– А почему ты считаешь, что «Злобстные Привидения» имеют отношение к каким-то неприятностям? – спросила Малиса.

– Привидения начали пропадать, – пояснил дядюшка Язва. – Их словно кто-то высасывает из Верхнего Мира, не оставляя следов. Причём, что любопытно, всё это привидения дедушек.

– Вообще-то Ма и Па занимаются тем, что внедряют привидения в Верхний Мир, а не высасывают их оттуда, – заметила Малиса.

– Верно, – согласился дядюшка Язва. – Но меня наняло агентство «Уютные Дедушки», потому что их дедушки-привидения вдруг начали исчезать. – Он как будто слегка смутился. – Ну а учитывая соперничество между двумя этими агентствами, можно заподозрить, что кое-кто ведёт нечестную игру!

«Уютные Дедушки» самым прямым образом конкурировали со «Злобстными Привидениями». Первое стремилось радовать обитателей Верхнего Мира, посылая к ним самые симпатичные привидения дедушек, чтобы те нашёптывали на ушко спящим Вершкам всякие приятные вещи, навевая им добрые сны, а второе стремилось сделать их от страха заиками.

Малиса прикусила губу. Неужели её родители способны пасть так низко?! Конечно, они жулики, для которых не зазорно сбывать краденые часы на углу переулка Карманников. Но чтобы заниматься похищением призрачных старичков… Нет, в это она верить отказывалась.

– Мне бы очень пригодилась твоя помощь, Малиса, – продолжал дядюшка Язва. – Из всех вершковых Злобстов, которых я знаю, ты самая сообразительная.

Малиса обдумала, какие неприятности её ждут, если она возьмётся помогать дядюшке Язве. Помнится, Па называл его не иначе как «этот жалкий поборник взаимопомощи». Помогать кому-либо было само по себе недостойно, а уж помогать дядюшке Язве… Пожалуй, в глазах Па это будет похуже, чем получить «отлично» за школьный реферат.

– Извини, – сказала Малиса, – но я не могу. Я бы рада помочь тебе, честно. Но не могу.

Дядюшка Язва разочарованно покачал головой.

– Рано или поздно тебе придётся взглянуть в глаза правде, Малиса, – сказал он. – Ты не создана для жизни обычного подмирского пакостника.

Малиса передёрнула плечами:

– Ма говорит, что ты на всех оказываешь плохое влияние. И ещё она говорит, что «Злобсты никому не помогают, и никто не помогает нам».

– Даже в том случае, когда помочь кому-то – нужное и правильное дело? – спросил дядюшка Язва.

– Особенно в этом случае! – отрезала Малиса. – Извини. Па говорит: «Занимайся своими делами, а остальные пусть занимаются своими. Своя рубашка ближе к телу».

– Но иногда помочь другим – это лучший способ помочь самому себе, – попытался убедить её дядюшка Язва.

– Ну да. А иногда это лучший способ создать себе кучу проблем, – возразила Малиса.

Дядюшка Язва вздохнул и протянул Малисе маленькую чёрную карточку. На одной её стороне было отпечатано:

А на другой:

– Не потеряй, – сказал он. – Это на случай, если ты вдруг передумаешь. Я буду в Подмирье, продолжу расследование.

С этими словами он отступил за ствол дерева и растворился в воздухе.

Малиса вздохнула. Проблема была в том, что она не могла считаться ни полноценным Вершком, как Сет, ни настоящим подмирцем – всё-таки она живая, ну и вообще. Если уж говорить о семье Злобстов, то все они, включая и дядюшку Язву, были скорее междумирцами: иными словами – людьми, наделёнными магическим даром и способными жить как в Подмирье, вместе с привидениями, так и в Верхнем Мире, вместе с обычными людьми. Но при этом, увы, ни в одном мире они не чувствовали себя абсолютно на своём месте: для Подмирья они были слишком живыми, а для Верхнего Мира – слишком пакостными.

Малиса повертела карточку в руках, а потом отбросила в сторону. А что ещё ей оставалось? Не может же она, в самом деле, участвовать в расследовании против своих родителей! Да, конечно, они злобные, испорченные и эгоистичные, но всё-таки они её родители. Уже не в первый раз Малиса чувствовала себя как в западне: с одной стороны, ей хотелось поступать так, чтобы родители были ею довольны, а с другой – она ничего не могла поделать с желанием поступать так, как подсказывало ей сердце. Карточка, кружась, упала на землю. Прикусив губу, Малиса смотрела, как её постепенно засыпает палой листвой, а потом побрела домой, стараясь не думать о пропавших привидениях-дедушках.

4
Не наши проблемы

Когда Малиса вернулась домой, Ма была занята: она мастерила на кухне бомбы-вонючки. Над колбами, которыми был заставлен весь кухонный стол, вились клубы зловонного зелёного дыма. Ма, как обычно, напевала за работой скрипучим голосом страдающей запором банши.

Длинная и тощая, как цапля, Ма казалась ещё выше из-за каблуков-шпилек – таких высоких, что порой её туфли больше напоминали ходули. И ещё она всегда носила бюстгальтер на восемь размеров больше нужного – чтобы прятать драгоценности и безделушки, когда они с Па ходили на свой воровской промысел. От этого платье всегда сидело на ней как-то странно, словно она держала за пазухой пару живых хорьков.

– Видела сейчас в сквере дядю Язву, – бездумно обронила Малиса. История о пропадающих призрачных дедушках всё ещё вертелась у неё в голове.

– Что? – спросила Ма, отвлекаясь от своих бомб. Туго завитые букли пружинками запрыгали вокруг её лица.

Малиса нервно сглотнула.

– Я встретила в сквере дядю Язву, – повторила она. – Он ведёт расследование дела об исчезающих дедушках. – Малиса пристально вглядывалась в лицо Ма, пытаясь уловить в нём признаки вины или догадаться, не знает ли Ма что-нибудь о пропавших привидениях. Но Ма смотрела на неё с таким же кислым выражением, как и всегда.

– Обычное дело! – фыркнула Ма. – Вечно он норовит сунуть свой клюв в любое честное надувательство. Надеюсь, ты сказала ему, чтобы он не тянул лапы, куда не просят! Ишь, доброхот нашёлся!

Ма всегда выглядела так, словно её кто-то непрестанно щиплет. Её неодобрительно сжатые тонкие губы были густо намазаны красной помадой, причём так криво, словно она красилась в машине, скачущей по ухабам. Причём крепко зажмурившись.

– И он просил меня помочь ему с расследованием, – добавила Малиса.

– Помочь?! Послушай, Малиса Патология Злобст… – Малиса знала: если Ма называет её полным именем, значит, без головомойки не обойдётся. – Мы в чужие дела не лезем, ясно? Нам своих хватает. Пусть другие разгребают свои проблемы сами.

– Но ведь привидения куда-то пропадают! – сказала Малиса.

– А нам-то что? – огрызнулась Ма. – Это же не наши привидения! Значит, и проблемы не наши.

В кухню, протирая заспанные глаза, ввалился Па. За ним, как всегда, тянулся рой мух, кружащих над его сальной головой. Па был толстый круглый коротышка; стоя рядом с Ма, он едва доставал макушкой до её преувеличенно огромного бюста. Па считал себя деловым человеком, поэтому и одевался в деловой костюм, хотя пуговицы его пиджака перестали застёгиваться ещё в 1972 году, когда у Па начало быстро расти пузо.

– Из-за чего сыр-бор? – хмуро осведомился он.

Ма упёрла руки в костлявые бёдра:

– Язва, видите ли, попросил Малису помочь ему с расследованием.

Этого было достаточно, чтобы Па мигом так разъярился, что все кухонные привидения дружно юркнули в укрытие за посудным шкафом.

– Помочь?! – взревел Па. – Мы никому не помогаем! Наш дом – наша крепость, а прочее нас не касается! – Грудь его ходила ходуном от надсадного рёва, рубашка с трудом выдерживала напор живота – словно ветхая сеть, в которую попалась раздувшаяся рыба-шар. С потолка посыпались куски штукатурки.

– Вот-вот, я ей так и сказала! – возмущённо вторила ему Ма.

– Не для того мы тебя воспитывали, чтобы ты кому-то ПОМОГАЛА! – Па так бушевал, что даже его бледное одутловатое лицо слегка порозовело. В отличие от Ма, губы у Па были большие и влажные, как у трески, и когда он злился, они начинали дрожать будто сами собой. Сейчас они тоже тряслись, словно студень.

Ма, довольная, что ей удалось довести Па до приступа бешенства, сложила руки на груди и втянула без того впалые щёки:

– Готова поставить два шиллинга, что она всё утро КНИЖКИ почитывала, пока мы с тобой пакостничали на износ!

– Книжки! – гневно бросил Па, словно плюнул. – Книжки! Книги означают чтение, чтение – это образование, а образование – это знания. – Он понизил голос до сиплого шёпота. – Корень всего д-д-д-добра! – Он брезгливо передёрнул плечами и, воздев руки, негодующе простонал: – Где?! Где мы допустили ошибку, когда растили тебя?!

– Делаешь-делаешь для них всё самое худшее – и вот чем они тебе отплачивают, – визгливо всхлипывала Ма, утирая глаза спитым чайным пакетиком.

– Вообще-то книги не такие уж плохие, – попыталась урезонить родителей Малиса. – Они очень интересные! И вы сами наверняка почерпнули бы из них кучу всяких занятных пакостей, если бы читали то, что нужно.

– А самое обидное, – сквозь рыдания выдавила Ма, пошатываясь на своих высоченных шпильках, – что она даже не утруждает себя враньём!

– Вот-вот, с этого всё и начинается! – рявкнул Па. – Сегодня они читают книжки – а завтра уже начинают убирать мусор на улицах! Даже думать об этом тошно! – Его так и затрясло от омерзения.

– Нет, эти её выходки меня просто доконают, – пожаловалась Ма, закатывая глаза и обмахиваясь капустным листом. Потом она перевела взгляд на Малису и прикрикнула: – Ступай отсюда и как следует подумай над своим поведением, юная леди!

– Простите, – пробормотала Малиса, убираясь с кухни.

Она знала, что родители её любят, но они совершенно, совершенно её не понимают. И это очень грустно. Порой Малиса чувствовала себя настолько непохожей на них, что казалась себе посторонней в собственной семье. Для всех она была чужой – и для обычных обитателей квартала Блаженства, и для родных. «Где же тогда моё место?» – грустно размышляла она.

Сейчас, шагая по тёмным коридорам и запущенным комнатам дома, она направлялась к Дедуле. Проходя мимо обветшавшего бального зала, она услышала, как хнычет во сне её сестрёнка. Колыбелькой Антипатии-Розе служила большая железная птичья клетка, подвешенная к потолку на длинной цепи. Дно клетки было щедро застелено стёгаными одеялками и перьевыми подушками, расшитыми мордами гаргулий. Малиса вынула из кармана купленное в зоомагазине вяленое свиное ухо и сунула его между прутьев прямо в горячие липкие ручки Антипатии-Розы. Малышка тут же перестала хныкать и, не просыпаясь, уселась на подушках, потянув свиное ухо в рот.

5
Моль умеет вести себя за столом

По скрипучей винтовой лестнице Малиса карабкалась на чердак. Этот самый чердак поворачивал и изгибался под самыми невозможными углами, повторяя причудливую архитектуру самого дома. Под крышей особняка Злобстов было много разных чердачных помещений, но Дедуля обжил себе каморку, втиснувшуюся между двумя башнями в западном крыле. Ступеньки становились всё уже и уже, и лезть по ним было непросто. Ма и Па и вовсе считали, что подъём на чердак не стоит подобных неудобств – собственно, поэтому Дедуля и предпочёл обосноваться именно там.

На посторонний взгляд, чердак представлял собой просто тёмное, продуваемое сквозняками, захламлённое место, сплошь заставленное пыльными сундуками, кожаными чемоданами, коробками и разрозненными, покрытыми ржавчиной частями старых рыцарских доспехов. Но если пробраться через узкие щели между горами хлама и заглянуть через щелястые перегородки, можно увидеть приятный просвет в этом заросшем паутиной хаосе – чердачное логово Дедули.

Скрипучий дощатый пол здесь покрывал протёртый ковёр, а на стопках книг в кожаных переплётах были удобно пристроены настольные лампы, озарявшие мягким тёплым светом уютный, расчищенный от мусора уголок. Дедуля сидел, откинувшись на спинку слегка поеденного молью каминного кресла и пристроив ноги в дырявых клетчатых тапочках на обитую плюшем низкую скамеечку.

– А вот и ты, мой Утёночек! – обрадовался он, когда Малиса наконец протиснулась между двумя покосившимися гардеробами. – Устраивайся поудобнее.