Ада не вертела головой, а смотрела прямо перед собой – собранная, спокойная. Индира с завистью покосилась на ее мощные мускулы. Она сама любила учиться, особенно математике, а вот спорт ей никак не давался – сколько Индира ни мучила себя отжиманиями и подтягиваниями, мышцы упорно не желали расти. Потому и пришла сюда скорее поддержать Аду, чем всерьез на что-то рассчитывая. На Лотереях проводится экзамен по одному из школьных предметов, но потом-то придется сдавать спортивные нормативы. Матери будущего человечества должны быть сильными – такими, как Ада.

Наконец вместо надоевшей речевки про открытый Марс из динамиков разнеслась бодрая музыкальная отбивка, а затем зазвучал новый голос – мужской, энергичный и полный оптимизма:

– С тех пор как первый гоминид поднял глаза к небу, Марс стал заветной мечтой человечества. Сегодня мы воплощаем то, к чему стремились многие поколения наших предков! Сотни тысяч землян обрели дом на Красной планете, под куполами корпорации «Дети человечества»! Подлинный фронтир, невероятные приключения тела и духа, простор для исследований и революционных научных открытий! Все это корпорация «Дети человечества» дарит вам! Каждая из вас может стать матерью марсиан – тех, кому принадлежит будущее!

Как будто этих девушек нужно мотивировать, поморщилась Индира. Да им, как и ей, плевать и на корпорацию, и на Марс ее расчудесный. Имеет значение только шанс убраться со ставшей помойкой Земли и родить детей, для которых найдется место под Солнцем – хотя бы и на другой планете.

– Сегодня мы проводим сорок вторую Лотерею! – торжественно объявил голос. – Зарегистрированы двенадцать тысяч сто двадцать одна участница из десяти кварталов. Между ними будут разыграны триста мест в Селекторе!

На числах голос становился отрывистым, из интонаций пропадали бодрость и гладкость. Разумеется, никакой человек этих слов никогда не произносил. Запись сделана автоматом, ее даже не потрудились отредактировать. Ни один корп-офицер на Лотерею не явился – много чести для балласта.

В Селектор попадет одна из сорока собравшихся здесь девушек. Лотерея только называется лотереей – наверно, чтобы балласт не воображал, будто способен чего-то добиться своими усилиями. В действительности это, конечно же, состязание, в котором учитываются не только результаты теста, но и собранные с браслетов биометрические данные. У Индиры никаких шансов.

– И я счастлив вам объявить, что сегодня вы будете соревноваться в математике – царице наук!

Над стадионом пронесся вздох – сложно! Индира, напротив, приободрилась. В математике ее шансы оказаться лучшей были выше, чем в чем-то другом. Это был ее любимый предмет – стройность формул и доказательств она предпочитала запутанности и противоречивости окружавшего ее мира.

– Через пять минут задания будут загружены на ваши браслеты. У вас полтора часа. Решите столько задач, сколько успеете. И не пытайтесь списать у соседки, задания одинаковы по сложности, но варианты у всех разные.

Индира любила школу, проводила там целые дни – обычно в обществе других девочек, считавших себя достаточно здоровыми для материнской программы. Их школа представляла собой ангар с учебными компьютерами. Экраны защищал сверхпрочный пластик, иначе разочаровавшиеся в образовании подростки давно разбили бы их. Квартальный полицейский хоть и получал за службу только соцбаллы, да и тех все меньше с каждым годом, за школой присматривал и любителей варить синт оттуда гонял. Ходили даже слухи, что школьная камера, в отличие от остальных в районе, действительно что-то записывает. Потому в школу можно было приходить без особого риска быть изнасилованной или убитой.

Однако школа мало кому была нужна. Среднее образование доступно каждому – но что толку, если оно не поможет найти работу? Мальчикам учиться ни к чему, на Марс отбирали только будущих матерей, а на Земле нет разницы, с образованием прозябать в контейнере или без него. Да и учили школьные программы из рук вон плохо: часто подвисали, на вопросы отвечали невпопад, задания проверяли так, что только запутывали учеников. Индире разбирать материал помогала мама: дед ведь работал, потому она в свое время училась в школе с живыми учителями.

Браслет пискнул. Индира развернула голоэкран. Десять заданий, от простого к сложному. Трудно будет только с последним, где интегралы. Девятое… это она решит, если время останется. Остальные – сущая ерунда…

Индира глянула на Аду. Та сидела неестественно прямо и даже не открыла задание, так и смотрела перед собой.

– Чего такое? – Индира дернула подругу за рукав. – Давай решай задачи, время-то идет!

– Да не секу я совсем в этой корповой математике! – громко прошептала Ада. – Биологию должны были дать! Почему он меня не предупредил?

Кто – «он»? Почему Аду должны были предупредить, никого же не предупреждали… а, ладно, не до того теперь.

– Возьми себя в руки, ради Че! Не брошу я тебя, за каким корпом мне без тебя этот Марс? Посмотри первые задания. Это арифметика, ничего сложного, надо только сосредоточиться. Решай первые три, свои и мои. Я начну с пятого. Успею оба варианта. Ты знаешь, в математике я круче всех. Соберись и помогай!

За полтора часа Ада решила первые четыре задания в обоих вариантах; Индира – с пятого по девятое, тоже за двоих.

– Время истекло! – жизнерадостно объявил динамик. – Проверка займет ровно шестьдесят секунд! Через минуту вы узнаете, кто отправится на небеса, а кому суждено остаться на Земле!

Индира зажмурилась. Вдруг многие тут решили все десять заданий? Как знать, может, эти девицы, что носят хлопок, умеют и интегралы брать? Это несправедливо, у всех же были разные возможности, кому-то могли и репетиторов нанимать… Обычно нерелигиозная, Индира сцепила руки в замок и горячо зашептала молитву: «Святые Маркс, Иисус и Че, защитите меня от корпов, сберегите от вирусов и пошлите работу».

– Десять секунд до оглашения результатов! – заходился в восторге голос робота из динамика. – Смотрите на экраны ваших социальных браслетов!

Все и без его указаний уже пялились в свои экраны, боясь дышать. На них мигал древний символ ожидания – резко сужающийся в середине сосуд. Дед объяснял, что это песочные часы – когда-то давно, до изобретения компьютеров, такими измеряли время.

Стадион хором выдохнул смесью разочарования проигравших и восторга победительниц – одна из сорока сейчас стала избранной. Индира распахнула глаза и не сразу поверила тому, что увидела: на экране ее браслета горела зеленая галочка. Она выиграла в Лотерее! И Ада тоже: на ее запястье светился зеленый огонек!

Подруги завизжали и обнялись.

Об этом моменте Индира, как и всякая девушка из контейнера, мечтала много лет, с самого детства, едва только начала понимать, что такое жизнь и как она устроена. И все же теперь радость быстро сменилась паникой. Это же значит, что отъезд в Селектор уже послезавтра! То есть… если Индира пройдет отбор, значит, завтра она обнимет маму в последний раз. Конечно же она хочет победить, она хочет на Марс, у нее должны быть дети и профессия, она заслуживает этого! И она всегда знала, что не сможет взять с собой маму. Но одно дело – знать, другое – понять, что завтра придется проститься с самым родным человеком. Возможно, навсегда проститься.

– Послушай, а что ты такое говорила там, перед экзаменом? – спросила Индира, когда они уже шли к выходу. – Что еще за «он», который должен был тебя предупредить?

– Не знаю, не помню… – Ада пожала плечами. – Я так растерялась, сама не понимала, чего несу… Спасибо, если бы не ты… Смотри, а эта террористка до сих пор тут торчит!

Старуха со своим плакатом так и стояла у входа на стадион; ее усталое лицо ничего не выражало, словно бы на нем был респиратор – хотя его по-прежнему не было. Ада резко остановилась, сошла с дорожки и в три широких шага подскочила к ней.

– Что значит – «не оставляйте нас»? – заорала Ада старухе в обнаженное лицо. – Ты, древний биомусор, издеваешься, что ли? Вас – это землян, в смысле – Землю? «Не оставля-айте!» Скажи, да какого корпа мы вам нужны? Может быть, у вас, кто бы вы ни были, найдется для меня работа? Может, учиться меня отправите? Может, ребенка мне позволите родить и вырастить, своего, не суррогатного? Может, «Последний берег» активируется, отменит корпорации и вернет Землю людям? Или Маркс, Иисус и Че спустятся с небес и подарят нам коммунизм?

От крика маска Ады сползла на шею, но она этого не заметила. Индира схватила подругу за руку и попытались втащить назад, на дорожку, но Ада, не оборачиваясь, оттолкнула ее. Выхватила у женщины плакат, швырнула его на землю и принялась топтать.

– Никому мы тут не нужны! – продолжала она кричать не изменившейся в лице старухе. – Нас на этой сраной планете миллиарды, и все как один никому не нужны! Все, на что мы годимся – жрать дерьмовый базовый паек и передохнуть поскорее от вирусов! Это Марс теперь для людей, а Земля не для людей больше! А ты стоишь со своим плакатом и надеешься, что от этого что-то изменится, да? Ну что, ну кого мне здесь не оставлять?

И чего Ада так бесится? Она же выиграла в Лотерее, надо радоваться…

– Да прекрати ты! – Индира повисла у подруги на плечах. – Ты чего, хочешь в корп-полицию загреметь вместо Селектора?

Ада успокоилась так же быстро, как завелась. Индира надела на нее респиратор, взяла за руку и спешно потащила прочь.

Минуту спустя Индира обернулась. Старуха поднимала с земли свой плакат.

Глава 2

Виктор

– Виктор, голубчик, проходите! – приветливо загудел профессор. – Спасибо, что согласились лично посетить старика! Во плоти, так сказать, не через Сеть… Прошу вас, присаживайтесь.

Виктор подавил улыбку и уселся в предложенное кресло – мягкое, обитое натуральной тканью. Научный руководитель так и не надел респиратор, и Виктор, чуть поколебавшись, тоже снял свой. Это, конечно, нарушало карантинные правила, но в академической среде такие вольности были в порядке вещей. Все-таки лицом к лицу беседовать с профессором, деканом факультета марсологии – большая привилегия. Марсология отпочковалась от старой земной геологии тридцать лет назад, и профессор стоял у истоков нового направления.

– Угощайтесь, вода чистейшая, артезианская, – профессор налил гостю воды со льдом.

Графин был пластиковый, а вот стакан – из настоящего стекла.

– Благодарю вас, профессор, – улыбнулся Виктор. – Как ваше здоровье?

– Грех жаловаться, имплант прижился и справляется лучше, чем моя печень даже в далекой молодости, – профессор коснулся сенсора, чтобы чуть придвинуть к столу свое инвалидное кресло. – Неплохо я сохранился для шестидесяти пяти. Хотя, конечно, прадед мой в эти годы еще вовсю на охоту ездил… А вы, дорогой, и не знаете, верно, что такое охота. Гляньте на досуге в Сети, расширьте свое представление о нашем, хм, порочном земном прошлом. Но я вас позвал не о своих стариковских делах болтать, а, разумеется, о вас, о вашем будущем. Вот, хотел первым сообщить новости. Научный совет рассмотрел вчера вашу заявку о направлении на Марс…

– И что же решил совет? – спросил Виктор насколько мог небрежно.

Профессор вздохнул:

– Прения были весьма бурные, сами понимаете. Нет, научная ценность вашей работы сомнений не вызывает, рецензии блестящие… Но направить на Марс именно вас… когда…

– Понимаю, – Виктор сощурился. – Когда у каждого в совете есть собственные ученики.

– Дело не в этом! – всплеснул руками профессор. – Вы безусловно нужны на Марсе, с этим никто не спорит. Но ведь вы, с вашими… связями в «Детях человечества», могли бы давно уже быть там, если бы захотели.

– Мог бы, – ответил Виктор. – Как сын своих родителей – мог бы. Но тогда я стал бы обычным офицером корпорации. Солдатом, исполняющим приказы, винтиком огромной машины. Меня годами мариновали бы на административной работе, и я не имел бы права возразить. Я не этого хочу от жизни. Мне нужна собственная лаборатория, авторитет в научном сообществе, имя в науке и истории. И все это я могу получить, только если отправлюсь на Марс от университета, а не от корпорации. Никто не может отрицать, что я имею на это право. Много ли соискателей защитили докторскую степень в двадцать семь лет? Я добьюсь того, чего заслуживаю, и не через связи покойных родителей, а собственным трудом.