Яна Москаленко: Аукцион

Иллюстрация Виктории Лебедевой

© Москаленко Я. Н.

© ООО «Издательство АСТ»

* * *

Исигуро в «Не отпускай меня» рассказал нам о жизни доноров, которых растят для пересадки органов. В «Аукционе» мы словно читаем вторую часть истории: о тех, кто этим донорством пользуется. И, кажется, им тоже совсем не сладко.

Яна Вагнер

За фантастическим сюжетом стоят философские вопросы – об этических границах использования новых технологий, о возможности искусственного интеллекта и его вечном состязании с человеческим разумом, но, быть может, еще в большей степени о пределах человечности, о том, где кончается и начинается человек.

Майя Кучерская

«Аукцион», масштабный и мрачный, продуман до мелочей и, несмотря на то, что действие происходит в условном будущем, ты веришь в его приметы абсолютно. Мир убедителен, герои не выходят из головы. И – самое главное: любовь в романе Яны Москаленко все-таки побеждает.

Марина Степнова

* * *

Wer mit Ungeheuern kämpft, mag zusehn,

dass er nicht dabei zum Ungeheuer wird.

Friedrich NietzscheJenseits von Gut und Böse

Кто сражается с чудовищами,

тому следует остерегаться,

чтобы самому при этом

не стать чудовищем.

Фридрих НицшеПо ту сторону добра и зла(Перевод Н. Полилова)

* * *

Из докладной записки главы Банка Душ

от **.**.*189 г.

Довожу до Вашего сведения, что поступившие с Окраин новые экземпляры в количестве 15 штук полностью обследованы и переведены в промежуточное отделение.

В результате обследования были получены следующие результаты:

• Состояние душ удовлетворительное. Патологии не выявлены.

• Типология душ обыкновенная.

• По предварительным прогнозам извлечение душ приведет к удовлетворительной реакции: мгновенная смерть.

• Склонности к аллергической реакции не обнаружены.

• Результаты предварительного согласования с потенциальными реципиентами удовлетворительные.

Настоящим подтверждаю, что за экземплярами закрепляется официальный статус доноров. Доноры будут содержаться в промежуточном отделении до окончания Аукциона и подведения итогов торгов.

Прилагаю также оригинал документа, подтверждающий исправность машины по извлечению душ.

• Продолжительность процедуры стандартная: 300 секунд.

• Плотность контакта всасывающей трубы с яремной ямкой донора удовлетворительная.

• Состояние собирающего кристалла стандартного размера (0,5 × 0,5 × 2 см) удовлетворительное.

• Холодильники для душ функционируют без сбоев.

Прошу в кратчайшие сроки выслать Ваше согласие на проведение процедуры.

Также напоминаю о необходимости проведения инвентаризации в морге согласно установленному расписанию. Утилизация оболочек задерживается уже на сутки.

Варлам Кисловский, глава Банка Душ

P. S. Пришлите ящик шоколада. Вы же знаете, я не могу работать, когда сахар понижен. С орешками, пожалуйста.

А если эта дура из морга сейчас же не уберет своих жмуриков, я ее лично в этот чертов мешок засуну.

Варлам

* 1 8 9 г.

– Переделывать! Теперь все придется переделывать!

Тишина и порядок. Такие слова значились на красной табличке. Белые глянцевые буквы требовательно призывали к дисциплине. Таблички висели на входной двери (с внутренней стороны, с наружной тоже) в общем кабинете, у каждого сотрудника над столом, у рабочего стенда, две на заколоченных окнах, в увеличенном формате – у кулера. Варлам запрещал ассистентам шумно клацать по клавиатуре, слишком воодушевленно переговариваться или, что хуже всего, громко хлюпать чаем. Чай на второй этаж четыре раза в день привозила сама заведующая душевной столовой – Ида Плюшка. У Иды не было детей, зато были работники Аукционного Дома, поэтому она по-матерински настойчиво катала тележку с фарфоровым чайником и целой ордой чашечек, приговаривая деловитое «тудым-сюдым». Чай был заваристый, липовый и кипяточный, вот ассистенты и хлюпали, а Варлам ненавидел и их, и липовый чай, и Иду Плюшку. В нечайное время все старались вести себя тихо, чтобы слышалось лишь теплое и приглушенное жужжание компьютеров. Варлам придумал собственный алгоритм неожиданностей – так и выскакивал, неожиданно, из личного кабинета в общий, – и ассистенты волей-неволей за тишиной и порядком присматривали постоянно.

Варлам жил с мыслью, что каждый из его подчиненных мечтает взять и нарушить дисциплину, – отсюда кричащие таблички. На самом деле тишину и порядок нарушал только сам Варлам, ведь из себя он выходил часто и с разбегу. По правилам, инвентаризация в Банке Душ проводилась раз в два месяца. Но Варлам стабильно разбивал о компьютеры и сотрудников клавиатуры, переворачивал столы, а раскрошенных пробирок и капсул хватало на целую инсталляцию в углу лаборатории – в виде сверкающей и царапающейся кучи стекла, – поэтому фактическую инвентаризацию проводили раз в три недели.

Ассистенты в Банке Душ не знали, как работает алгоритм неожиданностей Варлама, но они выучили распорядок перепадов его настроения. Когда близилась доставка новых доноров, Варлам бросал пить лекарства. Говорил, они притупляют сознание, а он решительно (Варлам практически каждое свое действие сопровождал хлестким «решительно») не мог работать в подобном состоянии. Несколько дней медикаментозной трезвости делали его нервным, дерганым. Затем Варлам начинал обследования доноров, подготовку к изъятию душ, проверку холодильника и прочих технических приспособлений. С Умницей-616, которую в безмятежные дни Варлам любил и уважал больше, чем какое-либо живое существо, он ругался и выяснял отношения. Железная машина, как ей и полагалось, молчала – с немым укором.

– Нет, я решительно не понимаю, как ты можешь быть такой неисправной дурой! – Варлама молчание Умницы-616 бесило еще сильнее.

Сотрудникам он не прощал ни обеденные перерывы, ни проволочки, ни «явно подозрительное выражение физиономии». В эти дни, в эти болезненно текущие месяцы перед началом Аукциона угодить Варламу было невозможно. Далее операции, складирование образцов, подготовка душ, торги и сами операции, после чего на Варлама опускался железный занавес затяжной депрессии. В его будни возвращались медикаменты, подгрызало ощущение опустошенности, все повторялось из раза в раз. Вот человек к чему-то стремился, наконец ухватил, а оно оказалось не таким уж триумфальным. После торгов и операций Варлама отправляли в принудительный отпуск, откуда он выплывал покладисто аморфным, и жизнь в Банке Душ возвращалась в более или менее размеренное русло ровно до объявления новой даты Аукциона.

Вот опять Варлам вдруг влетел в общий кабинет в скроенном не по тощей фигуре свободном лиловом костюме, поверх которого был натянут слишком тесный белый халат, потряс увесистой папкой и бросил ее на стол перед Номером 2. Варлам всем ассистентам присвоил номера, удивительно деликатно прикрылся историей о конфиденциальности личных данных и успокоился. Папка выроняла листы, а Варлам вцепился в Номера 2 и принялся тыкать его в опечатки, как котенка в обоссанные тапки. Стало ясно: день Аукциона уже назначен.

Варлам страшно вращал глазами, которые из-за очков с толстенными линзами казались в два раза больше и в три – безумней, катался от места Номера 2 к рабочему стенду, заваленному бумагами, и истерил. Тик-тук-тук.

Раз. Пощелкал мышкой: клац-клац на экране. Два. Колесики стула вжухнули по полу. Три. Варлам подтянулся к стенду – разглядывать столбцы цифр в папках, целом ворохе папок, невкусно пожевывая губы. Он повторял одну и ту же фразу:

– Переделывать! Теперь все придется переделывать!

Ассистенты сидели строго в числовой последовательности, ждали, когда Варлам объяснит, что пошло не так на этот раз, но он беззастенчиво нарушал предписания красных табличек, цокал языком и похихикивал. Тик-тук-тук. В общем кабинете не было окон. Их замуровали много лет назад, когда здание научного Прогрессивного Центра только-только перешло Аукционному Дому, и с тех пор оно стояло, подпоясанное заколоченными ставнями. На втором этаже искусственный свет отливал голубизной, поэтому и без того бледное лицо Варлама выглядело не живее переработанных оболочек.

– Я решительно не понимаю, что с этим делать! Номер два, скажи, откуда ты взял, что в графе «Аллергические реакции» следует писать, цитирую: «Предположительно арахис, пыль и кошачья шерсть»?! Я просто дал тебе кучу собранных лично мной данных… – Варлам растянуто повторил: – Ли-и-и-ично мно-о-ой. Значит, данные полностью верны. Все, что оставалось сделать тебе, – это внести параметры в таблицу. Остальное – дело компьютера. У него мозгов побольше! Лучшие умы Города! Лучшие умы! Смешно, решительно оборжаться.

Тик-тук-тук. Варлам все катался на стуле с колесиками по кабинету, то вращаясь вокруг своей оси, то разгоняясь прямо на скукожившегося Номера 2. Варлам раскидывал длиннющие ноги, как потягивающаяся гуара, отталкивался и бросался вперед. Он шугал ассистентов без разбору, потому что они, лучшие выпускники Городского университета, в глазах Варлама оставались сплошь тупой посредственностью. Все служащие Банка Душ об операциях по пересадке знали необходимый минимум для адекватной работы с материалами. В свое время Н.Ч., душевный первооткрыватель и хозяин Аукционного Дома, выбрал Варлама, чтобы тот возглавил Банк Душ, и посвятил его, единственного, в душевные тонкости и принципы работы Умницы-616, которая до появления Варлама звалась согласно техническому паспорту – Машина-616. Варлам по природе был параноидально подозрителен, из-за чего скромный штат его подчиненных, Номера 1, 2, 3 и 4, знали даже меньше, чем дозволял Устав. В перечень несложных, особенно для уровня квалификации подобранных кадров, обязанностей в основном входила систематизация той информации, которую предоставлял им глава Банка, а также изучение подноготной участников предстоящих торгов. С этими задачами действительно мог справиться кто угодно; возможно, по этой причине Варлам и впадал не просто в несдержанную, но в праведную ярость. Несмотря на уровень его интеллекта, стремящийся к запредельно выдающемуся, простые вещи ускользали от Варлама. Он не догадывался, что заключенные в бессолнечную стерильную голубизну общего кабинета сотрудники оставались людьми. Иногда они подшучивали над деспотичным начальником, гаденько мстили за унижения, старались разнообразить скучные будни, не дотягивающие до их дарований. Поигрывали в карты. Номеру 2 не везло всю предыдущую неделю. За пределами Банка Душ его звали Ирман: каждый День Города он участвовал в подготовке платформ для парада, варил лучший в офисе кофе, не читал новостей и собирался сделать предложение своей девушке. Но здесь он терялся, бледнел, превращался в Номер 2 и сидел, вжавшись в кресло, тупо глядел в угол, чуть повыше кулера.

– Я не слышу осуждения! Что за тупость и бардак в аллергических графах?! – Варлам ткнул пальцем в оставшиеся три Номера. Ему показалось, что лица ассистентов чуть перекосились, будто от судороги или нервного тика. Он прищурился: – Удумали издеваться надо мной? Прямо-таки саботаж, обреченный на провал бунт! – Варлам расхохотался, довольный остроумным замечанием, которое больше никого не рассмешило. Тишина в кабинете переплюнула порядок, осязаемая, она вдруг запахла страхом. Страх, в свою очередь, пах по́том сотрудников. Варлам перестал хохотать, потянулся и добавил пренебрежительно: – Номер два, ко мне в кабинет.