«А сами-то вы кто. Не людоеды, что ли» – подумал Рехи, подыскивая себе место для ночлега. Невероятное количество новых впечатлений порядком его вымотало.

– Эй, Ларт… – окликнул он. – Мне как, тут оставаться?

– Да, оставайся, – махнул предводитель, снимая корону, которая шла ему не больше, чем старинное платье ящеру. – Так будет надежнее. А попытаешься сбежать или убить меня, сам живым не выберешься.

Ларт напоследок предупреждающе сверкнул глазами, но вскоре беззаботно перевернулся на спину и негромко захрапел. Но чуткие заостренные уши, так же, как и у любого эльфа, шевелились и подрагивали, улавливая каждое движение поблизости.

Рехи недовольно вздохнул и осмотрел опустевший шатер, где все еще сильно пахло потом полуэльфов. Эта неприятная особенность досталась им от человеческой половины. А от места, где растерзали пленника, все еще исходил дурманящий запах крови, хотелось жевать пропитанный ею утоптанный песок, потому что голод не отступил. Но пришлось забиться в дальний угол шатра. Рехи нашел там какое-то тряпье и свернулся на нем.

«Только бы не думать о голоде. Если я не буду о нем думать, он уйдет. Проклятье, если бы не запах», – мучился какое-то время Рехи. Да еще он чуял, как бьется жила на шее Ларта, хотелось впиться в нее зубами, испробовать досыта крови полуэльфов. Но здравый смысл всегда останавливал, принуждал выжидать. Теперь приходилось вслушиваться в шаги караульных снаружи шатра и заставлять себя заснуть.

Вопреки обыкновению, Рехи долго ворочался, его мучило осознание несвободы и нелепости его пребывания среди неправильных созданий, порождений уродливых запретных связей людей и эльфов. Впрочем, вскоре ему все-таки удалось погрузиться в мир снов. Ночные видения тоже не сулили покоя. Снова зазвучал отдаленный певучий голос:

«Сердце подобно
Камню: сбился в пустоши
С пути средь мрака».

И Рехи снова чудился мир из прошлого. Далекий-далекий, непознанный и, что скрывать, красивый, разнообразный и яркий, по сравнению с тем, где обитали все они теперь. Но слишком хрупкий.

Его символом была Мирра. В своем неудобном серебристом одеянии, струящемся до самой земли складками юбок и длинных рукавов, она казалась совершенно беззащитной.

На этот раз Рехи видел ее у фонтана, она задумчиво перебирала тонкими пальцами по поверхности воды, замутненной цветочной пыльцой. Ее руки явно не знали тяжелой работы, а тело не переносило болезненных потрясений. Лишь на душе девушки вечно таилась невыразимая печаль. Отчего же?

Мирра думала о матери, о том, как ее убили десять лет назад. И не кто-нибудь, а брат короля.

«Вот это новости! Стоп? А я ее мысли слышу, что ли? Я же обычно слышал только мысли жреца», – удивился Рехи.

Сон продолжался, Мирра печалилась, перебирая в памяти истории давних дней. Говорили, что в юности королева была обещана старшему брату, но полюбила младшего. Король-отец пошел на уступки, сыграли свадьбу.

Еще один слишком мягкий правитель. Он считал, будто угодил обоим братьям, когда перед смертью разделил обширные владения на два королевства. Он отдал старшему сыну большую часть земель – так король извинился перед ним за то, что прекрасная черноволосая дева из северных стран досталась не ему. Но ни власть, ни богатство не смирили обиду, ревность и зависть.

Белая Крепость, оставшаяся за младшим братом, была атакована через несколько лет после смерти старого короля. На тот момент у молодых супругов уже подрастала маленькая Мирра, и им казалось, что счастье невозможно отнять одним взмахом меча.

Ох, как же мало знали эти наивные люди о вероломных законах мироздания!

Старший брат вторгся в крепость и на глазах маленькой девочки убил ее мать, хотел уничтожить и ребенка, но вмешался ее отец. Мирра слишком хорошо помнила, как по каменным плитам текла кровь из вспоротой шеи, как дымилась на стали тяжелого меча. Девочка видела закатывавшиеся глаза матери: в последней агонии она с мольбой и ужасом смотрела на дочь. А подлый дядя несся к беззащитной принцессе с улыбкой хладнокровного убийцы.

– Порождение моего брата! Мелкий выродок! – скрежетал его голос, пока Мирра в панике пятилась к колонне, словно мраморный столб мог защитить ее.

«Ну, досталось же тебе впечатлений! Бывает. Я-то думал, ты просто девчонка изнеженная. Стоп, я что, могу в голову каждого забраться?» – снова поразился Рехи. До этого ему казалось, что он видит мысли только Жреца Надежды, Стража Мира. Хотя это не имело значения. Теперь он явно «вселился» в Мирру, впитывал ее ужас, ее панику.

– Не смей трогать мою дочь! – воскликнул уже знакомый король.

«Ой, приятель, а ты не такой слабак, как я думал», – отметил Рехи, когда два брата вступили в беспощадный поединок. На настоящих мечах, между прочим. А уж как от них летели искры, как звенел металл, ударяясь о металл!

Рехи даже во сне позавидовал, потому что какой-то частью сознания он цеплялся за реальность, понимая, что в деревне оборотистых полуэльфов могли остаться такие превосходные клинки.

Между тем, короли сражались, отец заслонял собой дочь, оттесняя вероломного брата. В глазах его бились ужас после потери возлюбленной и неверие в случившееся. Он взмахнул мечом наискосок. И тогда враг взвыл, схватившись за лицо, которое перечертила глубокая борозда – от левой брови до правой половины рассеченных губ.

– Ты будешь вечно носить эту метку своих злодеяний! – непримиримо воскликнул король.

– Ваше величество! Мы оттеснили захватчиков! Гавань Белой Крепости свободна!

В зал ворвались стражники, принеся радостные вести, но тут же застыли, узрев мертвую королеву. Кровь из ее ран растекалась по узорному полу, наполняя ложбинки искусной мозаики.

– Держите его! – крикнул король, но побежденный брат уже кинулся к окну и прыгнул прямо с башни в бушующие волны. Очевидно, в тот день он не утонул, потому что Мирра печалилась теперь явно из-за нового похода злобного родственничка. Неутомимый же ей достался дядюшка.

«Это я что? Вспоминаю воспоминания воспоминаний? Бр-р-р, я запутался», – сдался под конец Рехи. Хотя картина вырисовывалась вполне ясная и незамысловатая.

Помнится, старики рассказывали, что раньше родственники королей постоянно что-то делили. Одни раздавали кусочки королевств сыновьям по старшинству, другие пытались снова их собрать, восставая против собственных братьев и сестер. Хотя для Рехи все это звучало нелепицей: в его-то мире семья-клан оставались единственным способом различения «своих» и «чужих».

Впрочем, о политике до Падения поразмышлять не дали. Он перенесся в сознание уже известного ему жреца, который смотрел на принцессу со стороны, медленно подходя к ней по опрятной аллейке цветущего сада, посыпанной белым песком.

– Ты здесь, Мирра… отчего ты печальна? – заботливо начал юноша.

– Разве возможно иначе, когда мы на пороге войны?

В голосе принцессы звучали слезы. Кажется, образы прошлого постоянно мучили ее, а теперь обострились в преддверии новой угрозы, обнажая старые раны души.

– Братоубийственные войны ведутся по всему миру. С этим ничего не поделаешь, – вздохнул жрец.

– Я боюсь за отца, за тебя, за всех нас.

«Правильно боишься, ничего хорошего вас не ждет», – желчно прокомментировал «зритель».

Но, наверное, впервые Рехи, глядя на этих людей, хотел бы изменить прошлое. Или он просто все глубже проникал в сознание Стража Мира? Тот оказался обычным парнем, ровесником Рехи и ничем особенным не выделялся. Разве только смешил нелепый фиолетовый балахон, в котором было бы жутко неудобно воевать. Да и просто ходить! Жрец и его возлюбленная Мирра в своих многослойных тряпках выглядели совершенно беспомощными созданиями.

Они долго смотрели друг на друга, тихонько вздыхая и смущенно опуская глаза. Потом жрец все-таки посмел сесть на самый край скамейки рядом с принцессой. Рехи откровенно веселила такая непривычная робость.

«Правильно, парень! Действуй! У вас мало времени! А что? Не все же тебе быть зрителем в моей голове! Про нас с Лойэ всякого насмотрелся. Завидно, небось, было. Ах да, ты же в прошлом», – фыркнул Рехи.

Мирра повернулась к жрецу и, слегка приподнявшись, внезапно поцеловала его в висок. Он же в порыве невероятной благодарности, затопившей окрыляющим теплом, коснулся губами ее запястья, но тут же спохватился:

– Нет… нам нельзя. Ты же принцесса.

– Если ты сможешь призвать Силу Стража и мы выиграем эту войну, отец разрешит нам пожениться. И жрецы тоже, – шептала Мирра, возвращаясь на свое место. Она ссутулилась и опустила голову, словно сама не верила в удачный исход войны. Кажется, в Белой Крепости уже никто в это не верил.

«Что такое по-же-ниться? – недоумевал Рехи. – Это вроде бы они вместе будут жить, как все нормальные существа, но при этом должны быть еще какие-то документы. А! Вот! Слово нашлось! До-ку-мен-ты. Додумаются же! Как же весело становится в этих снах».

– Мы выиграем. Я сделаю все, что в моих силах. Нет! Все, что выше моих сил!

Жрец восклицал с горячностью неопытного юнца, который на самом деле еще никогда не видел ни сражений, ни смертей. Он вскочил, размахивая руками и шепча какие-то молитвы своим Вестникам Надежды.

– Выше сил… – Мирра покачала головой. – Только не убей себя этим! Только вернись ко мне! Пожалуйста!

– Мирра. Я – Страж, и это величайший груз, – юноша опустился на одно колено, заглядывая возлюбленной в глаза. – Если мне придется выбирать между жизнью мира и любовью к тебе…

– Ты выберешь мир. Я знаю. Так нужно.

По округлым розовым щекам принцессы жемчужными капельками покатились слезинки, плечи ее задрожали, но жрец заключил ее ладони в свои, решительно говоря:

– Нет. Я выберу тебя! Твою жизнь! А не свою. Мы, Стражи Мира, с момента принятия силы готовы принести себя в жертву. Но не ради абстрактного мира, а ради тех, кого мы хотим оставить в нем, кого жаждем защитить. Если Стражу некого защищать, то зачем ему сила? Когда ко мне явился Верховный Семаргл Деметрий, он спросил, дорожу ли я кем-то.

«Деметрий? Какой такой Деметрий? – но тут Рехи внезапно догадался: – А-а-а! Так это ж, наверно, полное имя Митрия! Чудеса… Деметрий… Смешно».

– И что ты ответил ему?

– Дорожу. Я дорожу тобой, Мирра. Моя милая, дорогая принцесса, моя госпожа! Свет моих дней, путеводная звезда в бескрайнем океане жизни! Мирра!

«Ах вот они как говорили! Складно! Вон что имел в виду старый адмирал. Интересно, а тем самым они занимались тоже как-то иначе?» – Рехи невольно рассчитывал на жаркую сцену прямо в саду.

По его разумению, парню и девушке никто не мешал. Слуги куда-то разбрелись, стражники несли караул где-то вне пределов видимости, густые кусты и мягкая трава более чем способствовали продолжению объяснений уже на языке тела.

Но Мирра и ее робкий жрец так и сидели на скамейке, потом юноша потянулся к белой узкой кисти принцессы и едва-едва коснулся бархатной кожи губами. Казалось, воздух колыхался от того, как громко бились два влюбленных сердца, настолько взволновал обоих этот невинный жест. Но потом оба потупились и с тоской вздохнули.

«Ну что за дурачье?.. Опять какие-то запреты придумали!» – если бы Рехи имел возможность, он бы с чувством стукнул обо что-нибудь кулаком. Нет, он решительно не понимал людей из прошлого. Этот глупый Страж Мира, очевидно, отправлялся на войну, на верную смерть. И вот уже признался, и девушка отвечала взаимностью. Но вместо чего-то нормального в такой ситуации, в представлении пустынного эльфа, двое простофиль, как послушные дети, сидели на каменной скамье, да еще на некотором расстоянии друг от друга.