Теперь вот оба молчим. Я монетки пальцами перебираю, успокаивает меня это простое действие, а Данила… Покосился в его сторону и удивился сильно: почему это спутник мой носом крутит так усиленно? Через мгновение дошло, что принюхивается. Я тут себя поедом за словесный понос ем, а он давно обо всем забыл!

Тут-то и мой нос уловил аромат свежей жареной рыбки! Ноздри затрепетали, втянули плывущие по улочке запахи, в брюхе пустом вожделенно кишки квакнули. Монетки сразу забылись, рука на автомате их в кошель ссыпала. Затянул завязки, тощенький мешочек за пазуху пристроил. Не выпадет, пояс не даст.

– На пояс привязать нужно, – тут же ожидаемо отреагировал Данила.

– На пояс так на пояс, – согласился.

Посмотрел, как именно Данила свое добро в кошеле носит, и сделал точно так же. Нет, ерунда же полная! Теперь понимаю, почему воришки уличные могли так легко эти самые кошели срезать. Всего лишь один кожаный шнурок перерезать, и все, только ладошки успевай подставлять, чтобы падающую вниз добычу поймать!

Нет, не мой это вариант. Придется придумывать что-то вроде знакомой всем поясной сумки. Или подсумка. Это еще проще будет и лучше. При первой возможности закажу себе такую сумочку для всяческой мелочовки. Не только же деньги приходится с собой постоянно носить. Тут и трут с огнивом имеется, и ключи от дома, от кладовой, от кабинета побрякивают.

Ну и что же, что все эти помещения у меня пустые стоят? Не всегда так будет! А ключи – дело такое, и держать их лучше подальше от чужих ручек. Правда, они от наших очень сильно в большую сторону отличаются, и вес оттого имеют немалый, но оставлять их в пустом доме мне почему-то очень не хочется. Сам не пойму, в чем причина такого нежелания, но спорить с самим собой резона нет!

На Рыбный рынок на реке Пскове все-таки пришлось зайти. В короткой схватке между тощим кошельком и голодным желудком победил понятно кто. И рука сама собой потянулась к завязкам кошеля.

Цены здесь оказались настолько демократичными, что на резан мы с товарищем моим натрескались по самое не хочу и еще с собой унесли столько, сколько в руках смогло уместиться.

Была у меня мысль тут же прикупить лукошко из лыка, чтобы больше еды прихватить, да не тут-то было. Не прошел мой фортель. Только то, что унесем в руках! Такой, оказывается, был уговор.

Жаль, не обратил внимания на то, как Данила торговался. Все по сторонам смотрел, любопытничал да прислушивался, уши развесив. Интересно же. Теперь буду знать, когда можно клювом щелкать, а когда категорически не стоит этого делать.

Лукошко все равно купил. Не в руках же рыбку жареную таскать. Только за покупку расплачиваться пришлось Даниле. Да он и сам сообразил о своей промашке, потому и не возражал моему прозрачному намеку, кошель развязал без спора.

В этом случае совесть моя предпочла заткнуться и промолчать. За рыбу я расплачивался, так что если за лукошко Данила заплатит, то будет все ровно…

Живой рыбе в огромных дубовых бочках не удивился. Бывает, чего уж там. А вот распластанной на деревянных прилавках красной рыбе поразился. Даже подошел вплотную, чтобы пальцем в жабры потыкать. Не поверил, что свежая. В этих-то краях! На соседнем прилавке стерлядь увидел и форель. Думал, привозная рыбка. Не выдержал, расспросил Данилу, откуда привозят. Оказалось, все местное. Надо же…

Поднялись от рынка вверх, прошли вдоль берега мимо деревянной церковки по купеческой улице, свернули к центру, и я замедлил шаг. Поразили стоящие возле своих домов неподвижные и молчаливые женщины разного возраста. Больше всего, само собой, зрелого! Молоденьких совсем немного стояло. И, что самое интересное, каждая из этих женщин держит во рту монетку. Медную или серебрушку. И тишина на улице. Даже рыночный шум сюда почти не долетает.

– Это что тут такое? – спросил товарища. Правда, уже и сам сообразил, что это такое.

– Это веселая улица, – отмахнулся от вопроса мой спутник. Мол, чего спрашиваешь? И так все понятно. А сам головой крутит, то к одной бабенке присмотрится, то к другой.

Спрашивать, почему у одной во рту медь, а у другой – серебрушка, не стал. И так все понятно. Кстати, а губы у тех, кто медяху держит, как будто темной помадой вымазаны! Уж не отсюда ли пошла мода губы помадой пачкать?

Мужички по улице ходят, присматриваются. То к одной бабенке подойдут, о чем-то перемолвятся, то к другой. Договорятся и скроются в доме. Даже кое-кого из дружинников знакомых здесь увидел. И Данила вдруг засуетился, заметался взглядом, притормозил меня:

– Я тут отлучусь ненадолго?

А сам так взглядом к одной разбитной бабенке и прикипел. Что ж, все понятно. Я бы и сам не прочь оторваться, да денег у меня на подобное развлечение не предусмотрено!

– А я пока в сторону дома пойду, – отпустил обрадованного товарища.

Тот даже не стал выспрашивать, почему это я его примеру не следую, так и направился сразу же по намеченному адресу с неотвратимостью выпущенной по цели торпеды.

Пока добирался, то и дело ловил на себе любопытные взгляды прохожих. Открыто никто не пялился, так, мельком поглядывали, и все. Даже пацанята и то не проявляли открытого интереса. Так, сопроводили немного, держась в некотором отдалении, и отстали, стоило мне только оглянуться на них разок.

На набережной у дома – никого. Чуть поодаль какая-то мелюзга по колено в воде бродит, то и дело наклоняются, руками по дну шарят. Вылавливают что-то, наверное.

Калитку за собой на засов закрывать не стал. Еще же Данила прийти должен. Не успел до крыльца дойти, как калитка за спиной скрипнула! Ледяным холодом спину проморозило, крутнулся на пятке, и меч в руке сам собой оказался. И тут же выдохнул, расслабляясь. Клинок плохонький, что мне выдали, в ножны пихнул, еще и ладонью по оголовку рукояти прихлопнул, чтобы в раздолбанных ножнах его хоть как-то зафиксировать.

Эти явно не по мою душу пришли. Тем более не успели в калитку протиснуться, а уже спину переломили, в поклоне склонились. Значит, люди несвободные. И ножей я на поясах ни у кого не наблюдаю. Точно, несвободные. А кто тогда?

– Боярин, прими обратно на службу! – развеял тут же мое недоумение самый старый из них.

Голова седая, волосы чистые и сам весь опрятный такой. Аккуратный даже. И цену себе явно знает. Даже кланяется с достоинством.

Всех рассмотрел. Стоят, не разгибаются, ответа ждут. А какой ответ я могу дать, если у меня на веселых девок денег нет! А девки мне сейчас всяко разно важнее всего непонятного будут. От них великая польза молодому организму бывает. Тем более что болячек интересных здесь еще нет. Наверное…

– Вы кто такие?

– Неужели забыл? – Старик от удивления даже распрямил спину. И остальные головы тут же позадирали. Смотрят, рты пораззявили, но спину продолжают держать согнутой. Точно, смерды! Или холопы? Нет, смерды вроде бы называются.

– Я многое забыл, – протянул, раздумывая, что с этими людьми делать. Понятно уже, кто это. Вопрос только, почему их наряду со всем нашим добром сразу не прибрали? Или они из вольных? Не знаю, нет у меня информации. Другое дело – принимать их назад или нет? Вот зачем они мне нужны? Они же удрали один раз? Значит, предали! И запросто предадут еще. И еще. Платить опять же нечем… Да и вообще, за чем можно в пустом доме присматривать? Если только сами стены охранять в мое отсутствие. У меня даже пыль с бревен протирать не нужно, отсутствует она напрочь.

Пылиться потому что нечему! И даже кухарке тут пока делать нечего! Конюху тем более. Ключнице? Пальцы сами по себе по ключам в кошеле пробежали, словно по клавишам. Каждую железку ощупали, уложили там покомпактнее, рядком, чтобы не торчали в разные стороны, острыми гранями наружу не выпирали. Кожа тонкая, легко прорваться может.

Тут я завис. Потому что одно только это слово всколыхнуло огромный пласт воспоминаний. Сначала знаменитая комедия припомнилась, потом та жизнь перед глазами промелькнула со всеми ее хорошими и плохими моментами. Почему-то плохих оказалось больше. Наверное, потому, что все хорошее быстро забывается?

Вздохнул. Да мне даже водку пока не из чего перегонять! Седой вмиг сообразил, что нет у меня никакого желания всю эту братию назад принимать. А еще на кошель глянул, на то, как я пальцами тонкую шкуру мну. Дошло, видимо, что у меня там кроме ключей ничего и нет. Не тужится моя сума округлыми боками, не перезванивает сыто монетками.

Сообразил – и голову понурил. Но вскинулся сразу же, еще раз уважительно поклонился и, вывернув голову набок, проговорил торопливо:

– Да нам ничего и не нужно, лишь бы крыша над головой была! И харчеваться чтобы позволили. И с батюшкой вашим так же уговаривались!

– Да вам какой прок от такой службы? – Сказать, что я удивился услышанному – значит ничего не сказать.

– Так при боярине служить – честь великая, – объяснил седой.

– Ну служите, коли есть такое желание! – А что им еще сказать? Да и впрямь, что мне, места в доме не хватает, что ли? А так все живые люди рядышком будут находиться.

А расспросить я их позже подробно расспрошу. Почему ушли, чем все это время занимались, где были? И в сказку про то, что одной крыши над головой им будет за службу достаточно, я не верю. Скорее всего, не так он и сладок, этот хлеб свободы. Особенно когда его купить не на что. А если и есть на что, то тогда съесть негде. Вот тут и выплывает она, крыша над головой. Или еще что. Опасаются, что прихолопят? Возможно. Жаль, Данилы нет, он бы подсказал, в чем тут дело. Что-то подзадержался он у разбитной бабенки. Как бы без средств не остался. Ну да это его личное дело. А без людей в доме на самом деле пусто. Возвращаться сюда даже не хочется. А так, глядишь, все веселее будет…

* * *

Плюсы ощутил сразу же, когда попытался серебрушку кухарке отдать. Ну а что? По моему разумению, кому еще, как не ей на рынок ходить, раз она кухней заведует? Значит, продукты тоже она должна закупать.

Седой остановил. Покряхтел за спиной, я и сообразил, остановился и оглянулся. Тут-то он мне и присоветовал, даже не присоветовал, неправильно я выразился, а намекнул аккуратно, что деньги лучше ключнице отдать! Она и будет за всем присматривать. И за порядком в доме, и за работниками, и за наличием на кухне продуктов. И руководить. А мне будет достаточно ей свою боярскую волю высказывать. Ну так даже проще для меня.

Седой только рукой поманил, и вот она, хранительница замков и ключей, передо мной явилась. И откуда только вынырнула? Я ведь ее даже близко не видел… Подумал, да и передал ей все мои ключи. Заодно от лишней тяжести освободился.

А тут и Данила объявился. Появлению в доме новых людей не удивился, выслушал мои сбивчивые объяснения и покивал головой:

– Это я их позвал.

И тут же заторопился, зачастил:

– Нельзя боярину в собственном доме без дворовых людей. Никак нельзя! За порядком кто будет смотреть? А кухня? А двор и все остальное? Тем более эти, – кивнул головой на прислушивающегося к его словам седого, – служить готовы за крышу над головой!

– Ой ли? – усомнился я в его словах. И тоже посмотрел на седого.

– А кому они нужны? – удивился в ответ Данила. Потом, видимо, припомнил мои скудные познания в местной жизни и пояснил: – Они же всю свою жизнь чужому роду служили. И никто чужаков к себе в дом не примет просто так. Если только прижмет крепко…

Я еще разок глянул на седого, проверил его реакцию на эти слова. И седой не подвел, тут же головой закивал.

– Ладно, посмотрим…

Если что, отказать им от дома я всегда смогу. Да и чего я так опасаюсь? Воровать в доме нечего. Кроме голых стен, ничего у меня не осталось. Если только то, что Данила притащил? Так оно все на виду. За принятых людей начинаю переживать? Так они знали, куда шли и на что подписались.

Кстати, а с ними какой-нибудь договор нужно заключать?