Вблизи все в ней делалось другим. Понятным. Прозрачным. Единственно верным и логичным. Даже голос звучал иначе: обычно довольно низкий для женского, сейчас он казался естественным. И очень ей подходил. Невозможно было представить Нину с другим тембром.

На ней были испачканные трико с белыми лампасами и растянутая футболка цвета «выстиранный индиго» – зернистая от старости текстура, словно поры, выделяла запах мятного кондиционера. Из огромной горловины все время выскакивало то одно плечо, то другое, а под тканью отчетливо читалось отсутствие лифчика. Заметив это, Сет немного смутился, но через пару минут это прошло, потому что в основном он смотрел на личико в форме валентинки, и медленно жевал, ни слова не говоря. Слушал.

Нина и Отто принялись описывать ему, где они откопали все, что лежало у них под ногами, с какими приключениями доставили сюда и зачем, и что теперь планировали с этим делать. Девчонка не выдержала и похвасталась биноклем, который вырыла из-под завалов на кладбище техники и решила оставить себе. Сет покрутил его в руках, зубами удерживая второй кусочек пиццы. Оптическое устройство фирмы «Olympus» оказалось в удивительно сносном состоянии для места, в котором его откопали, и Сет высказал это наблюдение.

– Вот и я говорю: как можно выбросить рабочий бинокль? Он же почти в порядке. Покажу папе, вместе разберемся, что тут подкрутить. Пока не знаю, зачем, но он мне нужен. Я это чувствую.

Волосы Нина собрала в высокую гульку на затылке, чтобы не мешались, но невесомые завитушки упрямо выбиваясь из общей копны из-за своей короткости, колыхались медными спиральками надо лбом и висками. Сет поймал себя на том, что не может отвести от них взгляд. Наверняка на ощупь они такие же мягкие, как пух, а может, и мягче. Чтобы избавиться от навязчивого желания протянуть руку и потрогать их, Ридли привычным жестом пощипал себя за переносицу, сильно поморгав. Он всегда делал это, чтобы вернуть утерянную концентрацию.

– Тоже не высыпаешься? – понимающе спросила Нина, и Сету пришлось кивнуть.

Он стал разглядывать ее лицо в поисках ответа, почему она сказала «тоже», и сразу же его нашел. Под изумрудно-синими глазами Нины залегли мрачные кружева – отпечатки усталости и недосыпа, несмотря на которые девушка выглядела достаточно бодро, улыбалась, щурилась и ухмылялась. Полностью в своем репертуаре.

От природы голубоватые лепестки век наводили на мысль о тонкой коже. Присмотревшись, можно было увидеть, что вены и сосуды просвечивают и на висках, шее и запястьях, и в сочленениях, где руки крепятся к торсу.

Неожиданно Сет пришел к выводу: на самом деле девушка перед ним не производит впечатление физически сильной ни одним сантиметром своего тела. Напротив, она кажется такой хрупкой. Ее хочется с ног до головы обмотать в пупырчатую пленку для бьющихся посылок. И носить на руках, чтобы она нигде себя не повредила. А на его фоне Дженовезе вообще кажется тринадцатилеткой. Теперь понятно, для чего ей все эти балахонистые худи и штаны: чтобы казаться больше, скрыть реальные размеры, из-за которых к ней относятся несерьезно.

Наверняка под одеждой ребра можно пересчитать как заборные дощечки, а позвоночник прощупывается как у Бродяги, когда он только ее нашел. Откуда же в ней столько силищи, столько строптивой выносливости?

В животном мире есть крошечные насекомые, энергия которых превосходит все ожидания, как и способность тягать вес во много раз больше своего. Муравьи.

Наверное, все идет из головы, предположил Сет. Желая выглядеть сильной в глазах других, она сумела убедить окружающих. Вот только это не иллюзия. Нина на самом деле сильнее других девчонок, более крупных, а также некоторых парней, как она сама заявила в том диалоге в раздевалке.

Сет видел, как она бросает копье, как от ее удара взрывается волейбольный мяч, как она поднимает на руки Отто и даже подбрасывает в воздух, с какой скоростью бегает спринт, как взбирается по канату, гнет вилки и ложки в столовой от скуки, и многое другое. Жаль, до сих пор не довелось увидеть ее на льду.

Сет слушал, как они с Отто болтают, словно бы его нет рядом, но лишним себя не чувствовал. Интуитивно он понимал, что сейчас они разговаривают для него. И радовался, что Нина пришла в приподнятое расположение духа, несмотря на присутствие постороннего. Похоже, ее настроение напрямую зависит от количества пищи в желудке. Это стоит зафиксировать в памяти.

Дополнительным признаком насыщения была еще одна крошечная деталь, которую Сет давно заприметил еще на фудкорте, – контур ее губ темнел, словно обведенный карандашом, всякий раз, как Нина поест, и возвращался в норму в течение следующего урока. Сету нравилось смотреть, как кровь приливает к внешнему краю губ, вынуждая ее облизываться, словно кошка.

Уходить не хотелось, и он молился, чтобы о нем забыли, не стали напоминать, что пять минут давно истекли. Но Нина и Отто не думали его выпроваживать. Наоборот, войдя во вкус, они повели его за собой – показывать гараж. Даже не столько гараж, сколько хранящиеся в нем ранее найденные детали, странные полусобранные механизмы и неисправные устройства.

Это была настоящая экскурсия. Гиды все время шутили о чем-то локальном, непонятном Сету, и временами переходили на русский. Складывалось ощущение, что оба распускают хвосты, чтобы впечатлить посетителя. Ридли польстила эта догадка. Он скромно следовал за ними, пригибая голову, чтобы не стукнуться о потолок. Отто едва сдерживался, чтобы ему не подмигнуть.

– Что такое [mudozvon]?

Нина и Отто остановились, переглянулись и загоготали. Как будто отражения друг друга, они все делали синхронно.

– Не что, а кто, – поправил Отто. – Охранник свалки, который чуть не подстрелил нас солью однажды.

– А что смешного? – нахмурился Сет.

– То, как ты это произнес, – объяснила Нина. – [Mudozvon] означает мудак.

– Ну, не совсем, – уклончиво заметил Отто, и они снова заржали, держась друг за друга, чтобы не упасть.

– Я бы выразился точнее – плохой человек со звенящими яйцами. Только не спрашивай, что в этом обидного, мы сами не в курсе.

– Это русский? – Сет сделал вид, что не знает, но при этом очень догадлив.

– Он самый, – Нина все еще боролась со смешками.

Берет самое лучшее от всех намешанных в ней кровей, мимолетно заметил Сет. Как ни странно, никто не пытался его спровадить. Как будто ему можно остаться с ними до вечера. Чего, конечно же, он не мог себе позволить ни в одном сценарии. Интересно, сколько времени прошло с момента, как он подъехал сюда?

– Там пицца осталась? Давайте доедим. Сет, ты еще не уезжаешь? Тогда послушайте, что я вам сейчас расскажу.

Они снова уселись и взяли по последнему кусочку. Сет напомнил себе, что не платил за эту еду, и должен будет либо угостить в ответ (заманчивая перспектива), либо вернуть Отто часть денег и закрыть оплату своими.

Рассказывая что-нибудь, Нина увлекалась своей речью и неизбежно начинала жестикулировать, выдавая в себе итальянскую кровь, пылкую, громкую, склонную к экспрессии. Даже если обе руки были заняты, это не мешало ей выражать эмоции, размахивая вещами. Она вряд ли замечала, как движения тела сами собой аккомпанируют рассказу. Будто определенные слова физически невозможно произнести, не шевельнув кистью.

Вот и сейчас, чтобы изложить свои наблюдения, Нина встала перед ними, как будто читала доклад на симпозиуме, с биноклем в одной руке и пустой коробкой из-под пиццы в другой. Сет обратил внимание на под корень обрезанные ногти и оранжево-розовые подушечки пальцев.

В зависимости от того, что и с какой интонацией она говорила, Нина либо смотрела в окуляры на одного из слушателей, либо размахивала коробкой, либо совершала с предметами другие странные взаимодействия, иллюстрируя речь только ей понятным образом.

В очередной раз Ридли поразился тому, какое действие производит на него это слегка асимметричное лицо. Вздернутый носик, верхняя губа больше нижней, родинка над бровью… Все, что на первый взгляд показалось обычным, еще тогда, на фото на первом этаже, сейчас завораживало. Как морозные узоры на стекле, как бензиновые разводы, как всполохи северного сияния.

От девчонки исходили именно те феромоны, которые привлекают подобных Сету парней. Химия не оставляла ему шансов, а он уже и не боролся. Как будто Нину окружает невидимое горячее облако, сладкое и дрожащее, свежее, как мятные леденцы, расщепленные на триллионы молекул, превращенные в газовую плазму, наэлектризованные, галлюциногенные. Нина подпитывает облако всем, что делает: интонациями, которых у нее так много, движениями, зачастую непроизвольными, мимикой, спектр которой невозможно описать.

Находясь рядом, не можешь сопротивляться магнетизму, а находясь вдали, мучительно хочешь вновь оказаться в его поле.

Сет понимал, что не единственный улавливает эти флюиды. Такого просто не могло быть. Очевидно, под их воздействием находится и Отто, и тот ублюдский легавый (перед глазами снова встала картинка, как беловолосый тянется к ней в салоне, и какое у него при этом лицо, будто загипнотизированное), и другие люди, в том числе учителя. Это вызывало понятную ревность, особенно к надзирателю, и Ридли изводил себя.

Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, он включился обратно в реальность и прислушался к монологу, большую часть которого упустил, пока рассматривал ее лицо и не мог связно мыслить.

Глядя на нее снизу вверх, Сет снова наполнялся той странной уверенностью, будто давно знает Нину. Но откуда бы?..

– Вы вот знаете, что красивейшие черные детеныши ящериц продаются по две тысячи евро за особь, хотя они ничем не отличаются от собратьев иной расцветки, чей ценник ниже? Самое отвратительное в красоте то, что она продается за деньги. И всегда найдется кто-то, жаждущий выкупить ее за какую угодно сумму. Там, где есть красота, никто не действует бескорыстно.

Рассмотрим несколько примеров. Привлекательной женщине в ресторане оплачивают счет посторонние люди. Просто за то, что она родилась красивой. Привлекательным парням вешаются на шею, даже если они конченые моральные уроды, прощают обиды, измены, предательство. Работы фотографов с симпатичными людьми набирают ощутимо больше внимания и поддержки. Это касается и рекламных баннеров. Красивых быстрее признают талантливыми. Красота продает. И продается.

Модели «Victoria’s Secret» изнуряют себя диетами до реанимации. Чтобы пройти по подиуму в крошечной блестящей тряпке и укрепить в умах миллионов нереалистичные стандарты тела. Девочки потом себя доводят до анорексии и булимии, стремясь соответствовать ожиданиям общества. Эти ожидания формируют, чтобы продавать средства для их якобы достижения. То же самое касается бодибилдеров. И всех, кто делает пластические операции, вторгаясь в свой натуральный внешний вид, преображая его до нереалистичных границ.

Блогеры с приятной внешностью быстрее набирают аудиторию и становятся популярны, вне зависимости от того, о чем их блог, несет ли вообще какую-то ценность. Смысловую там, познавательную. Они могут просто есть на камеру или записывать реакции, паразитируя на чужом контенте, который кто-то делает с трудом и старанием, но набирает значительно меньше просмотров.

Благодаря смазливой мордахе или хорошему телосложению им не нужно даже беспокоиться об оригинальности и смысле собственной деятельности, достаточно просто показаться перед камерой и делать, что угодно. Подписчикам все равно понравится. Красивые люди всем интересны. Они вызывают трепет, ажиотаж, вдохновение. Интересные люди интересны далеко не всем. Разве это справедливо? Разве так и должно быть? Где же тут баланс? Хотя бы намек на равновесие сил.