«Нет, точно: здесь я – не я», – одернул он себя, потому что, будучи в своем уме, он бы ни за что не выпалил такую бессмысленную ерунду. Да даже в чужом уме это звучало ужасно глупо. Говорил кто-то другой, кто-то, кем он был до этого. Или не был никогда. Тот, кто подал голос на Совете, светил лиловой мантией жреца, прятал ладони в широких рукавах и, очевидно, искреннее веровал, что имеет некую связь со всеми этими бесполезными летающими созданиями, которые до смерти напугали на пустоши «настоящего» Рехи. Значит, здесь их называли Семарглами.

– Молитва нам сейчас очень пригодится, – скорбно кивнул король, как будто враги уже обложили со всех сторон его крепость. Да он еще не познал ни лишений, ни голода: на столике с витыми ножками стояла ажурная ваза с сочными нетронутыми фруктами. Невидаль какая… Рано еще молиться, когда хватает еды, как считал Рехи, и со злобной завистью рассуждал: «Этот слабак проиграет, по лицу вижу. Он не выживет с таким настроем, слишком надеется на высшие силы, слишком мало верит в себя. Жалкий паникер».

– Да помогут нам Митрий и Двенадцатый! – кивнул в ответ другой жрец в бордовом балахоне. Лицо его скрывал капюшон, плащ скрепляла у горла застежка в виде головы гепарда.

– Пусть будет милостив тот, кто вечно плачет за мир, – вторил ему другой жрец. Они превратили военный совет в обмен любезностями. Но шикнуть на них никто не посмел.

«Что? Митрий? Да ты в одной шайке с Двенадцатым Проклятым! Крылатая ты тварь, тебе еще молились, а ты допустил все это», – возмутился Рехи. Хотя он уже сомневался, виноват ли во всем этом один семаргл.

Картинка сменилась, Рехи надеялся проснуться, вынырнуть из бесконечной череды кружения по чужим сознаниям и воплощениям. От сна он лишь больше уставал. На мгновение его пробудила острая боль в ране, но не вернула к реальности, лишь отозвалась тошнотой и слабостью, огрела со всего размаху волной озноба, а потом снова сшибла в забытье, снова в этот вязкий, тягучий кошмар благообразия прошлого мира.

На этот раз Рехи оказался на обширной каменной террасе, увитой побегами винограда. С нее открывался чудесный вид на огромный город: разноцветными точками маячили всевозможные каменные строения с черепичными и соломенными крышами, где-то вились артерии и вены улиц, по ним текла суетливая толпа, доносилось ржание лошадей, разнообразные окрики. На многочисленных башнях развевались лиловые флаги с гербом в виде руки, сжимавшей фигурно вырисованное пламя. «Свет Двенадцатого да пребудет с нами!» – гласил девиз, начертанный вокруг рисунка. Хотя расстояние вряд ли позволило бы четко рассмотреть, скорее «другой» Рехи знал эту фразу наизусть.

«Это что, я иду набить морду божеству?! Ну что они все ему так поклоняются? Двенадцатый… Тринадцатый… Сумеречный Эльф Тринадцатый. И что? Видел я и Сумеречного, и как Митрий придавил его к земле, и в деревне людоедов у столба. Вполне себе человек. Ну, почти», – заключил Рехи. Его упрямство не позволило бы усомниться в верности собственного безумного плана, кем бы ни был Двенадцатый Проклятый. Делалось обидно за всех этих далеких непонятных людей, за их наивную веру, ведь с ними просто играли, не лучше, чем с корабликами на той карте.

«Какой мир разрушили, какой мир… Сколько тут еды!» – ахал и охал Рехи, пока не заметил сидевшую на скамье девушку. Она рассматривала город у подножья дворца. От нее веяло неземной печалью. Легкий синий шелк закрытого платья струился по полу длинным шлейфом, черные локоны рассыпались из высокой прически вдоль покатых плеч. Ее тихое смирение кардинально отличалось от необузданной красоты Лойэ. Она очаровывала, словно от нее веяло прохладой вечернего моря, тогда как от Лойэ всегда летели незримые искры.

«Ох, как бы она сейчас ревновала!» – усмехнулся Рехи, невольно сравнивая девушек. Определенно, в прошлом женщины выглядели какими-то совсем беспомощными, как куклы, которых мастерили из обрывков кож маленькие девочки в деревне. Разве удастся отбиться от ящера в таком неуклюжем балахоне, да еще расшитом жемчугом? Новой знакомой вряд ли приходилось хоть когда-то держать в руках оружие. Может, и зря.

«Если город падет, что будет с Миррой, что будет с ней?» – запричитал не своим голосом Рехи, как будто застрял в чьем-то сознании. Он не верил в переселения душ, не верил в повторную жизнь. Но кто-то взывал столь ясно и пронзительно, что хотелось хоть как-то поддержать его в этой бесконечной тревоге. Несчастным оказался все тот же жрец в лиловом балахоне. Он наблюдал за девушкой из-за угла, прячась за колонной. Пару минут смотрел, потом отворачивался и горестно заламывал руки, скулы его сводило, из глаз едва не текли слезы.

«А, влюбленный! И явно не по статусу. Да она же принцесса! Ну, дочка вождя или вроде того, – самостоятельно догадался Рехи, насмехаясь над сдержанностью молодого жреца. – Ну, ты еще расплачься, мужик. Успокойся, все падете. И ты, и твоя Мирра». Он бы уж точно не подглядывал за девушкой из-за угла. Как минимум, подошел бы, поговорил, а там как-нибудь уединился бы в укромном уголке. Хотя здесь, наверное, так было не принято. Все-то у этих прошлых людей оказывалось затянуто в рамки условностей и бессмысленных клятв.

«Митрий… Митрий! Ответь! Ты наделил нас силой, мы, твои Стражи Миров, взываем к тебе! Что делать теперь? Враги наступают с юга и с северо-запада. Как поможет моя сила? Я готов отдать свою жизнь!» – все причитал парень, беспрестанно теребя в руках застежку в виде головы гепарда.

«И ты туда же… Ну вот опять. Заткнись уже! Ну, заткнись! Мне же кажется, что это я бормочу! А если меня там Лойэ услышит? Засмеет же» – попытался шикнуть на жреца Рехи, естественно, безуспешно.

От сцены на террасе всех отвлек безумный возглас, донесшийся из зала Совета. Мирра испуганной птичкой отпрянула к перилам парапета, сжав их так, что побелели костяшки. Красивая она была все-таки, такая хрупкая, что хотелось защитить. Но прошлое – самый надежный тайник, из него уже ничего не вытащить, в нем уже ничего не изменить. Поэтому мимолетное сожаление Рехи потопил в заинтересованности воплями.

Он несся вместе со жрецом в зал. Теперь там царил хаос: военные карты кто-то изодрал в клочья, игрушечные кораблики разметал по полу, добротный длинный стол исцарапало лезвие кинжала. А посреди всего этого метался знакомый эльф с якорями. Он то носился вокруг стола, то вскакивал на него, то со всего размаху, расшибая лоб, падал на пол и бился в конвульсиях. Изо рта его шла пена, становясь кровавой из-за обкусанных губ. При этом Рехи не заметил клыков во рту эльфа – все не так, все странно. Но больше заинтересовало то, что в бессильном отчаянии, до сорванного голоса восклицал несчастный:

– Город падет… Падет город. Двенадцатый отвернулся от нас. Двенадцатый – он Проклятый! Мы все молились Проклятому!

«Да это ж мой старик! Ну, тот, который меня вырастил!» – вдруг узнал ополоумевшего военачальника Рехи – уловил слишком знакомые интонации голоса. И фрагменты образа окончательно сложились. Испещренное морщинами оплывшее лицо дряхлого эльфа из «прошлых времен» едва ли походило на заостренные черты этого безумца. Но манеры, движения – все неуловимо совпадало, особенно эти экзальтированность и пророческие вопли.

– Ты совсем с ума сошел! – кинулся к нему жрец, разметав широкий балахон, точно огромную фиолетовую тучу. Впрочем, поймать верткого воина не сумел: он скакал по столу и прятался за спинкой трона, страшно вращая глазами. Пальцы его кривились, словно когти, и скребли дорогую обивку, оставляя борозды.

– Не сошел! Ко мне во сне явился Тринадцатый! – осмысленно воскликнул эльф, вновь вскочив на стол. На его вопли сбежался весь двор, стражники уже ощерились пиками, за их надежной защитой стоял растерянный король.

– Тринадцатый?! – почти в панике всплеснул руками король. – Ужас-без-имени?! Ты сошел с ума!

– Ко мне явился Тринадцатый! – воздевая руки к небу, голосил ненормальный. – Он предсказал всем нам скорый конец и наказание жизнью тем, кто уцелеет!

В тот момент его все-таки стащили со стола и уложили лицом вниз, скрутив руки за спиной. Он продолжал истошно скулить и бормотать, как он проживет еще три сотни лет и узрит разложение душ людей и эльфов. Не соврал ведь, старый дурак.

– Не убивать! – вовремя успел приказать король, заметив занесенный меч.

– Мой король, он предатель и смутьян! – возник вертлявый советник.

– Стража! Уведите его! Адмирал сошел с ума, – приказал после некоторой паузы король. Он был шокирован, словно потерял близкого родственника, вернее, важного соратника. Бывалый воин, когда-то стоявший во главе целых флотилий и ведший их на штурм неприступных крепостей, бился головой о стены и катался по полу, вырываясь из рук обескураженных стражников. Скоро он затих и, обессилев от приступа, заключил убитым тоном:

– Брат пошел на брата. Мы обречены.

Он обвис на крепких руках стражников и больше не сопротивлялся. Король распорядился запереть его в самой высокой башне.

– Сколько лет он служил мне, – сокрушался правитель, устало садясь на трон. – Обращайтесь с ним как можно бережнее! Мы не выбираем, когда лишиться разума. Это просто недуг, как любая другая болезнь.

Лицо его при этом выражало неподдельное участие. Другой уже при первых словах срубил бы адмиралу голову с плеч, чтобы в трудные времена никто не сеял дополнительную панику. А этот просил еще заботиться о бывшем соратнике. Обращались с ним и правда хорошо, раз он пережил Падение и оказался «наказан долгой жизнью». Король ведь явно не дотянул до конца войны. «Хороший ты дядька, добрый, – вздохнул Рехи. – Но слабый».

– Недуг ли? Что если проклятье? – сомневался молодой жрец. – Все потому, что он эльф… Говорят, нескольким эльфам одновременно явился Тринадцатый. Проклятый.

«Эй, братец! Ты не эльф, что ли? А с какого ящера я через твою голову все вижу?! Страж ты Мира, тьфу!» – выругался мысленно Рехи. Похоже, он стал свидетелем начала губительного разделения народов.

– Да-да, – подтвердил второй жрец в бордовом балахоне. – А как его зовут, знаете? Сумеречный Эльф. Ясное дело, что с эльфами что-то не то творится.

– А что если они и правда предчувствуют конец? Говорят, они наделены даром предвидения, – сокрушенно прикрыл лицо рукой усталый король.

Казалось, в нем все стремилось к смерти. В душе он уже давно проиграл, его вера в себя истлела. Он уже представлял, как лично зарежет любимую дочь, чтобы она не досталась грязным захватчикам.

– Ваше Величество! Мы выстоим! – убеждали его на разные голоса придворные, жрецы, военачальники. Но Рехи уже улетал от них, устремляясь в давящую ледяную темноту.

«Что это? Смерть?» – в который раз испугался он, опасаясь, что яд отравленного клинка все-таки доконал его избитое тело. Но он оказался в полной темноте не в одиночестве. Перед ним теперь отчетливо проступали черты назойливого Сумеречного Эльфа. Лицо его выглядело напряженным, как будто он тоже вспоминал вместе с Рехи и переживал эту невеселую историю, предшествовавшую Падению.

– Ну, привет, Ужас-без-имени, – поддразнил Рехи. Даже перед ликом гибели он не смирился бы, не стал умолять.

– Не люблю это прозвище. «Знающий», как меня называли прошлые эльфы, мне больше по душе.

– Ты вроде провожатого смерти?

– Нет. Я человек.

– Человек, как же, – хмыкнул Рехи. – Зачем я вспоминаю прошлое?

– Кто не помнит прошлого, теряет будущее, – высказал прописную истину Сумеречный. Рехи без своего «внутреннего жильца» ничего такого никогда не слышал, но фраза ему все равно не понравилась. Что же, если он не помнил своих родителей, то сам не имел права заводить детей? Впрочем, и не хотел особо, уж точно не на этом вечном пути к Цитадели.

– Оно уже потеряно, – напомнил очевидную вещь Рехи. – Разве изменю я что-то? Да я бы им всем морды набил, если бы не парил там призраком.

– Не так будущее меняют, – грустно усмехнулся Эльф.

– А как?

– Хороший вопрос. С учетом того, во что здесь превратились линии мира.