По шеренге прокатилось удивление. Точнее, осознание того, как много еще нужно сделать для того, чтобы тебя хотя бы допустили до соревнований, не говоря уже о том, чтобы занять на них какое-то достойное место.

– Так что тебе, Бабушкин, – продолжал Григорий Семенович, – придется как-то поднапрячься. Я уж не знаю, каким образом ты это собираешься делать, но для того, чтобы быть допущенным к соревнованиям, тебе нужно будет выиграть минимум девять спаррингов из десяти. Хотя, честно говоря, с твоей-то функционалкой… не уверен.

Бабушкин что-то неразборчиво пробурчал себе под нос. Обернувшись в его сторону, я отметил крайне недовольное выражение его лица. Если не знать всей ситуации, можно было подумать, что он стал жертвой какой-то вопиющей несправедливости. Хотя чем тут можно было быть недовольным – ведь в том, что с ним произошло, виноват был только он сам и больше никто.

Следующим объявляли мои результаты. «Это что же, меня теперь так и будут везде в паре с Бабушкиным объявлять? Хороша компания, ничего не скажешь!» – подумал я.

– Пятерка за функционалку, но по два балла за дисциплину и отношение к тренировкам, – огорошил меня Григорий Семенович и, вероятно, увидев мой изумленный взгляд, назидательно добавил: – Меньше по ночам гулять надо!

«Значит, что у нас теперь получается?» – лихорадочно соображал я. «Пять плюс две двойки – итого девять баллов. В принципе, это не так страшно, как у того же Бабушкина, да и вообще неплохо для первого раза. Можно сказать, крепкий середнячок. Но все равно выходит, что для того, чтобы попасть на соревнования, мне придется выиграть как минимум шесть раундов из десяти. Та еще задачка!».

У остальных ребят «задачки» оказались попроще. Кому-то нужно было выиграть всего пару-тройку раундов, а кому-то и вовсе простоять отведенное время. И что, все это – только потому, что они не гуляли по ночам? Мда…

Вообще, конечно, я понимал Григория Семеновича. Он таким образом хотел продемонстрировать непредвзятость и объективность. Дескать, нет у меня ни любимчиков, ни врагов, и даже если я к кому-то отношусь хорошо, это еще не значит, что я не буду наказывать его за провинности. Но, с другой стороны, несмотря на все мои ночные похождения, на результатах в зале это почти не сказывалось.

Хотя… я поймал себя на том, что мысленно пересказываю свои тренерские представления о работе. А ведь у каждого тренера подход свой, индивидуальный, и он вовсе не обязан с кем-то совпадать. Тем более что теперь я нахожусь в Советском Союзе конца семидесятых, а в это время и в этой стране многие представления заметно отличались от России двадцать первого века. Так что не будем возмущаться. Пока я только на пути к своей цели, имеет смысл принимать все как есть и играть по установленным правилам. Вот если у меня все получится и я стану чемпионом, можно будет попытаться своим авторитетом изменить что-то в лучшую сторону. Опять таки, положа руку на сердце, есть одна хорошая немецкая поговорка – порядок бьет класс.

– Ну что, соколики, готовы? – раздался бодрый голос Григория Семеновича, который к этому моменту закончил оглашение отметок и намеревался приступить непосредственно к испытаниям. – Кто самый смелый? Кто начнет первым?

– Я! – послышался голос Льва. Судя по его виду, он довольно сильно волновался (еще бы!), но все-таки решил выступить первым. Может, это была тактика, которую многие используют при сдаче экзаменов – «отмучиться» сразу и не трястись в коридоре полдня.

– Ну, с таким именем было бы странно не рваться в лидеры, – улыбнулся Григорий Семенович. – Давай, надевай амуницию и выходи.

Лева надел шлем и перчатки и вышел в центр зала, сопровождая свой выход разминочными движениями шеи.

– Как работаем, тренер? – спросил он серьезным голосом.

– На полную катушку! – был моментальный ответ. – Да, и еще! – Григорий Семенович обернулся ко всем нам. – Забыл вам сказать. Кто проигрывает раунд, у того отнимается один балл. Это чтобы вы не слишком расслаблялись.

Вот это ни хрена себе поворот! Теперь-то уж точно не расслабишься. Таким макаром мимо соревнований может с треском пролететь даже тот, кто изначально имеет высший балл. Впрочем, я-то, конечно, расслабляться и не собирался. Но все-таки новое правило добавило напряжения и даже некоторого страха.

Для большей беспристрастности подсчета очков тренеры расположились по обе стороны ринга, вооружившись блокнотами и карандашами. Григорий Семенович заскользил взглядом по нам, выбирая соперника для Левы.

– Давай-ка ты выходи, – кивнул он на одного из динамовцев. – Помоги товарищу, а заодно и себе.

Надо отдать Леве должное – боец он был достаточно крепкий. Характер у него был, что называется, сложный. Да и вообще он был парнем со странностями. Но вот чего у него было не отнять – так это понимания поставленной задачи и способов ее достижения. Уж если он решал чего-то добиться, то сразу прикидывал возможный план действий и строго его придерживался, если только в его планы не вмешивались внешние обстоятельства. Не знаю уж, врожденное у него это было или он сам себя так воспитал, но такая стратегия нередко приносила ему удачу.

Вот и в этот раз своего первого соперника Лева одолел легко. Немного наблюдательности и понимания слабых мест партнера – и в его активе образовался первый балл за сегодняшний день. Его склонность к рациональному подходу тоже помогла ему в этом – Лева понимал, что впереди еще как минимум девять схваток, и неизвестно, как все сложится дальше. Поэтому он экономно расходовал свои силы, работал эффективно, но скупо, приберегая свои ресурсы на потом. Все-таки работа головой в боксе не менее важна, чем умение действовать кулаками.

Следующим противником Левы оказался я. Я решил присоединиться к его тактике – тем более что у меня-то ситуация с баллами была заметно серьезнее, чем у него, а значит, и контролировать расход сил мне нужно было намного тщательнее. Лева, кажется, это заметил и согласился с таким подходом. Мы поперебрасывались джебами, нанесли друг другу по парочке плотных ударов и на этом закончили. Нет, конечно, мы не халтурили, и даже самый придирчивый тренер не мог бы сказать, что мы делаем свою работу «на отвали». Но все же нам обоим еще предстояло провести множество раундов, и мы решили сделать основной упор на взаимное уважение и владение техникой, а не на стремление любой ценой «добить» соперника. Раунд остался за мной.

С остальными соперниками Левы повторилась та же картина. Но вот к нему в пару поставили Бабушкина. С первых секунд стало понятно, что с ним этот номер не пройдет. Денису позарез нужны были очки, и для того, чтобы их получить, он как раз был готов на все. Наши «лагерные» ребята отнеслись к нему скептически и даже как-то снисходительно. Их можно было понять: Бабушкин был откровенно растренирован, и, если по-хорошему, то его мог бы свалить с ног любой более-менее подготовленный спортсмен, даже не особо напрягаясь. Тем более что Лева как раз к этому моменту продышался и приближался к пику своей формы – кажется, он тоже это понимал и потому не отнесся к новому сопернику слишком серьезно.

А вот меня что-то настораживало. Бабушкин вышел в центр зала с каким-то хитрым выражением лица, намекавшим на то, что у него в голове созрел какой-то план. Я насторожился. От этого субъекта можно было ожидать чего угодно. Он вполне мог пойти на какую-то подлость и вообще зашагать по головам, лишь бы только заполучить так необходимые ему баллы. Ему, по большому счету, было наплевать даже на правила боя, и я знал, что были случаи, когда он придерживался их чисто формально, чтобы не вылететь из процесса раньше времени по свистку тренера.

– Лева, давааааай! Сделай его! – раздались крики «группы поддержки».

– Бокс! – скомандовал Григорий Семенович, и Лева пошел приветствовать соперника. Это как раз была чистая формальность, необходимая по правилам, и никто не обращал на нее никакого внимания: слегка коснулись друг друга перчатками – и начали работать. Однако на этот раз вместо ответного легкого касания Лева получил неожиданный и весьма жесткий удар по печени.

– Ааууууффф! – выдохнул Лева и опустился на одно колено, схватившись за печень и вытаращив от боли глаза.

– Лева, продолжать будешь? – спросил тренер.

Вместо ответа Лева согнулся еще сильнее и от него донеслось еле слышное подвывание. Да, видимо, нехило его ударил этот деятель… Какое теперь ему продолжение – ему сейчас к врачу бы надо.

– Григорий Семенович, это нечестно! – возмущенно крикнул Шпала.

– Слабаки так каждый раз вопят, когда выиграть не получается, – цинично ухмыльнулся Бабушкин.

– Бабушкин, помолчи! Тебя здесь на роль комментатора никто не назначал. «Силач», – отрезал Григорий Семенович и повернулся к Шпале. – Что же здесь нечестного? Некрасиво – да, не по-джентельменски – согласен. Но все было в рамках правил. Команда «бокс» прозвучала, команды «стоп» не было. Так что извините, ребята, но Бабушкину начисляется один балл, а у Левы вычитается шесть.

– Почему шесть? – не понял Шпала. Видимо, он был самым активным членом «команды Левы».

– Потому что Бабушкин был его четвертым спарринг-партнером, – объяснил тренер. – И впереди у него должны были быть еще шесть раундов, которые он, очевидно, сейчас провести не в состоянии.

Я посмотрел на Бабушкина. Несмотря на то, что тренер довольно жестко прервал его речи «победителя», его настроение переменилось. Теперь, когда его выходка удалась, он, кажется, поверил, что отвоевал себе реальный шанс попасть на соревнования – а то, может быть, и победить в них. Окрылился, так сказать. Ну да ничего. По своему опыту я знал, что таких придурков жизнь обламывает пусть и не сразу, зато очень мощно и убедительно.

Лева кое-как поднялся с пола и заковылял в сторону скамейки. Григорий Семенович погрузился взглядом в свой блокнот, что-то там почитал, прикинул в уме, покачал головой и сказал ему:

– Лева, сейчас у тебя есть восемнадцать очков. Раз такое дело, можешь три раза пропустить раунды, а потом постарайся собраться в кучу и продолжить работать. Иначе соревнования точно пройдут мимо тебя.

Лева схватился за голову. Было видно, как он переживает. Ну еще бы: до последнего момента все вроде бы шло нормально, и вдруг такая подлость. Конечно, он мог получить чуть больше или чуть меньше баллов – всякое случается – но чтобы вот так, исподтишка… Он почему-то с отчаянием посмотрел на меня. Да, видеть Леву, обычно уверенного в себе и чуть наглого, в таком положении было странно и печально. Но что я мог ему сказать или сделать? Тренер уже заявил, что все было по правилам, так что выступать сейчас было бессмысленно.

Хотя я был с ним и не вполне согласен. Вспоминая свою тренерскую работу в прошлой жизни – я всегда выступал за то, чтобы, помимо чисто спортивных правил, действовали еще и общечеловеческие. Конечно, спорт и уж тем более бокс – не институт благородных девиц, и если вместо постановки удара мы будем работать над состраданием, то весь спорт полетит к чертовой матери. Но все-таки я всегда считал, что тренер должен воспитывать в своих учениках как минимум уважение к сопернику. Если тебе есть что показать и чем удивить – делай это в честном и равном бою. Это вообще основной спортивный принцип. А если ты можешь выиграть только когда наносишь удары исподтишка, в тот момент, когда этого никто не ожидает – тогда это что угодно, только не спорт.

Но в одном тренеры оказались правы. С таким дерьмом, как Бабушкин, лучше столкнуться в тренировочном зале, чем в реальном бою. В этом смысле сегодняшние спарринги стали для меня хорошим уроком. Теперь все иллюзии (если они у кого-то еще оставались) разбились вдребезги. Все хорошо понимали, кто чего стоит и от кого следует ожидать честной работы, а от кого… как от Бабушкина.

– Кто хочет быть следующим? – спросил Григорий Семенович.

Я, не раздумывая, поднял руку и вышел в центр зала.

– Давай, Миша, давай, – одобрительно произнес тренер. – Тебе сейчас надо набирать баллы. Сосредоточься!