– А вы слышали про того волка, что недавно поймали в ближнем лесу? Такой огромный, страшный… Говорят – он ел людей!

– Ел, да! Только не волк это был, а медведь! Моя госпожа рассказывала…

– А моя говорила…

Посторонясь, Никита Петрович приподнял шляпу и подмигнул девушкам:

– Да пошлет вам Господь удачу, девы!

– И вам того же, любезнейший господин! И вам того же!

Споря насчет волка… или медведя… служанки пошли дальше, Бутурлин же, беспечно насвистывая, посмотрел им во след, как, верно, поступил бы любой молодой человек, встретив на пути симпатичных девушек, пусть даже и служанок.

Посмотрел…

Черная тень поспешно скрылась за каменным крыльцом. Прятался, гад! Но шляпато торчала! А зеленщикто прав оказался. Молодец Кристина – предупредила своих людей. Ах, добрая душа. Добрая и весьма целеустремленная! Этак и впрямь скоро лавку откроет.

Однако какой настырный тип! Спрашивается, чего же ему надо? Так и просить! А для начала – напугать…

Резко прибавив шагу, Бутурлин свернул в ближайший же проулок – узкий и темный, прижался к стене и вытащил шпагу. Таких умелых фехтовальщиков, как Никита, называли диестро… Спасибо старому пирату Рибейрушу, царствие ему небесное!

Оппа! А вот и наша шляпа! Черная, такой же черный плащ поверх серой, без всяких украшений, куртки с широкими рукавами – дублета, застегивающегося на простые деревянные пуговицы. Небедно, но неброско. Сразу и не поймешь – богат или беден? Так обычно одевались сторонники учения Кальвина да и многие лютеране – тоже.

Немолод, однако плечист и, видно, силен… И да – черная повязка через левый глаз! Одноглазый…

– И что вам от меня нужно, любезнейший? – Капитан резко отступил от стены. Острие его шпаги уперлось одноглазому в грудь. Малейшее его движение и…

Незнакомец ничуть не смутился, лишь хитро прищурил уцелевший глаз:

– Никита Петрович? Майор рейтарского полка государя Алексея Михайловича?

– Вы меня с кемто…

Черт! Одноглазыйто спросил порусски! Откуда он… Шведский шпион? Или…

– Я прямотаки вижу, как шевелятся под вашей шляпою мысли! – неожиданно расхохотался незнакомец. В речи его чувствовался акцент, совсем небольшой, какой бывает у иностранцев, давно живущих в России.

Впрочем – мог быть и шпион! Не так уж и сложно установить, кто такой Никита Петрович Бутурлин.

– Вам поклон от Афанасия Лаврентьевича.

Хм… Никита опустил шпагу, но все же в ножны пока не убрал – старший царский дьяк и губернатор недавно захваченной части Ливонии Афанасий Лаврентьевич ОрдинНащокин был человеком известным.

– Вы позволите мне коечто достать? – улыбнулся одноглазый.

Бутурлин молча кивнул и насторожился – этот тип мог вытащить сейчас все, что, угодно – кастет, кистень, нож…

– Нет, нет, ножи я метать не собираюсь, – незнакомец словно бы прочитал мысли! Усмехнулся:

– Вот…

На ладони его блеснула… половинка большой серебряной монеты!

Никита Петрович, наконец убрав шпагу, вытащил из висевшего на поясе подсумка такую же… Сложенные вместе, половинки превратились… в аугсбургский талер с профилем императора Фердинанда – одну из самых ходовых монет в последние лет пятнадцать.

– С этого бы и начинали, – вернув половинку хозяину, недовольно пробурчал Бутурлин. – Я ведь мог и…

Одноглазый пожал плечами:

– Откуда я знал, что вы – это вы? Видел при дворе, да… Но нынче вас сложно узнать… и я не был уверен. А память на лица у меня отличная! Где бы нам переговорить?

– Может быть, пройдемся к морю?

– Ннет, – посланец с сомнением покачал головой. – Лучше бы там, где шумно и много народу…

– Тогда – таверна! – рассмеялся молодой человек. – Знаю тут, неподалеку, одну… Вы голландец?

– Англичанин.

– Тогда лучше говорить порусски. Англичан здесь не шибко жалуют. А русскую речь примут за польскую.

– Хорошо…

Таверна «У старого моряка» располагалась на углу Королевской улицы и улицы Медников, и представляла собой вытянутое трехэтажное здание с харчевней на первом этаже и съемными комнатами на втором и третьем. Комнаты на втором сдавались не только постояльцам, но и для утех свободной любви, падших женщин в таверне хватало. Как и в любом портовом городе, что уж тут говорить!

Две таких тут же пристали к Бутурлину и его спутнику, едва только те вошли.

– Не хотят ли господа отдохнуть?

– Всего два далера, господа… Ладно – далер…

Далее цены быстро упали до полсотни скиллингов… Впрочем, такими испитыми, далеко не первой молодости, дамами, наверное, побрезговал бы и самый изголодавшийся по женской ласке моряк, только что вернувшийся из дальнего плавания.

Впрочем, черт с ними, с дамами, хватало посетителей и кроме них…

Усевшись в углу, вошедшие заказали по кружке пива и рульку с квашеной капустой и зеленью. Ну и две краюшки хлеба, конечно.

– Коечто вам надлежит знать, – одноглазый машинально постучал по столу кусочком хлеба.

А ведь он – моряк, спрятал усмешку Никита Петрович. В условиях дальних плаваний в сухарях частенько заводятся черви – вот моряки их и выстукивают. Как вот этот сейчас…

Посланец и говорил, как моряк – быстро, короткими рублеными фразами.

– В Швецию везут золото. Недавно пришло три пинаса! Много золота. А еще – слоновую кость и черных рабов!

– Африка? – тут же догадался Бутурлин. – Фактории начинают приносить плоды…

Чтото слышал уже об Африке… о Шведской Африканской компании и некоем господине Карлове… нет – Карлоффе…

– Африка, – одноглазый согласно кивнул. – Все это надобно пресечь – и быстро. Так приказал государь!

– Сам государь!

– Да, – тонкие губы посланца искривились в мимолетной улыбке. – А еще сказал – шиш с маслом шведы получат, а не золото и рабов!

– Шиш с маслом! – хохотнул капитан. – Ишь как!

– Да, так! И это важное дело государь поручил вам, Никита Петрович, – хлебнув пива, собеседник понизил голос. – Вам нужно быть в Африке. Где шведы. И – как можно быстрей. Что делать – понимаете?

– Понимаю… – Бутурлин задумчиво кивнул и качнул головою. – Только пока не понимаю – как?

Простившись с посланником, Никита Петрович отправился домой – думать. В принципе, «Глюкштадт» дошел бы до Африки запросто… Вот только хватит ли одного корабля? Приказано действовать быстро, а снарядить еще парочку судов – и, главное, набрать команду – дело весьма муторное. Да и шведы, наверняка, прознают – их шпионами весь Копенгаген кишмя кишит! Прознают, устроят засаду в какомнибудь проливе… Нет, на первое время достаточно будет одного «Глюкштадта» – корабль на хорошем ходу и пушек хватает, да и команда проверенная – головорезы один к одному. И отправиться можно хоть завтра – к рейдам капера шведские соглядатаи уже привыкли, увидят, что корабль ушел… а куда? Эзель, Готланд… Или даже в Рижский залив – ошиваться недалеко от Риги! Вряд ли они смогут прознать про Африку, вряд ли… Потом – очень может быть – ктото из высокопоставленных лиц и проговорится – а без их соизволенья никак! Однако главное, чтобы тихо было сейчас, чтобы спокойно пройти проливы…

А раз так, значит – что? Правильно, надо скрыть подготовку к дальнему морскому походу! А как скроешьто? Африка не Эзель, не Рижский залив – припасов потребуется немало… Вино, бренди, солонина, твердый – гвозди можно заколачивать – сыр, лимоны от цинги, сухари, крупы, вяленая рыба, сушеные фрукты и прочее, и прочее, и прочее! И это все – в очень даже приличных количествах! От чужих глаз не скроешь. Интенданты, купцы, складские – в порту каждая собака знать будет. Можно, конечно, пустить слух, что, мол – в Америку… Может, и поверят… Только перепроверят – обязательно! Уже специально будут выспрашивать – на самом верху…

И что ж тогда делатьто? Как скрыть? Пройти бы проливы… А там – не догонит никто!

Флот у шведов силен… Но ведь и датский не хуже! Выставить на защиту несколько двух, трехдечных судов с множеством пушек – запросто! Однако, тут уж тогда совсем никаких секретов не останется. И шведы вполне могут к африканским берегам небольшую эскадру отправить. А оно надо?

Так, черт возьми, что же делатьто? Как всю подготовку скрыть?

Усевшись на ложе, Бутурлин обхватил голову руками. Как скрыть? Как сохранить тайну? Вот ведь – задача… Еще и про команду не забыть – морячки потрепать языками любят! Обязательно проговорятся в тавернах, прихвастнут.

Можно, конечно, и приказать, чтоб молчали. Однако – выполнят ли приказ? Не по злой воле болтать будут, а так, по глупости.

Несмотря на еще молодой возраст, Никита Петрович был человеком опытным и неплохо знал людей. А потому, поразмыслив, пришел к выводу, что пытаться сохранить тайну при снаряжении судна в дальний поход – дело бесполезное. Слишком уж много в него вовлечено посторонних. Да и на своихто, честно сказать, надежда слабая. Не так уж и давно Бутурлин командовал «Глюкштадтом», хоть и успел себя зарекомендовать, тем более – перед собственнойто командой!

Что же, пока не получается ничего придумать… Так и оставить эту мысль до вечера или вообще до завтра – пусть вызреет. Пока же не худо было бы поговорить со знающими людьми – хотя бы с тем же маркизом – по поводу шведских факторий в Африке. Хоть какоето представление иметь.

И – Карлофф! Да – Карлофф! Чувствовал Никита Петрович – сей обиженный господин может оказаться весьма полезен.

Сведения о шведской Африке, Карлофф… Где все это взять? Правильно – все там же, на ассамблее у красотки ДагмарыФедерики Линнстад! У нее ведь каждый день ассамблеи – средства позволяют – вот и сегодня наверняка ктонибудь ошиваться будет. Но сперва надобно переговорить об Африке со старым маркизом.

В нетерпении Никита Петрович – риттер Николаус ван Хеллен – явился в особняк загодя, когда все еще отсыпались, и даже слугапривратник выглядел заспанным.

– Госпожа маркиза еще только встала… Прошу вас немного обождать в зале, мой господин. Трубку? Бренди? Шнапс?

– Неси, пожалуй, яблочную… Да! И доложи обо мне маркизу!

– Никак не смогу доложить, херр Хеллен! – старый слуга обескураженно развел руками. – Господин маркиз нынче еще при дворе и, верно, вернется поздно. Прощу вас, проходите…

Ведомый слугой, молодой человек поднялся по беломраморной лестнице в малую залу, светлую, с большими окнами и светлозелеными стенами, украшенными позолоченною лепниною. Всякие там амурыпсихеи, узорыорнаменты… В простенках висели картины в богатых золоченых рамах. Не особо большие – как раз для дома – но очень красивые, Бутурлину нравились. Подобные висели и в шведском Ниене, и даже в родном для Никиты Петровича Тихвинском посаде, в домах богатых купцов, связанных с иностранной торговлей. У толмачей даже имелись, у лоцманов… Ну, а что – красиво! Жаль, на Руси таких не писали, почемуто както было не принято.

Эти вот фрукты, посуда, дичь назывались «натюрморты», что пофранцузски значило – «мертвая натура» или както так. Поля же, леса и все такое прочее именовались тоже пофранцузски – пейзажами. Пейзажи Бутурлину нравились больше всего, особенно вот этот вот – с мельницами. Ну, это ж надо так нарисовать, чтобы как в натуре все! Поистине, сие возможно лишь с соизволения Божьего…

А парсуны – портреты – тоже неплохи! На Русиматушке с недавних пор тоже так пишут. Правда, те на иконы больше похожи, эти же – как живые! Вот важный господин в шляпе, а вот – разбитная девица с распущенными волосами… Ишь, смотрит прямо в глаза, коровища… и улыбка такая… распутная улыбкато, разбитная, прямо как у недавней знакомой – Кристинки… Кристинка… Ишь, одноглазогото ее человек показал – зеленщик! А с чего бы это она вдруг решила помочь? И с чего бы зеленщику про него, Никиту, рассказала? Зачем? Хм… странно, непонятно… и – требует отдельного размышления! Да, да – все непонятное должно быть объяснено! Он ведь ей, Кристинкето, никто. Просто добрый человек, как она почемуто решила…

– Нравится, мой дорогой Николаус?