Когда глаза немного привыкли к темноте, Енын подняла одеяло с пола и, накинув его на ширму, за которой обычно переодевалась, соорудила нечто вроде шалаша, а затем отнесла в свое убежище светильник и с замиранием сердца зажгла огонь. Все это она продумала уже давно, когда только прослышала о запретной книге знаменитого среди простого народа писателя, который творил под псевдонимом Лунный Влюбленный.

Енын устроилась на полу и аккуратно сломала печать. Книга жгла пальцы, от нетерпения кружилась голова. Перед Енын словно разверзлась бездна, в которую она собиралась шагнуть. Если матушка узнает, что ее дочь читает любовные романы… Нет, Енын даже думать не могла о том, что ее тогда ждет. Гнев родителей был самым ужасным наказанием. Даже страшнее, чем розги.

Трясущиеся пальцы открыли первую страницу. На ней была изображена красивая кисен^[7], за которой в проделанную в двери дырку подглядывал молодой аристократ. Енын жадно погрузилась в чтение, глотая слова. С каждой перевернутой страницей иллюстрации становились все более откровенными, и Енын почувствовала странный жар внизу живота.

«– Будь моей! – пылко сказал Сонхва и заключил Мен Воль в свои объятия. – Мне все равно, как тебя зовут, ты любовь моей жизни!

Кисен игриво дернула бровями и медленно потянула шелковую ленту, развязывая чогори. Глаза Сонхва сверкнули в неверном свете напольного светильника, и красная блузка упала на пол. Не в силах сдерживаться, мужчина припал к губам возлюбленной неистовым поцелуем…»

Енын впилась глазами в книгу, чувствуя, что вот-вот сейчас произойдет тот самый роковой шаг в пропасть. Сердце колотилось так, что на груди подпрыгивала белая ткань. Ладони вспотели, и она чувствовала, как из глубин ее души поднимается что-то запретное и настолько сильное, что рядом с этим мерк даже страх перед родительским гневом. Ей вдруг страстно захотелось оказаться на месте кисен, ощутить горячие прикосновения Сонхва, испытать тот же фейерверк ощущений, который описывал автор. Но внезапное дуновение холодного воздуха затушило светильник, Енын вздрогнула и, чертыхаясь, на ощупь вылезла из своего укрытия.

Неожиданно яркая вспышка серебристого света ослепила ее даже через закрытые двери, заставив закрыть лицо руками. Сквозь пальцы Енын видела, что всего мгновение светящийся шар висел напротив ее комнаты и вдруг растворился в темноте, как клубы пара изо рта на морозном воздухе. В комнате вдруг стало очень холодно, и Енын задрожала, растирая руками замерзшие плечи. Что это было?

Во дворе послышались голоса, стук дверей, и слуги высыпали на улицу, вероятно, тоже испугавшись источника странного света. Енын наконец опомнилась и наугад ринулась обратно к ширме, впопыхах сдирая одеяло. Кое-как нащупав оброненную книгу, она поскорее запихнула ее под матрас и легла, укрывшись до подбородка. Она уже слышала приближающийся голос матушки, которая спрашивала, что произошло. Енын лежала ни жива ни мертва, надеясь, что ее не раскроют.

– На молнию не похоже, госпожа, – послышался заспанный голос Суджон. – Да и какие молнии зимой?

– Енын спит? – спросила матушка.

– Да, я проследила, чтобы она легла.

– И обувь не забыла убрать, – утвердительно сказала госпожа. – Хорошо, возвращайтесь к себе, не будем поднимать шум.

И тут Енын прошиб холодный пот. Занятая мыслями о том, как бы ее не поймали, она совершенно забыла о туфлях, которые абсолютно точно остались на пороге. Но если матушка сказала, что их там нет, то… куда же они делись?

Глава 2

Горячие ладони легли на спину, и по телу пробежала сладкая дрожь. Енын выгнулась, ощущая, как чьи-то руки скользят по ее обнаженной коже. Прикосновения были мягкими, почти невесомыми, но смелыми, и ей хотелось, чтобы эти пальцы всегда скользили по плечам, спине, бесконечно гладили запястья и бедра. Внизу живота что-то встрепенулось и забилось, желая продолжения. Какого – она не знала, но чувствовала, что за этими прикосновениями должно следовать нечто неизведанное, всепоглощающее, что навсегда изменит привычный мир.

Тихий голос что-то шептал ей на ухо, щекоча дыханием кожу, и все волоски на теле вдруг поднялись, а сама Енын отчаянно потянулась вперед, желая ощутить тепло и силу чужого, но такого притягательного тела. Объятия становились все горячее, кто-то страстно сжимал ее в руках. Енын вдруг стало не хватать воздуха, она забилась, пытаясь вырваться, и… проснулась.

Едва подняв отяжелевшие руки, она попыталась скинуть ставшее вдруг неподъемным одеяло. Ей было жарко, лицо и шея вспотели настолько, что намокли волосы на затылке. Наконец, справившись, она раскинула в стороны руки и, тяжело дыша, открыла глаза. Уже наступило утро, и приглушенный бумажными ставнями свет вовсю хозяйничал в ее комнате. Вытерев мокрый лоб, Енын устало опустила руку обратно на матрас. Почему она чувствует себя такой измотанной? И где Суджон? Сколько сейчас времени? Наверное, вчерашние волнения сыграли с ней злую шутку, она перенервничала и ослабла. Да еще и не спала почти до утра.

– Вот, значит, какие книги читают девицы из благородных семей, – произнес рядом мужской голос с легкой усмешкой, и Енын вскрикнула, дернувшись на постели. Раздался удивленный возглас, а она, не сумев подняться на ноги, упала на пол и поползла в сторону выхода, но ее сил оказалось слишком мало, чтобы сбежать.

– Ты кто? Кто ты такой и как проник ко мне в спальню?! – взвизгнула она, в ужасе оглядывая комнату, в которой не было никого, кроме нее самой.

– Ты… ты меня слышишь? – удивленно спросил голос над ее ухом, и Енын закрыла уши ладонями, отчаянно тряся головой.

– Уходи! Уходи! – твердила она, молясь всем богам, чтобы это наваждение отпустило ее, и обещая, что отныне всегда будет вести себя как примерная дочь дворянина.

– Странно… ты не можешь меня слышать. – Голос, казалось, искренне недоумевал. – Но все же это так. Неприятно, конечно…

– Уходи! Убирайся из моей комнаты! – причитала Енын. – Клянусь, я никогда больше не буду читать подобные романы! Обещаю! Пожалуйста, отпусти меня!

– Угомонись! – Голос громыхнул над ее головой. – Я никуда не денусь, можешь не умолять, Небесам до тебя нет никакого дела, уж поверь мне. – Он чуть усмехнулся, как будто бы грустно. – А уж твои вульгарные романы меня вообще не интересуют.

– Тише! – невольно шикнула на него Енын, отнимая руки от ушей. Она не переставала оглядываться, надеясь увидеть загадочного обладателя голоса.

– Боишься, что матушка узнает? Зря. Это уже не важно, все равно ты скоро умрешь.

– Я… ч-что? – Енын уставилась расширившимися глазами туда, откуда слышался голос, и на мгновение ей показалось, что от комода отделилась едва заметная, почти прозрачная тень.

– Надо было слушаться маменьку, а не читать по ночам развратные книжонки! Тогда бы ты не забыла, что нужно убрать туфли. – Мерзопакостный голос просто издевался над ней.

– Так ты…

– Дошло, наконец! Я украл твои туфли, а скоро украду и жизнь. – Он громко расхохотался в потолок, как будто кто-то невидимый запрокинул голову вверх.

– Да кто ты такой? Как смеешь распоряжаться моей жизнью? – Енын вдруг разозлилась. – Подумаешь, туфли! Глупости какие! Как я могу расплатиться за это жизнью?

– Туфли приведут меня в мир живых, а тебя проводят в царство мертвых. Все просто, молодая госпожа, любящая пошлые картинки, – с издевкой выдавил голос. Енын могла бы поклясться, что его невидимое лицо сейчас скривилось в саркастической усмешке.

– Послушай, господин невидимка, меня такими фокусами не проведешь! – Она наконец начала понимать, что все это значило. – Покажись немедленно и скажи, сколько ты хочешь за молчание.

Енын решила, что кто-то прознал о ее проступке и теперь пытается ее шантажировать. Раздалось презрительное «пф-ф», и голос прошептал ей прямо в ухо:

– Мне жаль, молодая госпожа Енын, но ваша жизнь теперь принадлежит мне.

На нее вдруг навалилась усталость. Сил не было даже на то, чтобы позвать Суджон. Енын вяло шевелилась, еще не веря, что все происходящее правда. Но веки тяжелели, и с каждой попыткой подняться ее все больше затягивало в манящую темноту, которая обещала покой и блаженство…

Сквозь приглушенные голоса слышались тихие всхлипы. Голова гудела, будто внутри кто-то бил в огромный колокол.

– Ее состояние очень тревожно, – сказал незнакомый мужчина.

– Что с ней? Чем она больна? – Дрожащий голос матушки прервался судорожным всхлипом, и сердце Енын дернулось, отзываясь на страдания родного человека. Но открыть глаза и сказать, что с ней все в порядке, было выше ее возможностей, поэтому она продолжала неподвижно лежать и слушать, о чем говорит лекарь.

– Не могу сказать. Пульс в порядке, и я не вижу никаких признаков болезни, но она очень слаба. Я выпишу укрепляющие травы, которые нужно будет заваривать и давать ей три раза в день. Больше я ничего не могу сделать, простите, госпожа.

– Мое бедное дитя! – воскликнула матушка, и столько было в ее голосе отчаяния, что Енын сделала над собой усилие, распахнула глаза и попыталась сесть. Но руки будто сломались в локтях, и она снова рухнула на подушку. Какая-то невероятная тяжесть давила сверху, не давая даже пошевелить пальцем. Казалось, ее тело стало весить на несколько пун^[8] больше. Енын прислушалась к ощущениям, но не почувствовала боли – лишь ужасную усталость, словно весь день без передышки бежала на гору Намсан и обратно.

– Матушка… Что случилось? – Ничего не понимая, Енын повернула голову и посмотрела в заплаканное лицо матери. В дверях, вытирая рукавом слезы, стояла Суджон.

– Девочка моя, как ты? Ты так нас напугала! – Дрожащей рукой госпожа Ли взяла ладонь дочери и поднесла к губам. Из-под опущенных ресниц по щекам скатились две слезы.

– Ну что вы, матушка, со мной все хоро…

Чей-то ехидный смешок возле уха заставил ее подавиться словами. «Мне жаль, молодая госпожа Енын, но ваша жизнь теперь принадлежит мне». Она вдруг вспомнила странный разговор с невидимым незнакомцем, и холодок пробежал по спине. А что, если это не какой-то негодяй, решивший ее шантажировать? Вдруг на самом деле это невидимый дух, который хочет забрать ее жизнь?

– Верно мыслишь, молодая госпожа, – мерзко захихикал голос, и Енын кинулась к матери. Вцепившись в ее подол, она качала головой, сжимаясь от страха.

– Что с тобой, доченька? Енын! Енын, что с тобой, где болит? Что тебя так напугало? Успокойся, посмотри на меня! – Теплые руки матери немного привели ее в чувство, но она все равно ощущала спиной чей-то взгляд и практически видела, как губы невидимки кривятся в издевательской усмешке.

– Вы слышите его? – пряча лицо в коленях матери, отчаянно зашептала Енын, дрожа, как лист на ветру.

– Кого? Девочка моя, кого? – сквозь слезы отчаянно спросила матушка. Она гладила Енын по спине, пытаясь успокоить.

– Голос, – прошептала она, поднимая на мать полные ужаса глаза.

Лицо госпожи Ли исказилось болью, и она переглянулась с лекарем.

– Я выпишу еще лекарств, – неловко пробормотал он. – Похоже, у нее нервное расстройство.

– Нет у меня никакого расстройства! – сердито выкрикнула Енын, злясь, что ей никто не верит. – Он говорит, что заберет мою жизнь!

– Девочка моя, здесь никого нет…

– Я знаю! – В отчаянии Енын невольно обернулась, чувствуя на спине пристальный взгляд невидимки. – Однако он рядом…

– Я пришлю слугу с необходимыми травами и подробно опишу, что и как заваривать. – Как бы подытожив весь разговор, лекарь поклонился госпоже Ли и поспешил покинуть спальню.

– Дорогая моя, если тебе страшно, Суджон останется с тобой. – Матушка ласково погладила дочь по волосам.

– Да, пожалуйста, не оставляйте меня с ним наедине…

Будто отдав все силы этой вспышке ужаса, Енын обессиленно упала на подушку и закрыла глаза, варясь в собственных страхах. Она вся превратилась в слух, пытаясь уловить в знакомых звуках, наполнявших ее маленькую комнату, чужеродное дыхание или голос духа, но слышала лишь шорох посонов^[9] по полу, шелест платья и тихие всхлипы Суджон.