Меня передёргивает. Я с этим Валерой на одну поляну бы не присела…

– Та, – машет мать рукой. – Много ты понимаешь!

– Что Ульяне кушать, мам? – устало интересуюсь.

– А то нечего прямо! – злится она. – Макароны свари, гречку! Закуски только пока не трогайте! Надобно чтоб красиво, ну накрыть там, поняла?

Вздыхаю. В глазах застывают слёзы. Я месяц по вечерам работала, чтобы какому-то чужому Валере было хорошо?

– И это… Давай после своего зверинца поезжайте в Бобрино к бабке, – чиркая зажигалкой, выдаёт она. – Чистый воздух, все дела, полезно…

– Чтоб не мешались, – не могу не съязвить я.

– Поговори мне ещё! Совсем от рук отбилась. Ну-ка, дневник неси.

– Он уже два года как электронный, – напоминаю ей сквозь зубы.

– Придумали ерунду, – фыркает мать, выпуская изо рта густой сизый дым. – Что там вообще в этой твоей гимназии богатых ублюдков?

– Ничего, – отвечаю коротко.

– Хоть бы делилась с матерью. Мож совет какой нужен.

Совет… Я едва сдерживаюсь от того, чтобы не засмеяться в голос.

– Мы ж как подружки раньше были, – корит она.

– Будто я виновата, что после смерти Миши тебя понесло! – отвечаю резко.

– Ну-ка не смей мне! – вскакивает со стула Катя и подходит к окну. Рыдать сейчас будет.

Дядя Миша был единственным порядочным мужчиной в жизни матери. Рядом с ним Екатерина была совсем другой. Красивой, заботливой, доброй и хозяйственной. В прежней квартире было чисто и уютно, там всегда звучал искренний смех и пахло пирогами. К сожалению, та Катя умерла вместе с ним. Несчастный случай – и Ульяна, как и я, осталась без отца. Ей тогда два года только-только исполнилось…

Ставлю чайник на плиту, чтобы накормить завтраком сестру.

– С моё проживи, а потом будешь умничать! – злится мать, разглядывая окраину сонной столицы.

– На меня плевать, так хоть бы про Ульяну подумала, – набравшись смелости, говорю я. – Она уже забыла, когда маму трезвой видела.

– Тресну, Лисицына! – угрожает родительница. – Ты как со мной разговариваешь, дрянь?

Началось… Поднимаю руки, давая понять, что не собираюсь слушать её воспитательную беседу.

– А ну, стой! – выбрасывает сигарету прямо в окно, не думая о том, что наша соседка снизу каждую неделю собирает окурки с клумбы.

Она там цветы выращивает. Но вряд ли они могут как-то сгладить впечатление об этой неблагополучной пятиэтажке.

– Сядь-ка. Я это… видела тебя с твоим Данькой, – заявляет, хмыкая.

Я непонимающе жму плечом.

– Дружим мы, и что?..

– Дружит она. Ты чёй-то, слепая, что ль? Не видишь, как он облизывает тебя взглядом?

– Мам, – морщусь я. – Не надо. Не хочу слушать эти мерзости.

– Нет уж послушай! Если не хочешь потом как я страдать. Нечего якшаться с этими золотыми детками! Не чета ты им, ясно? – напирает на меня, обдавая запахом водки. – Хороша ты у меня, Лялька, не поспоришь, хороша… Худая, белокожая, смазливая, губастая. Мужики таких ой как любят!

– К чему этот разговор, мама? – хмурю брови.

– Я ж за тебя пекусь, дура! – сжимает мои скулы холодными пальцами. – Чё, подпускала уже к себе кого?

Щёки полыхают, я заливаюсь краской. Горячий стыд затапливает от ушей до пят.

– Ой, чёй-то раскраснелася-то! – улыбается гаденько.

Я отдираю от лица её руку. Мне противно, что она поднимает эту тему в таком ключе.

– Ляль, – слышим голос сестры.

Ульяна замерла в коридоре. Стоит, кулачком потирая глазки.

– Иди пить чай, малыш, – отодвигаю стул и сажаю Ульяну за стол.

– Я за подарком для Валеры. Расчеши её, а лучше подстриги, – недовольно бросает напоследок мать, исчезая за дверью.

Ульянка понуро опускает голову. И у меня душа на части рвётся, когда я вижу, что она опять плачет.

– Солнышко, а мы с тобой сегодня будем нянчить Черныша, – пытаюсь отвлечь её я.

– Да? – радостно переспрашивает.

Наливаю чай, разбавляю холодной кипячёной водой. Открываю холодильник и достаю нарезку. В конце концов, на мои деньги она была куплена. Имею право сделать Ульяне бутерброды.

– А ещё в Бобрино поедем, представляешь?

– Ура, – почти весело говорит она, сжимая в маленькой ладошке хлеб с колбасой и сыром.

Пока младшая кушает, собираю наш рюкзак. Затем мы одеваемся и отправляемся на работу. По пути играем в слова и останавливаемся понаблюдать за белочкой, таскающей орехи из кормушки.

Зоомаркет закрыт на ключ. Внутри темно, и я в недоумении смотрю на часы. Десять минут одиннадцатого.

Женщина с миниатюрным чихуахуа в руках возмущённо вглядывается в график работы магазина и, ворча под нос, уходит. Мимо неё вихрем пролетает запыхавшаяся Аллочка. Машет мне сумкой, на ходу доставая ключи. Директор точно её уволит, если она ещё раз попадётся. Опаздывает постоянно. То красится долго, то с парнями по пути на работу знакомится. И всегда у неё ЧП.

– Привет, девочки! – тяжело дыша, тараторит раскрасневшаяся Шевцова, позвякивая связкой ключей в руках. – Еле добралась, ой, такой коллапсас там!

– Коллапс, – на автомате исправляю я.

– Та неважно, – улыбается блондинка, интенсивно пожёвывая жвачку, от чего длинные серёжки в её ушах трясутся.

Заходим в магазин. Аллочка включает свет, и мы вздрагиваем от шороха и галдежа.

– Вау! – восторженно шепчет Ульянка.

– Твою-то ж мать! – присвистывает Шевцова. – Удрали, представляешь!?

Я в шоке смотрю на многочисленных волнистых попугайчиков, разлетающихся во все стороны.

– И сколько их? – ошарашенно любопытствую.

– Олежка привёз вчера шестьдесят…

Мои брови ползут вверх.

Шестьдесят…

Олежка – это, к вашему сведению, наш директор Олег Дмитриевич. Так-то он в отцы ей годится.

– А я говорила ему, что клетка сломана! Всё жмутся да экономят, не хотят тратиться на новую!

Звякает колокольчик, извещая о том, что на пороге появился первый посетитель.

– Открылись? – недовольно интересуется та самая женщина, которая стояла со мной на улице.

– ЧП у нас, не видите, что ль? – выпроваживая её за дверь, отвечает Аллочка. – Приходите после обеда, а лучше завтра.

– А вдруг она пожалуется, – переживаю я.

– Ой, да ну, – бросая сумку за прилавок, с сомнением говорит Алла. – Ну чё, Лисицына, сачки нам в помощь.

6. Алёна

Аллочка сдувает прядь обесцвеченных волос с влажного лба и спрыгивает со стула.

– Пятьдесят девять, – сообщает, стаскивая хозяйственные тканевые перчатки.

– Может, мы ошиблись, когда считали? – почёсывая левую бровь, предполагаю я. Очень даже вероятно, учитывая, что Шевцова сбивалась дважды.

– Да леший с ним, поймаем, Алён. Не змея, так что не страшно. – Её аж передёргивает.

Видимо, вспомнила недавно произошедшее у нас ЧП. Из террариума пару недель назад уполз удав Григорий. Вот где был ужас! Мы два дня его найти не могли на просторах нашего зоомаркета, до тех пор, пока Аллочка не завизжала диким криком.

Дело в том, что по просьбе покупателя она доставала с верхней полки корм и почувствовала, что рука коснулась «беглеца». Завопила как пожарная сирена. Пожилая женщина, стоявшая рядом, схватилась за сердце. Благо, Олег Дмитриевич очень удачно появился в магазине. Удав был пойман, а Шевцова пришла в себя после доброй порции валокордина.

«Ненавижу этих тварей ползучих», – стирая слёзы с раскрасневшегося лица, произнесла тогда она, вцепившись в руку нашего начальника. Директор до сих пор на эту тему хохочет. Он не был в курсе фобии своей подчинённой и не догадывался о том, что в террариуме всё это время убиралась только я. Хорошо хоть кормил он его сам. Мне страсть как жалко маленьких хомячков и мышек. Прямо сердце кровью обливается, когда понимаю, что разводим мы их лишь для того, чтобы они стали чьим-то завтраком. Несправедливо.

После утомительной поимки волнистиков Аллочка по традиции принимается за макияж, а я кормлю многочисленных животных, населяющих наш зоомагазин: мелких грызунов, шиншилл и декоративных кроликов, которых так обожает моя Ульяна. Насыпаю зерновую смесь шумному семейству: выпорхнувшим из клетки попугайчикам, канарейкам, неразлучникам и болтливому жако Аркаше. Рыбки тоже не остаются без внимания. Я позволяю Ульяне угостить их сухим кормом из баночки.

– Ну всё, время чая, – торжественно провозглашает Шевцова, закончив наводить марафет. – Тебе ещё аквариумы сегодня чистить.

Я напрягаю память и хмурю брови.

– Так сегодня вроде как твоя очередь…

– Ну Алён, глянь, какой у меня маникюр! Только сделала в салоне. Смотри, какой рисунок бомбезный получился! – лучезарно и кокетливо улыбается, показывая мне свои длинные ногти, на которых изображены чёрные кошечки.

Я вежливо киваю. От модных тенденций я далека… Ей бы на эту тему с моими одноклассницами пообщаться, а не со мной.

– Класс, да? Еле уговорила Ирку из «Бьюти» прийти за час до открытия. Тебе, Лисицына, тоже не мешало бы привести себя в порядок. Маникюр, педикюр, – придирчиво осматривает Аллочка мои пальцы.

– Так ты поэтому, что ли, опоздала? Ногти делала? – ужасаюсь я, игнорируя её дельные советы.

– Ну да. Я и к Ире-то опоздала, из дома поздно вышла, в метро ещё застряла. Говорю ж, коллапсас, – отмахивается девчонка и включает в розетку чайник, который нам любезно привёз Олег Дмитриевич.

Коллапсас…

– Знаешь, я помою аквариумы, потому что боюсь за тех дорогущих цихлид. Вдруг они отравятся, – с опаской смотрю на свежий маникюр.

– Лисицына, ты – чудо! – целует меня смачно в щёку. – Ой, Алёёёнка! Я вчера с таким парнем познакомилась! Мечтаааа…

Я хмыкаю. Она вот так томно всякий раз вздыхает. Да только все эти герои якобы её романа исчезают из жизни так же быстро, как появляются.

– А Костя? – спрашиваю снова с недоумением.

– А что Костя? Костя – это стабильность. Он дарит мне подарки, свидания устраивает. Нравится моим предкам. Студент МГУ, при деньгах, с отдельной хатой. Пусть будет, – ненавязчиво подставляет чашки, намекая, чтобы я разлила нам чай.

– Ну обманывать-то его зачем, – аккуратно порицаю её я.

– Ой, Лисицына, чё ты правильная-то такая! Не дели мир на чёрное и белое. Я ж с остальными так, развлечения ради. Я своего академика ни за что не брошу. Мне ещё это, женой гения становиться. Ну во всяком случае, первый брак я планирую с ним.

В шоке распахиваю глаза. Рассуждения Шевцовой в голове не укладываются.

– Вадика, кстати, я бросила. Тяжело, знаешь ли, с двумя сразу встречаться. За телефоном надо постоянно следить, да и времени на себя в обрез остаётся.

Я качаю головой.

– Что бы ты понимала, Лисицына! – фыркает она.

– Я просто не знаю, Ал… Костя – хороший парень, что тебе ещё нужно?

Усаживаю за стол Ульяну и ставлю перед ней чашку с ароматным чаем. Сами же возвращаемся в зал за прилавок. Стёкла прозрачные, так что всегда можно незаметно и вовремя убрать кружку до того, как в магазин войдёт клиент. В этом преимущество расположения нашего помещения. Торец здания, чуть левее от центрального входа в ТЦ «Мегаполис».

– Зануда он, понимаешь? Ботанище. Как начнёт про эту свою квантовую физику заливать, так мне плохо становится, – пучеглазится Аллочка, доставая из пакета круассан. – Угощайся. От твоего ненаглядного Костика как раз. Вчера привёз вечером.

– Какой молодец…

– Я на него наорала, – в очередной раз удивляет меня блондинка. – Будто он не знает, что я на диете!

Скептически вскидываю бровь, глядя на то, как выпечка стремительно исчезает во рту Шевцовой.

– И не надо так смотреть. До вчерашнего дня была на диете!

– А, – смеюсь, – ясно…

– Не всем ж так везёт, как тебе! Вобла ты гадкая! – скользит по моей фигуре недовольным взглядом. – Завидую я тебе, Лисицына! Но ты помнишь, бег – ну ваще ни разу не моё.