Мы упадем первым снегом (страница 5)
– Вижу, – ее взгляд перемещается с моего спортивного костюма на кроссовки ее дочери. Она усмехается. – Ого, какое старье. Ариа никогда их не носила. Это была ее фраза, – Рут рисует пальцами в воздухе кавычки, – «Начну заниматься спортом».
– Она не занимается спортом? – удивленно спрашиваю я. Проглотив кусочек яблока, я добавляю: – В Аспене невозможно не заниматься спортом.
Рут тянется к тарелке с блинчиками, которые постепенно заканчиваются.
– Поверь мне, у Арии к этому прирожденный талант. Она любознательная и амбициозная, но спорт… Боже упаси.
При воспоминании о дочери на ее губах появляется улыбка, затем она снова подмигивает мне и, прихрамывая, направляется на кухню. Хотелось бы мне знать причину ее скованных движений. Может быть, остеопороз или остеоартрит?
Что до меня, то я не могу дождаться, когда наконец окажусь под душем и почувствую на теле горячие струи воды, которые с каждой секундой все больше его согревают. Прислонившись спиной к стене душевой кабины, я закрываю глаза и делаю глубокий вздох.
Встреча с Ноксом потрясла меня. На какое-то время она даже развеяла мою нервозность и заставила забыть о том, что сегодня важный день.
Но теперь мои нервы словно пробудились от непродолжительного сна и в считанные секунды вернулись на круги своя. Такое ощущение, что под кожей бегают муравьи: туда-сюда, туда-сюда, сводя меня с ума…
Кончиком языка я слизываю теплую воду с верхней губы, а затем мой взгляд пробегает по телу и задерживается на тех местах, которые никто, кроме меня, не видит.
Осторожно провожу пальцем по левому бедру до середины верхней части ноги. Отек хорошо спал, но кожа изменила цвет. Она стала светло-зеленой, с насыщенным синим по краям.
Я щурюсь, выключаю воду и перестаю об этом думать. Скоро от пятен ничего не останется, и я больше никогда их не увижу.
Больше. Никогда.
Когда я выхожу из душа, мое тело пышет паром – наконец-то я снова чувствую пальцы ног! – и вытираюсь насухо. Я натягиваю свежую одежду, укладываю волосы феном и сглатываю, увидев свой взгляд в зеркале.
Припухлость возле моего глаза приобрела цвет. Вчерашние слова Нокса эхом отдаются в голове.
«Сомневаюсь»… Этим он намекнул, что я недостаточно напористая. Недостаточно уверенная.
Я качаю головой, чтобы прогнать эти мысли, и отвожу взгляд. Мои глаза останавливаются на нескольких предметах макияжа, которые стоят на комоде в ванной комнате Арии рядом с раковиной. Я кусаю нижнюю губу и задумываюсь.
Обычно я не пользуюсь косметикой. Для спортсменки это скорее контрпродуктивно. Тушь от пота размазывается, и ты становишься похожей на эмо. А макияж забивает поры и провоцирует появление кучи огромных прыщей, которые могли бы посоперничать даже с известными кратерами в Аризоне.
Я принимаю решение в мгновение ока.
Я поспешно достаю флаконы с косметикой и наношу ее на лицо. Пусть лучше я буду эмо с кратерами, чем все будут таращиться на меня в первый день в «АйСкейт» и составлять обо мне мнение еще до того, как со мной познакомятся.
Эту часть своей жизни я оставила позади, и я не собираюсь давать ей место для дальнейшего существования.
Решительно распределяю остатки макияжа и смотрю на свое отражение в зеркале. Раннее утреннее солнце светит в окно и ярко блестит в моих голубых глазах.
Я хватаюсь за раковину. Руки дрожат от муравьев под кожей.
– Сделай это для себя, – бормочу я. – У тебя хватит сил со всем справиться.
Я повторяю эти слова три раза, пока не начинаю чувствовать, что муравьи под кожей отступили в свою нору и что я побеждаю.
Какой бы слабой я себя ни ощущала и какой бы отпечаток ни оставило на мне прошлое, волчица в моем сердце никогда не позволит миру увидеть ягненка у меня в душе.
Потому что я сильная.
Я Пейсли Харрис, настоящая воительница.
Мир знает меня лучше
Нокс
– А, Нокс.
Отец сидит за обеденным столом у панорамных окон. В них я вижу солнце, которое лениво поднимается над вершинами Аспенского нагорья. Увидев меня, он сворачивает USA Today и кладет газету между миской с яйцами и кувшином с моим протеиновым коктейлем.
– Подойди-ка, посмотри.
Одной рукой я стягиваю с головы шапку, а другой освобождаюсь от пуховика. Я наклоняюсь и смотрю на газету. Снег падает с волос на стол. «Пожарная бригада освобождает мужчину из пояса верности». Я хмурюсь:
– Из пояса верности? Что за…
– Не там! – он показывает на другую статью. – Вот, читай!
Я читаю. С каждой прочтенной строчкой я все больше хмурюсь.
– Ого, – говорю я.
Отец поднимает брови так высоко, что они почти доходят до линии волос. Выдающееся достижение.
– Ого? – повторяет он, выразительно постукивая по статье. – И это все, что ты можешь сказать? Это катастрофа, Нокс! Джейсон Хоук – твой главный конкурент, и он сделал фронтсайд дабл кик 1260º в первые двадцать секунд своего заезда на Revolution Tour! В первые двадцать секунд, Нокс! Ты понимаешь, что это значит?
Я опускаюсь в кресло напротив него и наливаю протеиновый коктейль в стакан.
– Да, – уголок моего рта вздрагивает. – Он перешел к делу быстрее, чем я чищу это яйцо. Я могу спросить его, не сделать ли нам из этого новую фишку.
С деланным безразличием я делаю вид, будто откидываю со лба несуществующую челку, и облокачиваюсь локтем на спинку стоящего рядом стула.
– Привет, Джейсон. Устроим соревнование? Ты со сноубордом против меня с яйцом. Победитель получит… – я на мгновение задумываюсь, а затем с намеком два раза подергиваю бровями, – …яйцо.
– Это не смешно, Нокс.
Нет? А мне смешно.
Отец, напротив, мрачнеет, сжимает губы в тонкую линию и ослабляет галстук.
– Сегодня у тебя шоу на хафпайпе. Ты должен его превзойти.
– Пап, – я тихонько смеюсь, до конца очищая яйцо от скорлупы и кладя его на сэндвич. – Это же просто шоу.
– Дело в твоем настрое, – парирует он. Его глаза превращаются в узкие щелочки. Булочка на его тарелке так и не тронута. Вместо этого он смотрит на меня, как разъяренный лев, который хочет набить брюхо мной, беспомощной антилопой. – Каждый заезд важен. Если будешь относиться к шоу так легкомысленно, то и на X-Games будешь в проигрыше. Твоему мышлению не хватает амбиций, парень!
– Моему мышлению не хватает кофе, – бормочу я. Вчерашняя встреча с фигуристкой на трассе не давала мне покоя. Полночи я ворочался в постели, упрекая себя за свое поведение, а потом корил себя за то, что вообще думал о ней. Когда же меня наконец сморил сон, пришли кошмары. Образы, которые я годами тщетно пытался вытеснить из памяти. Было еще рано, когда меня из сна вырвал повторяющийся крик в моей голове. Пронзительный. Леденящий душу.
«Притягательный».
Все мое тело покрылось мурашками. Я почувствовал себя беспокойно. Меня охватила паника. Чем дольше я лежал в постели, думая об этих образах, тем тяжелее становилось мое дыхание.
Поэтому я отправился на пробежку, и ноги сами привели меня к Серебряному озеру. В единственное место, которое может сделать мои мысли еще громче и при этом их успокоить.
Отец игнорирует мой ответ. Он уже давно уткнулся в свой телефон, сосредоточенно тыкая по экрану.
– Еще я хотел показать тебе вот это.
Он делает судорожный глоток кофе, не отрывая взгляда от экрана. Коричневая жидкость выплескивается из чашки и украшает его булочку несколькими темными каплями, пока он показывает мне телефон.
Достаточно беглого взгляда, чтобы понять, что он имеет в виду. «Инстаграм».
Я закатываю глаза и тянусь за кофейником.
– Не закатывай глаза, Нокс. Это серьезное дело.
– Ого, не знал, что Джейсон склонен к флирту со своими несовершеннолетними подписчицами.
– Что? – отец отодвигает телефон и смотрит на профиль Джейсона с ненормальной жаждой скандалов, прежде чем снова взглянуть на меня. – О чем это ты, Нокс?
Я спокойно откусываю кусочек сэндвича и откидываюсь на спинку стула:
– Вот это было бы серьезным делом, папа.
Вена на его виске начинает пульсировать. Мой отец – инвестор и агент по продаже недвижимости. Ему принадлежат почти все горнолыжные курорты в Аспене. Обычно его трудно вывести из себя. Но я могу с гордостью заявить, что обладаю к этому природным талантом.
– За последние несколько недель у него появилось более пятнадцати тысяч новых подписчиков. Почти в два раза больше, чем у тебя. Ты пренебрегаешь своим онлайновым присутствием.
– Я пренебрегаю этим кофе.
– Не говори глупости, Нокс, – теперь уже отец закатывает глаза. – Тебе нужно больше стараться. Делись с подписчиками своей повседневной жизнью. Тебе нужна поддержка прессы, твое имя должно быть на слуху. Только так ты добьешься успеха, – он блокирует телефон и кладет его на стол сильнее, чем хотел. – Когда ты наконец поймешь? Если хочешь добиться высот, важно использовать несколько аспектов, а не только сноуборд. Твой последний пост был почти две недели назад.
В висках нарастает пульсирующее давление. Не в первый раз на этой неделе отец достает меня «Инстаграмом».
Что там такого важного? Зачем я должен делиться с чужими людьми тем, когда ложусь спать и какой сериал сейчас смотрю? Может быть, в следующий раз мне взять их с собой в туалет? Если бы это зависело от моего отца, то, скорее всего, да.
– В последнее время не получалось, – отвечаю я, не глядя на него, и запихиваю в рот последний кусок бутерброда. Честно говоря, я забыл свой пароль. Нужно запросить новый, но об этом отцу лучше не рассказывать.
В воцарившейся тишине отчетливо слышно, как я жую. На верхнем этаже включается пылесос и с гулом начинает ездить по полу.
Отец вздыхает. Я поднимаю взгляд и вижу, как он качает головой, вытирая руки салфеткой.
– Я поищу тебе контент-менеджера, – говорит он, отодвигает стул и встает.
Сердце на мгновение замирает, а затем начинает биться с удвоенной скоростью.
– Ни в коем случае! – я выпрямляюсь и смотрю на отца, который смотрит в зеркало над нашим сервантом и поправляет галстук. – Это просто отвратительно, папа. А как же моя личная жизнь?
В зеркале я вижу, как он раздувает ноздри. Еще несколько секунд он дергает себя за галстук, прежде чем выругаться, сдаться и повернуться ко мне лицом.
– Тогда сам позаботься о своей личной жизни, Нокс! Иначе это сделает кто-нибудь другой, – он на мгновение замолкает, а затем добавляет: – Спорю, что у Джейсона Хоука есть контент-менеджер.
– А я спорю, что у Джейсона Хоука есть хламидии, если судить по слухам, которые о нем ходят.
Отец пожимает плечами:
– Да кому какая разница?
– Ему разница уж точно есть.
Он не смеется над моей шуткой. Возможно, он даже был бы рад, если бы у меня самого были хламидии, если бы это помогло мне чаще появляться в прессе.
Он мрачно смотрит на свои наручные часы:
– У меня назначена встреча. Увидимся позже на соревнованиях. Скажи Лорен, чтобы она приготовила тебе тарелку каши с яйцом-пашот. В прошлый раз тебя это хорошо зарядило энергией.
– Лорен здесь больше не работает, – я говорю ему это уже третий раз за неделю. – Я ем в «Лыжной хижине».
Папа, похоже, этим не очень доволен, но, по крайней мере, кивает.
Его мобильный телефон пикает. Он смотрит на экран, снова ругается и бросается к входной двери.
– До скорого, парень. Я на тебя рассчитываю.
«Да, папа. Я знаю».
Дверь закрывается. Снаружи я слышу, как захлопывается дверь машины, а затем заводится двигатель «Рейндж Ровера».
Спустя несколько секунд он исчезает. Наступает тишина, нарушаемая лишь звуком пылесоса.
Тем временем на небе появилось солнце. Хотел бы я быть таким, как оно. Никаких мыслей. Никаких забот о завтрашнем дне. Оно просто встает и… светит. Снова и снова. И старается заразить всех своей лучезарной радостью.
Прямо как сейчас. Оно светит сквозь панорамные окна, заливая светом нашу гостиную. Его лучи ласкают мою кожу, когда я иду в сторону спальни. Тепло приятно покалывает, но не может до конца меня согреть.