– Вы как себя чувствуете?

– Голова немного болит, доктор.

– Как же вы с головной болью работаете? Вам дать лекарство?

– Спасибо, доктор, не нужно, рабочий день уже почти закончен, осталось только вот это дело, и поеду отдыхать.

– Нелегкое дело вам предстоит, я настаиваю на лекарстве.

– Не нужно, пойду встречать.

Докурив сигарету, Николай поставил на стол доктора пепельницу и покинул кабинет.

Потому как милиционер нервничал, доктор решил поторопить своих коллег. Как только Николай вышел из кабинета, он взял телефонную трубку, позвонил на пост и приказал, чтобы те немедленно отправили к нему бригаду.

Выйдя на улицу, Николай почувствовал тепло, и на мгновение у него пропало ощущение тревоги, пока он не увидел людей, стоящих у лестницы. По их лицам, которые он не забудет никогда, он понял, что это родители девочки. В глазах – никаких эмоций: ни блеска, ни тревоги – ничего, словно эти лица высечены из камня, бледные, точно такие же, как у тех, что лежат там, внизу. Милиционер не решился подойти к мужчине с женщиной. Постояв у дверей в морг еще какое-то время, он все же спустился по ступеням и спросил:

– Вы родители Александры Петровой?

– Мы, – дрожащим голосом ответила женщина.

Милиционер заметил, как сильно она сжимает руку стоящего рядом с ней мужчины. «У него точно останутся синяки, – подумал милиционер, – хотя… Это сейчас неважно». Николай чувствовал на себе тяжелый взгляд матери, она смотрела на него в упор, и ему становилось еще труднее, головная боль усиливалась. «Все-таки надо было взять лекарство, – подумал Николай. – То, что сейчас происходит, не пожелаешь и врагу». Нужно сделать следующий шаг – вернуться в морг и начать проводить опознание, но Коля застыл в ступоре, глядя на этих людей. Он не мог подвести родителей к телу их дочери, он не мог даже подойти к той двери, что ведет в морг. Пауза затянулась, и тягостное молчание продолжалось, пока отец Александры не спросил:

– Она здесь?

Этот вопрос вернул Николая в реальность, он вспомнил, о чем думал, пока ехал сюда, что должен соблюдать спокойствие и хладнокровие, и тогда он ответил:

– Да, она здесь, пройдемте со мной.

Взяв под руки обессиленную мать девочки, милиционер, сдерживая эмоции, повел их к дверям. В длинном коридоре Николай чувствовал, как мать девочки сопротивляется идти: она замедляла каждый шаг, пыталась вырваться из рук милиционера и отца Александры.

Все прекрасно понимали, что, как только доктор поднимает простыню над их дочерью, мир рухнет в одночасье. Не останется никаких сомнений в том, что их дочери больше нет и никогда не будет, они больше никогда не услышат ее голос, ее шаги, ее смех и не увидят ее румяное лицо.

– Подождите здесь немного, – посмотрев в глаза отцу, сказал Николай.

Милиционер медленно вошел в кабинет, чтобы проверить, пришла ли бригада на помощь. Все уже были на месте, доктор посмотрел на Николая и сказал:

– Можно, заходите.

– Будьте готовы, это пришли родители той девушки, – шепотом, чтобы мать с отцом не слышали, проговорил Николай.

– Все, мы готовы, не волнуйтесь, заходите.

Милиционер обратил внимание на шприц, наполненный каким-то прозрачным веществом, лежащий на металлическом подносе, и тогда приоткрыл дверь и попросил родителей войти.

Дверь в кабинет полностью открылась, родители перешагнули зашарканный порог и увидели четыре стола, накрытых простынями. Шансы того, что звонок был ошибкой, таял прямо на глазах. Мать не обратила внимания на докторов, она смотрела только на милиционера, который их сюда привел, и ждала действий с его стороны. Ее губы тряслись, словно она хотела что-то ему сказать, но она молчала, по щекам текли слезы. Милиционер и ее муж взяли женщину под руки и медленно подвели к третьему столу. Доктор и его коллеги подошли следом: медсестры стояли за спиной у родителей и были готовы ко всему, доктор же встал со стороны головы их дочери. Наступила полная тишина. В ней, казалось, было слышно участившееся сердцебиение матери. Она медленно подошла к столу, где под простыней лежал труп ее единственной дочери, и застыла в ожидании.

– Подождите, – сказал милиционер и обратился к женщине: – Вы готовы?

– Я… я… я не знаю. Наверное…

Милиционер посмотрел на доктора и кивнул головой.

Когда тот взялся за край простыни и приготовился ее поднять, мать закрыла глаза. Она вспомнила все счастливые моменты, связанные с ее дочерью, с самого ее рождения: как она держала эту малютку на руках в роддоме и как маленькая, с розовыми щечками Александра смотрела в глаза матери; первые шаги; первое слово «мама»; первый день в садике и как Саша плакала; первый день в школе и как Саша стояла с цветами и улыбалась; вспоминала, как Саша радовалась, когда закончила школу и поступила в институт… Все это, словно цветные фотографии жизни, проносилось перед ее глазами.

Мать открыла глаза, доктор откинул простыню, и сердце матери замерло. Мир словно поплыл, мыслей в голове не осталось, и земля под ногами как будто исчезла. Перед ней лежала ее дочь. Это было не чье-то, а именно ее лицо, только бледное и израненное. Женщина кинулась к ней, она целовала ее холодные щеки, она что-то шептала ей, гладила ее волосы, и крупные слезы из глаз капали на такое родное, но уже неживое личико.

Отец стоял в стороне, из-за милиционера он не сразу увидел лицо своей дочери, но по реакции жены все понял. Он склонил голову: теперь он не знает, как им жить и жить ли вообще. Мужчина долго не решался подходить к столу, он хотел оставить в своей памяти только те моменты, когда Александра жива, когда она улыбается и смеется. На его глаза навернулись слезы. «Надо подойти, я хочу, хочу ее видеть!» – подумал он и сделал несколько шагов к дочке с другой стороны стола. Он взял ее за руку и почти сразу начал терять сознание.

Бригада медиков поспешила на помощь, они достали нашатырь и привели отца в чувства.

– У него шок! – сказал доктор.

Отец упал на колени и начал рыдать, продолжая держать холодную руку своей дочери. Он что-то говорил ей – милиционер видел, как его губы шевелятся, а в глазах – пустота.

«Наверное, отец просил Его не забирать дочку», – думал Николай, он сдерживал эмоции как мог, но одна слеза все же упала из его глаз. Ему нужно было во что бы то ни стало вывести родителей, ведь сейчас сюда придет супруга Валеры, и очень бы не хотелось, чтобы они встретились. Но как оторвать родителей от их дочери, как заставить их отойти от нее, он не знал. Милиционер медленно подошел к бригаде медиков и шепотом попросил докторов сделать матери укол и вывести их в коридор на кушетку.

Женщина не стала сопротивляться инъекции, ей сейчас было все равно, что с ней сделают и что с ней будет, она думала только о том, что их милая дочурка больше не с ними. Бригада врачей медленно отодвигала мать от тела, они были нежны с ней, но ей было плевать. Она не хотела отходить, она смотрела на бледное лицо Саши и рвалась к ней, лекарство еще не подействовало.

Крики матери разносились на весь морг, рыдающую, ее выводили из палаты вчетвером, а та вновь и вновь пыталась вырваться и вернуться к своей девочке. Отец шел молча, словно призрак, словно вокруг него не было никого, он и сам словно умер вместе со своей Сашей.

Лекарство подействовало. Мать с отцом сидели на кушетке в коридоре под присмотром врачей, Николай стоял напротив, держа в руках папку и ручку: ему нужно было, чтобы кто-то из них поставил подпись. Но, посмотрев на лица убитых горем родителей, Коля подумал: «Нет» – и закрыл папку. В этот момент милиционер услышал цоканье каблуков, оглянулся в сторону выхода и увидел, как к нему бежит женщина. На ногах у нее были туфли разного цвета, сверху – тоже растрепанный вид. На бегу она сдернула прозрачный синий шарфик, глаза у нее были заплаканные. Увидев милиционера, она замедлилась: что-то внутри ей уже подсказывало, что это не ошибка.

«Должно быть, это вдова водителя, убившего девочку, из-за которого эти люди, сидящие сейчас здесь, тоже словно умерли», – думал Николай.

Людмила добежала до милиционера, она задыхалась, на ее лице читалась растерянность. Она говорила очень быстро и много, но Николай не понял почти ничего, он только услышал имя Валера.

– Валера – ваш муж?

– Это мой муж, да, что с ним?

– Пройдемте за мной.

Вместе с женщиной зашли в кабинет, доктор сидел за столом и заполнял шприц лекарством. Николай незаметно для Людмилы показал доктору на первый стол, доктор все понял и не спеша подошел к нему. Видя, как переживает супруга, он уже заранее знал, какова будет ее реакция после поднятия простыни.

Стоя у стола, Людмила почувствовала знакомый запах. Этот одеколон она подарила своему мужу на день рождения, и теперь надежды на то, что это ошибка, больше не было – там, под этой простыней, она увидит лицо своего мужа, и все.

Доктор дождался кивка от милиционера и отодвинул простыню. Женщина увидела бледное, искалеченное, все в кровоподтеках и синяках лицо своего мужа и растерянно заговорила:

– Нет… Не может быть… Это невозможно. Что же мне делать?

Ее руки тряслись, она закрыла себе рот, чтобы не закричать, но кричать ей хотелось очень громко.

– Это ваш муж? – спросил Николай.

Людмила смотрела на труп и кивала, затем перевела взгляд на милиционера и ответила ему:

– Да! Это он! – и начала гладить его по голове. – Как это случилось?

– Он погиб в результате ДТП. Его машина сбила трех человек и врезалась в здание. Обстоятельства случившегося сейчас выясняют эксперты. Скажите, он когда-нибудь садился за руль пьяным? – Николай проговорил все это не делая пауз.

Людмила почувствовала безразличие и холод с его стороны. Она поняла, что он винит во всем ее мужа и, возможно, ее тоже… «Но Валера не виноват», – подумала она, глядя на милиционера.

– Нет, – тихим голосом ответила Людмила.

Николай достал из папки листок и сел за стол доктора. Писал он быстро, не отвлекаясь, затем, так же не отрываясь от письма, спросил вдову Валеры:

– У вашего мужа были проблемы с сердцем или другие болезни, которые могли привести к приступу?

– …

– Людмила?

Николай оторвался от листка и посмотрел на нее, она стояла все так же неподвижно.

Женщина смотрела на своего мужа не отрывая глаз. Она почти не слышала милиционера, она и не хотела его слышать, она хотела, чтобы все было бы по-другому, так, как говорила ей подруга.

Закончив формальности, милиционер вывел женщину на улицу. Он предложил довезти ее до дома на служебной машине, но Людмила отказалась. Николай проводил ее взглядом: он видел, как она, спотыкаясь, медленно шла домой.

Милиционер хотел ее догнать и все-таки отвезти ее на машине до дома, но что-то его остановило. Посмотрев на служебную машину, он вернулся к родителям девушки. На их лицах уже не было слез, они сидели, держась за руки, смотрели на стену и молчали.

Сам же он, однако, успокоиться не мог, и это казалось ему странным. Он даже не знал погибшую, но что-то не давало ему забыть ее лицо, ее волосы, ее открытые безжизненные глаза… Эта картина, где девушка лежит мертвая на асфальте в лужи своей крови, никак не уходила из его сознания.

После проведения еще двух опознаний голова милиционера раскалывалась. За этот час он пережил много эмоций, и сейчас ему хотелось оказаться с женой в парке, у озера, в это время, когда жара уже спала и их окутывает приятный холодок. День подходил к концу, Николаю казалось, что все дела сделаны, он попрощался с доктором и был нацелен сразу из морга, мимо участка, ехать домой. Но, выйдя на улицу, он вновь столкнулся с родителями девочки: они сидели, как призраки, на лавочке за служебной машиной. Мотор «Волги» уже был запущен, слышалось характерное дребезжание выхлопной трубы , и водитель, увидев Николая, приготовился ехать.