позвонила Лида. Сказала вроде совершенно спокойным тоном:

– Паша, привет. Ты не мог бы подъехать сейчас к моему магазину: буквально на несколько минут. Это очень важно.

Павел подъехал, а Лида уже стояла у стены. Лицо у нее было белее этой стены.

– Я не для разговора попросила тебя приехать. Его как раз не будет. У меня заявление. Короткое и окончательное. Только сначала взгляни.

И она показала ему на своем телефоне его собственную фотку в прихожей ее квартиры.

– А почему сестра тебе это прислала? – тупо спросил Паша.