– Мы со всем справимся. Когда твоего Рысакова переводят в область?

– В конце месяца.

– Станешь начальником.

– Угу.

– Поедем в Европу…

– Какая Европа? Санкции…

– Ну в Турцию.

– Спасибо, Наташ. – Шульга поцеловал жену в запястье. – Я люблю тебя.

– И мы тебя любим.

Он уснул, и ему приснилась Бутырская тюрьма.

* * *

– Что празднуем? – поинтересовался Шульга бодро.

Смех резко прервался. Коллеги обратились в манекены. Живые манекены, которые разошлись в стороны, бросив Владу одну перед Шульгой.

– День рождения? – спросил он, улыбаясь.

Влада сняла с головы картонный колпак и поправила прическу.

– Меня повысили.

– Поздравляю.

Под лобной костью щелкнуло.

– Повысили?

– Я заменю Рысакова. – В тоне, в позе Влады не было злорадства. Напротив, искреннее сочувствие.

– О… – промолвил Шульга.

Он двинулся к кабинету, поменял маршрут, едва не врезался в стену и зашагал по коридору.

Интернет полнился статьями, в которых Бориса Шульгу называли Тихоном Желторотовым. Сравнительный анализ формы ушей и прочий бред. Интервью не спасло. К Шульгам больше не приходили гости. За спиной у Наташи и Лизы шушукались. Безумцы писали в личку.

«Что ты испытывал, убивая их?»

Шульга толкнул дверь.

– Борь! – Рысаков отложил пинцет, которым выщипывал волосы из носа. – Ты чего без стука?

– Вы назначили ее главной. – Голос Шульги дрожал.

Рысаков погрустнел:

– Борь, я был вынужден… Заметь, ничего конкретного я не обещал… Начальство давит… Может, эта Влада отсосала кому.

Шульга представил молоток в своей руке. На зубах скрипела металлическая стружка. В старших классах он успел побывать подмастерьем токаря.

– Борь, ты лучше…

Рысаков не договорил.

Шульга

Обрушил боек молотка на его череп, раскраивая макушку…

…пнул ногой стул.

– Так, – сказал Рысаков. Глаза шефа забегали, заскрипели колесики уезжающего к стене кресла. – Ты успокойся, договорились? Ты хорош на своем месте… Всему свой срок… Тебе отдохнуть надо, посмотри на себя… – Рысаков только что не крестился. – Отпуск! Тебе нужен отпуск! Скажем, месяцок. Вот это мысль!

* * *

Неделю он почти не выходил из дому. Делал вид, что читает, но буквы разбегались по бумаге, взгляд проваливался сквозь страницы. Он задумывался: не довело ли общество Тихона Желторотова до преступлений? Не вручило ли оно ему больше, чем он выдержал?

Шульгу боялись. Не только дура-соседка, но и родная дочь. И когда он доставал из корзины грязное белье – переместить в стиральную машину, – Лиза вошла в ванную, уставилась на свои трусики, которые папа держал в руке, покраснела и быстро ретировалась. Она все время сидела у себя в комнате. Она закрыла аккаунты в социальных сетях и закрылась сама.

Наташа тоже менялась. Никакого секса с зимы. «Болит голова, давай спать». Порой он ловил на себе ее испытывающие взоры.

«С кем я живу?» – будто спрашивала жена.

Что ты делал с девяносто пятого по две тысячи третий год, до того как мы встретились у общих знакомых?

Что ты делал весной в овраге, в лесополосе, у железнодорожных путей страшного города Химки?

Зачем ты их убил?

Несколько раз ему снилась телестудия. В зрительном зале восседали манекены, пластиковые самки и самцы с бессмысленным восторгом на белых лицах и руками, готовыми аплодировать чему угодно.

Софиты били в глаза, ослепляя и дезориентируя.

– Двенадцатый вопрос! – объявил ведущий. От вдовьего мыса его идеальной прически до подбородка пробежала трещина, лицо раскололось и раскрылось, как створки устрицы, явив горизонтально расположенные зубы по краям алого пролома. Между зубами свисали нити вязкой слюны. Из дыры раздался профессионально поставленный голос: – Кто вы? А) Тихон Желторотов; б) Тихон Желторотов; в…

Шульга притворялся, что читает книгу. Мобильник он положил меж страниц «Острова проклятых» Денниса Лихэйна.

«Отбой, – написал пользователь lollemon0041 под видео с интеллектуальной игрой (кинолог и сотрудник вывозящей мусор компании заслужили двадцать тысяч просмотров). – В результате маленького расследования было выяснено, что Тихон Желторотов покончил с собой в 2006 году. У него не было ни детей, ни семьи. Он повесился в общежитии в Химках, сунув в зубы рукоять молотка, чтобы не вывалился язык. Борис Шульга, мои извинения».

– Пошел ты… – прошептал Шульга.

Голова болела. Болела постоянно. Он поднес к глазам телефон.

«Старик, – написал Славик. К гадалке не ходи, по просьбе Наташи. – Начхай на них. Если бы я обращал внимание на каждого идиота, давно сошел бы с ума. Ты умен, ты крут. Расслабься и помни о людях, которые тебя ценят. Улыбнись, твою мать, и будь как эти беспечные ребята!»

Славик прикрепил к сообщению ссылку на видео из Ютуба. Резвящиеся пингвины.

Шульга улыбнулся.

* * *

– Старик! Вот уж не ожидал! Заходи. – Славик икнул. – А я тут, прикинь, выпиваю.

– Ты сам?

– Один-одинешенек. Заходи, дорогой. Ты какими судьбами? Среди ночи…

Шульга прикрыл за собой дверь. На журнальном столике громоздились бутылки.

– Ты что, с Наташкой поссорился? Расскажешь. Пять капель… – Славик принес рюмку, сфокусировал на друге плывущий взгляд. – Ты какой-то…

– Какой?

– Жуткий. – Славик хихикнул. – Жрать будешь?

Шульга достал из джинсовой куртки лист бумаги и авторучку:

– Я хочу, чтобы ты кое-что написал.

– Напишу, старик. Все напишу! – Славик рухнул в кресло. – Чистосердечное… но утром.

– Сейчас. – Шульга щелкнул авторучкой. Славик поежился, но продолжал пьяно улыбаться.

– Ладно, ладно. Ты главный. – Он взял листок, уронил ручку и подобрал ее. – А что писать-то?

– Я продиктую.

– Ну.

Шульга встал за спиной друга и смотрел поверх его плеча. Пальцы поглаживали предмет, оттягивающий карман куртки.

– Пиши. «Не кто иной, как…»

Славик засопел от усердия.

– Написал.

Шульга хмыкнул, доставая молоток.

– У тебя там ошибка, – сказал он тихо.

* * *

Каблуки Влады цокали об асфальт. Тучи закрыли луну. На окраине Обнинска дул сильный ветер. Она думала о…

О чем она думала? О кожаном кресле, помнящем задницу Рысакова? О том, как обвела вокруг пальца глупого лысеющего коллегу? О своих многочисленных любовниках? У подобной кобылы обязано быть до черта партнеров, один не удовлетворит ее.

Тупая сука. Девка с такими сиськами никогда не обратит внимание на подмастерье токаря.

Влада прошла мимо магазина «Рыболов», магазина «Запчасти» и дома быта, ремонта обуви, с улицы Рыбинская на улицу Звездная, вдоль забора средней школы. Кроны берез шуршали на ветру.

Он догнал ее возле выхода на безлюдную Энгельса, между хаотичными зарослями и скоплением страшноватых хибар – кофе-баров и супер-бизнес-ланчей. Она обернулась, похожая на олененка в свете фар. Узнала.

– Тебе конец, дурачок гребаный. Я тебя похороню.

Он взял ее за запястье левой рукой и занес молоток.

– У меня есть вопрос.

– Ты кто, блин, персонаж из фильма «Крик»? – Ее глаза пылали в полумраке. – Ты, блин, додик, понял, нет?!

– Как звали главного героя повести Достоевского «Двойник»? Вариант а….

– Тарас Бульба! – выпалила Влада.

Он опустил боек молотка на бледное лицо, и ее нос уехал вниз, к губам, словно крепился только на слое сливочного масла с кровью.

Хрусть.

Насиловать Владу он не стал.

* * *

Шульга отпер дверь, клацнул выключателем и разулся, стараясь не потревожить близких. В гостиной мерцал свет. Он прошел по скрипучим половицам и замер у входа. Полыхнуло. Пламя сожгло все, что могло сжечь, все наносное, хрупкое, оставив огнеупорную основу, совокупность изначальных истин, несгораемую сумму.

В кресле, повернутом к работающему телевизору, который Шульга вынес на мусорную площадку много лет назад, кто-то сидел. Звук был выключен, на экране безмолвно кривлялся ведущий, манекены соприкасались пластиковыми ладонями в вымораживающей тишине.

– Я дома, – сказал Шульга, роняя окровавленный молоток.

Над спинкой кресла возникли очертания головы. Человек поднялся и повернулся к Шульге. Это было его отражение, брат-близнец, только с другой прической. Обрив его налысо, парикмахерша из девяностых оставила челку, и волосы липли ко лбу темными скобками.

Шульге хотелось закричать: «Где моя семья?!»

Но он смотрел, как приближается ужасный двойник, и уже различал следы разложения на одутловатом лице. Жирные личинки копошились в глазницах. Из ямочки на подбородке тек гной. Голосовые связки мертвеца заскрежетали, и труп обратился к Шульге:

– Я так много слышал о тебе, брат. Я столько всего о тебе слышал.

Сергей Возный
Червебородый

До сих пор удивляюсь, что эту байку придумал именно Саня. В нашей компании он считался фанатом научной фантастики – в том смысле, который придали этому слову журналисты в конце восьмидесятых. Гоминоиды-йети, НЛО, полтергейст и прочие аномалии, о которых вдруг стали писать вполне серьезные газеты вроде «Труда». На этом фоне тема Червебородого смотрелась чуждо, как бомж в учительской, – чуждо, нелепо и абсолютно по-детски.

– У него реально вся харя в червяках, – поведал Саня одним из темных октябрьских вечеров по пути домой. – Подходит такой, хватает за плечи, а черви тебе начинают мозги жрать. Остаешься с пустой черепушкой!

– Ну, кто-то сразу без мозгов рождается, – ответил Марик так, как умел только он. Не оскорбительно, но с иронией. Марик у нас был «мажором», сыном серьезного исполкомовского начальника, хотя заметно это было только по одежде – исключительно импорт. Не знаю, что именно его привлекало к нам с Саней. Наверное, то, что с нами не нужно было мериться «понтами», мы оба были совсем не по этой части.

– Вот наткнется твое чудище на безмозглого, и что ему делать? Обломиться и уйти в слезах?

– Ни фига, между прочим, смешного! Встретишь и потеряешься, как детишки!

Последняя фраза все изменила – добавила байке пугающей натуралистичности. Дети в нашем городе действительно пропадали, хоть вещать об этом по ТВ в ту пору было еще не принято. Маньяки и прочие извращенцы существовали в параллельной с нами реальности, все про них «слышали», но особо не боялись. Тем более что самих себя мы видели очень даже взрослыми. Тринадцать с лишним – тот самый возраст, когда в детских телах и душах пробуждаются новые личности. Очень нервные, мятущиеся, непредсказуемые даже для себя. Реальные страхи, реальные проблемы – какой уж тут «гроб на колесиках», в самом-то деле!

Осень 1988-го, наш седьмой класс. Первая четверть, вторая смена, уроки с обеда и до вечера, после которых совсем не тянуло домой. Во дворы лишний раз не совались – там можно было встретить Колю Медяка и словить проблемы на ровном месте, – бродили освещенными улицами. В пропахшем прелой листвой полумраке, от фонаря до фонаря, болтая обо всем подряд. Саня, вечно лохматый, растрепанный, в лыжной шапке «петушок». Высокий, солидный Марик в модной «аляске». Я сам – в обычной болоньевой куртке «немарких» тонов, главный выдумщик нашей странной компании. Обо всем подряд: о музоне, о спорте, о космосе, о новинках видеосалонов, о продолжении гамильтоновских «Звездных королей» в последнем номере журнала «Техника – молодежи». О Ленке Кириллиной из седьмого «В», самой красивой девчонке во всей параллели. О большой общешкольной дискотеке, которая будет в декабре и которую наш прогрессивный директор уже одобрил.